Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

Я не о тех,
Кто в плен попал,
Рук не подняв в суровом поле,
Кто как подкошенный упал,
В себя придя
Уже в неволе.
Да будет справедливым стих,
Не ранит тех,
Кто, обессилев,
Был предан матери-России!
И я, конечно, не о них...

Что слава?
Дым и жалкий тлен.
И подменяют постепенно
Бессмертье
Не пошедших в плен
Трагедией военнопленных,
Понятно,
Не легко в плену.
Понятно,
Что и там сражались.
Понятно,
Вызывают жалость
В плену проведшие войну...

Но, думая об их судьбе,
Я помню мужество солдата,
Что бросил под ноги
Себе
Уже последнюю гранату.
С последней пулей
У виска
Рванулось дуло пистолета,
И смерть взяла
Политрука:
Он спит в снегах
Под Ельней где-то.

На их могилах — по звезде.
Их нет в живых.
Но вы не верьте,
Что правы не они,
А те,
Кто в плен пошел, уйдя от смерти.

Иным покажется порой,
Такое слушая сегодня,
Что неизвестно,
Кто герой:
Кто принял смерть
Иль руки поднял?

Больная, так сказать, струна.
И на нее легко поддаться.
Не дай-то бог, опять — война!
Нам, что же, в плен идти сдаваться?

О, как того враги хотят:
Чтоб потускнели наши флаги,
Чтоб мы забыли
Тех солдат,
Что свято верили присяге!
Я приобщаюсь к их судьбе.
Случись такое, как когда-то,
Я брошу под ноги
Себе
Уже последнюю гранату.
По мне судьба политрука,
Что спит в снегах
Под Ельней где-то,
И — дуло,
Дуло пистолета
С последней пулей
У виска...

И слава тем,
Кто грудью встал,
Кто выстоял в сраженьях жарких
И с полным правом
В Трептов-парке
С мечом
Взошел на пьедестал!

Все те же звезды в черной мгле,
В своем пространстве безвоздушном.
Но знаю я:
Они не равнодушны
К рождению и смерти на земле.
Я перед их величьем замираю,
Ведь не случайно
Миллионы лет
Несли они,
До срока умирая,
На нашу землю свой далекий свет.
Им нелегко, наверное, скиталось.
Но заглянули
В наш двадцатый век
Свидетели того,
Как жизнь рождалась,
Как вырос в ЧЕЛОВЕКА
Человек.

Они в своем величии спокойны.
Но почему-то, думается мне,
Они грустят,
Когда пылают войны,
И радуются
Мирной тишине.

Еще недавно,
Грусти не скрывая,
Они беззвучно плакали
Вдали
И тихо опадали,
Застывая
На обелисках горестной земли...

Им радостно
Глядеть на нашу землю,
На мир,
Что нами выстрадан в бою.
И каждая из них
Покою внемлет,
Как мы весной внимаем соловью.

Им важно знать,
Что мы — творцы и боги,
Нам можно тайны доверять свои;
Им важно,
Что они не одиноки,
Что с ними — люди,
С ними — соловьи!

Пролог
Набатные
Молчат колокола.
Их музыка
Как будто умерла.
Им не звучать
Над Волгой,
Над Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой-рекой.
Их гневный голос
Навсегда затих,
Как в колыбелях,
В звонницах седых...

А было — били,
На подъем легки.
И купола
Сжимались в кулаки.
И мирный люд
Снимался со дворов
И шел на гуд
Литых колоколов.
И пахари,
Не допахав борозд,
Вставали над землею
В полный рост,
И ржали кони,
Чуя седоков,
И разлетались искры
От подков.
И так — всегда,
Когда грозит беда...

Теперь — не то,
Теперь — не те года.
Набатные
Молчат колокола.
Их музыка,
Похоже, умерла.
Им не звучать
Над Волгой,
Над Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой-рекой.
Их гневный голос
Навсегда затих,
Как в колыбелях,
В звонницах седых.

А жаль!..
Покамест нам
Грозят войной,
Покамест не спокоен
Шар земной,
Я бы хотел,
Чтоб в дни победных
Дат
Гудел
Предупреждающе
Набат!

Над Волгою гудел
И над Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой-рекой,
Гудел,
Не уставая говорить,
Что с русскими
Не следует дурить,
Что русские,
Как никогда, сильны,
Хотя они
Устали от войны!..

И пусть молчат,
Молчат колокола.
Я знаю —
Память их не умерла,
Она живет —
Над Волгой,
Над Окой,
Над вольным Доном,
Над Москвой-рекой!

Ни возгласа,
Ни слова примиренья,
Я — безымянный.
Я — умру в ночи.
Меня уже пытали палачи
За семь веков
До моего рожденья...

У рыжего эсэсовца
Глаза
Глядят так ненавидяще и стыло,
Как у того,
Что семь веков назад
Мне выжег очи
И зарыл в могилу.

Вначале,
Ласку на лице храня,
Суля чины,
Кресты,
Богатство,
Званья,
Он Родину предать
Просил меня,
Но понял,
Что — напрасные старанья.

Теперь он бьет.
Который день!
Он бить
Уже устал,
Как пес последний лая.
Вот он меня грозится
Ослепить.
Но дважды ослепить нельзя,
Я знаю.

Он разъярен.
Он не поймет никак —
Откуда у меня берутся силы.
А я — бессмертен,
Как бессмертен флаг,
Что вечно реет
Над моей Россией!

Бессмертен я,
Пока они живут —
Смоленские, рязанские березы,
Пока по небу облака плывут
И травы на заре
Роняют росы.

Пока бессмертны
Ленина слова,
Пока жива священная свобода.
Бессмертен я,
Пока она жива —
Бессмертная История народа.

В краю березовом, веселом,
Под светом ласковой земли
Стояли
Солнечные села
И реки
Быстрые текли.

Там жили русичи,
Которым —
Уж так велось из века в век —
Был каждый ствол березы
Дорог,
Поскольку он
Дарил им свет.

Дарил им сок
Порой весенней,
А летом — радужную тень,
Дарил здоровье
И веселье
На троицын веселый день.

Был многолик — не без причины —
Березы праведный удел.
В ней — и дрова,
И свет лучины,
И угли
Для кузнецких дел.
И деготь,
Что сродни бальзаму
И для телег,
И для телес...
Весенний свет перед глазами —
Березовый веселый лес!..

И дух березовый
По баням
Гулял —
Аж не видать ни зги.
Какие из березы сани,
Какие дуги-радуги!

А кто из младших братьев наших —
Мы вспоминаем, повзрослев, —
Не ел березовую кашу,
С той каши сразу поумнев?

А береста?
Какое благо,
Какие, право, чудеса!
И туеса
Для летних ягод,
И для орехов
Туеса.

В той бересте
И связь живая
С историей, что не молчит,
И переписка
Деловая,
И вздох влюбленного в ночи...

Раскачивались,
Словно пели,
Среди березовых лесов
Берестяные колыбели,
Как маятники от часов.

Они отсчитывали время,
Они выпестывали нас —
Рожденное для мира племя
И для войны —
В урочный час...

Нет, не ждали мы гостей —
Эдакого чуда:
Триста тысяч
Лошадей,
Тысяча
Верблюдов.

Бешено
Колокола
Били,
Били,
Били!
Вздрагивали
Купола
И гостей слепили!

Ощетинилась сосна,
Ель колючей стала.
И берез белизна
По глазам
Хлестала!

У Батыя от берез
Слезы,
Слезы,
Слезы.
Не сдержать Батыю слез —
Больно
Бьют
Борезы!
Ни проехать,
Ни пройти —
Все березы на пути.

Не проскачет богатырь,
Не пробьются грозы!..
И тогда
Велел Батый
Вырубить березы.

В селе,
Где храм был бело-розов,
При храме,
Но в своей избе,
Жил человек с душой березы,
С ее судьбой
В ее судьбе.

Семен,
Родившийся весенним
Черемуховым светлым днем,
Был хлеборобом
По рожденью,
А по призванью —
Звонарем.

Призвание — не наказанье,
И медные колокола
Звучали так,
А ж над Рязанью
Летела музыка села.
Летела,
Оглашая лоно
Родной березовой земли
Малиново-медовым звоном
В беспечно дремлющей дали.

В жару ли,
В холод ли,
В морозы —
Семен, бывало, отзвонит,
Он отзвонит,
А гул в березах,
Как эхо, все еще стоит.

Шумят березы —
Глянуть любо:
Краса земли светла, мила...
Великим был березолюбом
И прирожденным жизнелюбом
Звонарь из нашего села.

Бывало,
Солнце замирало,
Сбивались облака в кружок,
Когда играл
В тумане алом
Берестяной его рожок.

Он был затейник
И кудесник,
Знаток движения светил.
И это он
Березе
Песню
Во дни веселья посвятил.

Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли, люли, стояла,
Люли, люли, стояла.

Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати,
Люли, люли, заломати.

Я ж пойду погуляю,
Белую березу заломаю.
Люли, люли, заломаю,
Люли, люли, заломаю.

Срежу с березы три пруточка,
Сделаю три гудочка.
Люли, люли, три гудочка.
Люди, люди, три гудочка.

Четвертую балалайку.
Пойду на новые на сени.
Люли, люли, на сени.
Люли, люли, на сени.

Стану в балалаечку играти,
Стану я милого будити.
Люли, люли, будити,
Люли, люли будити.

— Встань ты, мой милый, проснися!
Ты, душа моя, пробудися!
Люли, люли, пробудися,
Люли, люли, пробудися.

Вот тебе водица, умойся!
Вот тебе полотенце, утрися!
Люли, люли, утрися,
Люли, люли, утрися.

Вот тебе икона, помолися!
Вот гребешок, расчешися!
Люли, люли, расчешися,
Люли, люли, расчешися.

Вот тебе башмачки, обуйся!
Вот тебе кафтанчик, оденься!
Люли, люли, оденься,
Люли, люли, оденься...

Когда умрет
Последняя береза,
Умрет последний
Русский человек —
Заплачет небо!
И, как ливень, слезы
Обрушатся в проемы мертвых рек.

И тишина
Расколется от грома,
Накроет травы
Черная вода,
И медленно
Закружатся вороны
Над горьким прахом
Нашего труда.

И жизнь славян
Покажется вопросом,
Который никому не разрешить, —
И вряд ли вспомнят нас,
Русоволосых,
Великих...
Не умевших дружно жить.

Семен,
Восстав от сна до зорьки,
Взойдя к своим колоколам,
Узрел пришельцев
Взглядом зорким.
Услышал стук, и гвалт, и гам.

И так колокола восстали,
Что мертвый
Должен был восстать!..
Но, как ни странно,
Люди спали.
И он один
Пошел на рать.

И думал лишь с недоуменьем
О людях своего села:
То ли нашло на них
Затменье,
То ль глухота свое взяла?

То ль убоялись супостата?
То ль оттого никто не встал,
Что каждый
Собственную хату
За хату крайнюю считал?..

И конь дорогою привычной
Сквозь сизый лес Семена нес.
Завидев рать,
Он крикнул зычно
И дедов меч легко вознес.

И с верой в родину, как в бога,
Завидев мертвые стволы:
— Не дам, — вскричал, —
Березы трогать,
Что сердцу русича милы!..

И от его меча —
О чудо! —
Вдруг стало в сумерках светло.
— Кто вы такие,
И откуда,
Как саранчу, вас принесло?!

Зачем пришли на нашу землю?.. —
И, взора не сводя с меча,
Батый,
Семена гласу внемля,
Из свиты кликнул толмача.

— Ну, хорошо, —
В спокойном тоне
Батый с достоинством сказал, —
Деревья мы твои не тронем,
Скажи дорогу на Рязань...

Вдали пропел хрипатый кочет.
И, шутовской отдав поклон:
— А больше ничего не хочешь? —
Спокойно вымолвил Семен.

Батый как будто не заметил
Озлобленного шутовства.
— Хочу, — негромко так ответил, —
Но выслушай меня сперва.

Ты, вижу, храбр.
Батыр сложеньем.
И я, завоевавший мир,
Тебя прошу об одолженье:
Иди служить ко мне, батыр.

Ну, кто ты?
Червь!
А я навеки,
Коль захочу, озолочу.
Я дам тебе поля и реки
За службу,
Если захочу.

Я дам тебе рабынь красивых
Из всех земель, что покорил.
Ценю я в людях мощь и силу,
Я многих
Щедро одарил.

Я дам тебе коней,
А кони
У нас не кони,
А гроза!
Деревья мы твои не тронем,
Веди дорогой на Рязань...

Толмач переводил толково.
И, обратившись к толмачу,
Сказал Семен:
— Я тоже слово
Ответное
Сказать хочу.

Мне не страшна твоя немилость,
Мне милость
Застит белый свет.
Так знай, завоеватель мира,
Что на Рязань
Дороги нет.

Твои посулы презираю.
Они постылы.
Потому
Я жизнь свою не замараю,
Уж лучше честно смерть приму.

Ты — хан.
Тебе со мною драться
Негоже, знаю, да и зря.
Я все решил.
Пора решаться!
Любого кличь богатыря.

Не посрамлю земли родимой,
С которой вместе жил и рос... —
И завязался
Поединок
При свете утренних берез!

Со сталью сталь сошлись, бряцая.
А тот,
Еще недавний звон,
Течет,
Набатно восклицая:
— Держись, Семен!
Держись, Семен!..

За ним —
Исполненный любови
Отцовский край
И свет берез.
А за пришельцем —
Реки крови,
И горе вдов,
И море слез.

И ханские рокочут трубы,
Мол, надобно кончать скорей...
С тоской
Глядит Батый на трупы
Поверженных богатырей.

— Пора кончать! —
Батый рукою
Махнул.
И воины его,
Как полноводного рекою,
Пошли,
И все — на одного.

Был выбит меч из рук Семена.
Пощады воин не просил,
Лишь беззащитно-горьким стоном
Леса родные огласил.

Его скрутили и связали...
Батый невиданно зверел.
И вновь,
Чтоб путь пробить к Рязани,
Рубить
Березы
Повелел.

Чтоб щедрость ханскую прославить,
От гнева поостыв,
Не зря
Одну
Он повелел оставить
Для русского богатыря...

Глядит Семен глазами боли
И в кровью залитой заре
Сквозь дымку видит
Чисто поле
С одной березой на бугре.

Был щедр Батый,
Велик и грозен...
По воле пришлого царя
На той
Единственной березе
Враги распяли звонаря.

Он умирал,
Дивясь невольно
Тому, что надо умирать,
Что умирать совсем не больно,
Вот только больно сознавать

Свое бессилие
Пред теми,
Кто одолел тебя в бою,
Кто сеять ненависти семя
Пришел на Родину твою.

Ах, как же больно,
Что с любимой
Пожить в согласье не успел,
Не дал детей земле родимой.
Но все же Родину воспел.

Успел
Еще до Коловрата
Он встретить вражескую рать...
Страшна Батыева расплата.
И все ж не страшно умирать.

Он умирал,
Того не зная —
Да и откуда б ведал он! —
Что не Батыю,
А Мамаю
В то утро он нанес урон;

И что до Дмитрия Донского
Еще за полтораста лет
Ко славе поля Куликова
Он проторил свой кровный след.

Он сделал все
Во имя дела,
Которым Русь уже жила...
Над ним береза шелестела,
Как будто тихо песню пела
И сон героя берегла.

Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли, люли, стояла,
Люли, люли, стояла.

Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати.
Люли, люли, заломати,
Люли, люли, заломати...

Так что же случилось с тобою,
Земля,
Что в холодной ночи
Березы —
На поле боя,
А воины — на печи?

Каленые стрелы Батыя
Им видеть не довелось.
И снится им,
Снится Россия —
Белая от берез...

Когда же от сна они встали,
Увидели —
В серой мгле
Березы
Белели крестами
На вытоптанной земле.

Кровавые росы,
Как слезы,
С ветвей, что зарей обожгло,
Роняла печально береза
Распятому на чело.

Ему уже боли не слышать
И павших не видеть берез.
И было так тихо,
Что тише
Нельзя и представить всерьез.

Рыдала над телом подруга.
Поверженно стыли леса.
И люди
Стыдливо
Друг другу
Заглядывали в глаза...

Вдруг сами собой загудели
Семеновы колокола.
И поняли люди на деле,
Что Родина к мести звала.

Набатным
Неистовым звоном
Над кладбищем мирных берез
Звала
Отомстить за Семена,
За горе, что ворог принес.

Звала
К единенью,
В котором
Спасенье и слава Руси.
Звала
Позабыть о раздорах,
И слышалось в звонах:
— Спаси!..

Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла.
Люли, люли, стояла,
Люли, люли, стояла...

От Батыя
До Мамая —
Полтора столетья
Жили мы,
Не принимая
Злое лихолетье!

Лихолетье —
Это плети,
Полонянок слезы.
Поредели в лихолетье
Русские березы.

Потемнели очи сини —
С горя, не иначе.
Лихолетье —
Мать о сыне
Безутешно плачет.

В лихолетье
Непокорным
Головы рубили,
Но свободы нашей корни
Все же не убили...

Вроде жили под пятою,
Вроде б в рабстве жили,
Но с Иваном Калитою
Мы казну нажили.

Нам, Историю листая,
Было чем гордиться.
Сергий —
Радонежский старец —
Призывал к единству,

Чтоб народ, по крайней мере,
Видел свет в оконце,
Чтоб, не дай-то бог,
Поверил
В ночь при свете солнца;

Чтобы жили мы согласно,
Верою не слабы,
Чтобы свечка не погасла,
Ну, одна хотя бы!

И от той, одной,
По свету
Разгорится пламя...
Князь Димитрий
Пламя это
Вынесет на знамя.

И, уставший от терпенья,
Что народ изведал,
Сергий
Даст благословенье,
Предсказав Победу.

Осенит победным светом
И, чтоб вышло дело,
Даст Ослябу с Пересветом —
Крепких духом, телом.

И, Отчизну защищая
Во поле донецком,
Вспомним мы, что завещал нам
Александр Невский!

То не осень плачет
В горькой вышине,
Мой ровесник скачет
На лихом коне.

Скачет на заставу
По лесам, лугам.
И сухие травы
Бьют по стременам...

Очи, не мигая,
Смотрят в синеву.
Воины Мамая
Залегли в траву...

Молодой невесте
Друга не видать.
Не придется вместе
Ночи коротать.

Рано поредели
Русские леса.
Рано потемнели
Синие глаза!

Там, где солнце
Тихо за гору зашло,
Сколько нас, русоголовых,
Полегло!

Ах ты, поле Куликово!
Не с тоски
Над тобою
Будут плакать кулики.
Над тобою,
Куликам твоим под стать,

Будут матери и жены
Причитать,
Будут деды седовласые
Рыдать, —
Сколько нас,
Поди попробуй сосчитать!

Подымая тучи пепла
И золы,
На кровавый лир
Слетаются орлы.
А поодаль,
Боязливо семеня,
Черный ворон
Косит глазом на меня.

Я бы плюнул ему в очи,
Да невмочь!
Черный ворон, понимаю,
Жаждет ночь.

Не крутись ты, ворон,
Около меня.
Я дожить хочу
До солнечного дня.

Ты не вейся, черный ворон,
Надо мной.
Я еще сгожусь
Земле своей родной.

Я вернусь еще
В родимые края,
В те, где ждет меня
Любимая моя.
Я еще в согласье с нею
Не пожил,
Сыновей во славу рода
Не нажил...

Там, где солнце
Тихо за гору зашло,
Сколько нас, русоголовых,
Полегло!

А как солнце
Поднималось из травы,
Сколько наших
Не подняло головы!

И гуси плыли,
Плыли,
Плыли,
Плыли
Над заводью немеркнущей зари.
До хрипоты в колокола
Звонили,
Победу возвещая, звонари.

Гудели церкви,
Гулом налитые,
Летели
В поднебесье купола.
И улыбалась
Древняя Россия
Той громкой славе.
Что ее ждала.

Рассветы над озерами
Вставали,
Размашисто
Пылали васильки.
Не торопясь, дороги пробивали
И превращались в реки
Родники.

Такой простор,
Что не окинешь глазом!
Земля не молода
И не стара...
Бродили по России
Богомазы —
Великие земные мастера.
Брело по небу солнце
Вслед за ними,
Раздольно освещая даль веков.
Им самыми что ни на есть
Земными
Казались лица праведных богов.

Не ведал мастер — молодой, безусый,
Русоголово светел и пригож,
Что на иконе
Образ Иисуса
Был на Семена-звонаря похож.

Описать не берусь
Всей земли моей прошлое горе.
Полоненная Русь —
Половецкая сабля на горле.
Соловьиная боль,
Недопетая песня Бояна.
Мне идти за тобой,
За глазами твоих полонянок.

Все со мной и во мне —
И горящие избы,
И слезы,
И в родной стороне
Заглянувшие в душу березы...

Что могу я,
Когда
На руках моих тяжкие цепи?
Русь!
Беру навсегда
Твои реки и белые степи.

И лесные края,
И неяркий огонь горицвета.
Я беру соловья,
Не допевшего песню рассвету.

Русь!
Великая боль
Мне скрутила тяжелые руки.
Я сливаюсь с тобой,
Принимая несметные муки.

Сколько бед за спиной,
Что сумел я с тобою осилить!
Русь!
Ты стала страной,
Стала вечно великой Россией.

И во все времена
У тебя неизменна богатство:
Ты безмерно сильна
Правотой бескорыстного братства.

Вот какие дела,
Понимаете, знаете, люди:
Русь под игом была,
Но Россия под игом
Не будет!

Россия!
Не искать иного слова,
Иной судьбы на целом свете нет.
Ты вся —
Сплошное поле Куликово
На протяженье многих сотен лег.

Россия!
Зарождалось это слово
В звучании разбуженных мечей,
В трудах голубоглазого Рублева
И в тишине
Предгрозовых ночей!..

На поле боя вымирали росы,
На пепелищах
Пели топоры.
Мы все прощали —
Мы, великороссы,
Всегда великодушны и добры.

Россия!
Прозвучало это слово,
Вписав в бессмертье наши имена,
От льдов Невы —
До поля Куликова,
От Куликова —
До Бородина!

Обиды и вражды не принимая,
Храня свою печаль и озорство,
Ты в жаркой битве
С полчищем Мамая
Разбила продолжателей его!

О, Родина!
Смогу ль забыть
Твои нелегкие победы,
Твои невиданные беды,
Забыть,
Как прадеды и деды
Умели драться и любить.

О, Родина!
Всегда с тобой
Мне вечно жить
И вечно помнить
На Куликовом поле бой
И бой на Бородинском поле.

Мне помнить битвы, и кресты,
И падающие березы,
И родниковой чистоты
Невысыхающие слезы.

Я знаю,
Память не солжет.
Уйдя в живых и обелиски,
Она умело бережет
Все то, что дорого и близко.

О, память Родины!
Она
Прошла походкою солдатской
Из-под знамен Бородина
Под пули площади Сенатской.

И хоть не легок путь бойца,
Она прошла
Путем былинным —
От взятья Зимнего дворца
И до победы над Берлином!

У памяти свои права
На все,
Чем мы живем, живые.
И все-таки моя Россия
Не только памятью жива.

Она жива высоким днем
Своей большой и гордой славы,
Где домен огненная лава
Горит негаснущим огнем;

Где, темноту навек рассеяв,
Моя высокая земля,
Как Млечный Путь, летит,
Пыля
Огнями Волги, Енисея;

Где за предельную черту,
Величье наше воздымая,
Стрелой,
Сразившею Мамая,
Летит ракета в высоту!
Эпилог
Последнего татарника огонь
В тот миг погас на поле Куликовом,
Когда от боли озверевший конь
Его прибил
Железною подковой.

Закат угрюмо трогал высоту.
Стихала битва.
Пахло тенью росной.
Был страшен конь:
Мундштук горел во рту,
Ломая зубы,
Обжигая десны.

Был страшен конь,
Окрашенный зарей:
В его крестце
С утра стрела торчала,
И он весь день метался одичало
Над трупами,
Над влажною землей...

Века...
Века с того минули дня.
Минули Освенцим и Хиросима,
А я все слышу
Крик невыносимый,
А я все вижу
Этого коня.

Все вижу я,
Как с кровью пополам —
Не рьяно, а устало, постепенно —
Еще зарей окрашенная пена
В два ручейка
Течет по удилам.

Погасни же, кровавая заря!
Яви прохладу,
Тишину на раны...

Из векового, древнего тумана
Глядит на мир —
ВОСЬМОЕ СЕНТЯБРЯ.