Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

Когда б любовь помножить всех людей,
ту, что была, что есть теперь, что будет, —
то будет ночь, моя любовь пред ней —
как яркий день, такой не знали люди.

Когда б собрать все звезды вновь и вновь
и солнца все со всех небес на свете, —
затмит светила все моя любовь
на все века, на тысячу столетий.

Когда б собрать цветы со всех планет,
колеблемые звездными ветрами, —
на звездах всех меж этими цветами
моей любви цветка прекрасней нет.

Когда б собрать красавиц всех веков,
пускай проходят без конца и края,—
Марии я на них не променяю,
пред ней склонясь, я петь о ней готов.

Пусть их глаза в один сольются взор,
пускай проникнут в сердце светлым хором, —
твои глаза я встретил, с этих пор
меня другим зачаровать ли взорам?

С какой звезды спустилась ты сюда,
своим сияньем песню зажигая?
Свети всегда, свети, моя звезда,
с тобою не сравнится никакая!

Вновь село. Как по синему трапу
солнце всходит над ширью полей.
Я в пальто и в фетровой шляпе,
здесь, где бегал я в свитке своей.

Здесь, где в неповторимое лето,
смуглый юноша, я повзрослел,
на завод уходил до рассвета
и пиджак вместо свитки надел.

Годы шли силуэтами станций,
что чернели на фоне огня.
И тогда остроглазым повстанцем
я пиджак на шинель променял…

Отгремели и зимы, и лета,
штык сменил я на перья, потом
я купил в церабкоопе штиблеты,
стал при шляпе ходить и в пальто.

Так я жизни заполнил анкету,
первый приз получил я в бою,
снова смуглым и нежным поэтом
над родным пепелищем стою.

И опять в переулок садами
мимо вербы прошел, через гать…
Ни сестре не придется, ни маме,
ни Серку меня нынче встречать.

Ни отца и ни брата не стало.
Под крестом они возле села.
Нашу хату беда разломала,
ту, что нашею и не была.

Щеки чуют, слеза набежала,
жжет глаза… Возвращаться пора.
Санитаркою юной скончалась
от пятнистого тифа сестра.

А другая — недавно, от рака.
Сколько пролил я слез над сестрой!
А Серко, ту глухую собаку,
пожалев, застрелил под горой.

Вот и стены знакомые школы,
и несется ко мне ребятня…
«Наш поэт, наш Сосюра!» — их голос
и глаза — как цветы для меня.

И меня за одежду поносят:
«Твой наряд не приносит добра…»
Строчки «Красной зимы» произносят,
критикует меня детвора.

Вышел старый учитель, при этом
разговор он со мною ведет:
«Я не знал, что мой школьник поэтом,
украинским поэтом взрастет…»

Закурил я цигарку, он тоже
закурил, и припомнилось нам,
как тайком я курил осторожно
и поглядывал по сторонам…

Я мечтал, что пойду в инженеры,
вон из грязи — на солнечный шлях…
Из рогатки стрелял и за перья
возле школы ходил на руках…

Попрощались. И дождик закрапал,
Я мечтал (быстро время прошло),
что в пальто я и в фетровой шляпе
вновь приеду в родное село.

Ах, мечты, дорогие, ребячьи,
как лицо за далеким окном…
Над селом небо серое плачет,
дым завода плывет над селом…

Что ж! Работать, вставая с рассветом!
Не вернуть проносящихся дней!
Я еще не заполнил анкету
неоконченной жизни моей.

Осенние цветы и думы.
Напев звенит в душе моей…
А ветер осени угрюмо
шумит и плачет меж ветвей.

Метнуло желтым и червонным,
и на земле всё улеглось.
Заметил я в стекле оконном
глаз синеву в тумане слез.

Вот так же желтым и червонным
мело с деревьев, как сквозь сон,
у станционного перрона
стоял военный эшелон.

Горнист сигналил над рекою,
осенний сад листву метнул,
когда прощались мы с тобою
под пушечный далекий гул.

Вагоны тронулись неспешно
с железным цоканьем колес,
и, полный боли безутешной,
твой крик пронзил меня насквозь.

Акации цветут. И в струях аромата
идут влюбленные… О, сколько счастья тут!
И я иду с толпой… Мечты мои — крылаты…
Акации цветут…

Акации цветут. Где рельсов параллели,
там полный счастья сад волнуется, шумит…
Ручей во тьме поет: лилюни, лю, нинели…
Опять моя душа предчувствием дрожит…

Я вижу блеск ручья и как деревья гнутся…
Там липы аромат — дыханье уст твоих.
Шальные соловьи там плачут и смеются,
и месяц слушает сребристый смех любви.

И поезда летят, украшены цветами…
В какой счастливый путь уносится вагон?
Кого они везут, гремя в ночи мостами,
кто станции в цвету считает из окон?

А утро!.. А лазурь!.. Туманы над рекою,
меняется в тонах, как музыка, заря…
Сегодня — день весны и праздник Днепростроя.
Мы — победители, глаза у нас горят…

Клокочет Днепрэльстан… и светятся турбины,
к дням коммунизма нас они с собой зовут.
Упала ночь весны на склоны, на долины,
в душе у каждого акации цветут.

Вон корабли: волну Славутича взрезая,
Они плывут, плывут — как уток важный строй…
Закованный гигант покорен легкой стае,
и музыка летит над блещущей рекой…

По берегам стоят без дымных труб заводы,
как бусы на груди у ночи, у весны…
И электричество, а не гудок, заводит
отныне песнь о том, что явью стали сны…

О том, как шли мы в бой, дыша окрепшей грудью,
с Коммуною в глазах и с песней на устах…
И не сломили нас ни танки, ни орудья,
и проложили путь потомкам мы в веках…

Я вижу детвору… Она с веселым смехом
в училище летит, как солнца блик, быстра,
и самолет цветет ее чудесным смехом…
Моя мечта, как луч, с тобою, детвора!..
……………………………………………
И вот они вошли в зал, праздничный и светлый,
из синей комнаты идет учитель их,
и смугл, и строен он, и смотрит так приветно…
И говор школьников спадает… И затих…

«Сегодня наша речь о славе Днепростроя,
и нужно вспомнить нам тех гордых храбрецов,
что шли на смерть за нас, безвестные герои,
и, с пулями в груди, Коммуне слали зов…»

Я слушаю… И всё сильней сердцебиенье…
Дрожит мое перо, горит мое лицо…
И вот уж слушает Коммуны поколенье:
читает мальчуган «Лисичье над Донцом».

Лисичье над Донцом… О, нет любви предела!
К вам, к отдаленным вам, чтоб вечно молодым
жить с вами, милые… Лишь девочка несмело
шепнет учителю: «А что такое дым?..»

Проходят над городом ветры степные,
и люди шумят неумолчным прибоем,
и я между ними, я полон тобою…
Горят фонари, словно шепчут:
                                                        Мария!

И сердцу так сладостны муки немые,
как будто мне сон удивительный снится…
И хочется в небо взлететь, словно птица,
где звезды мерцают и шепчут:
                                                     Мария!
В душе подымаются песни такие,
что сами на волю стремятся, как волны.
Весна, — но деревья по-зимнему голы,
качаются ветви и шепчут:
                                              Мария!

А где-то на юге — просторы морские.
Там дали синей, чем в степях Украины,
стройны кипарисов прямые вершины,
и плещутся волны, и шепчут:
                                             Мария!

Сияют мне крылья зари золотые.
Иду — и земли я не знаю счастливей…
А губы всё шепчут в блаженном порыве
одно незабвенное имя:
                                        Мария!