Григ Нурдаль - Я жил в суровый век
Прежде чем прийти сюда, Марсель долго колебалась. На следующий день после исчезновения Рэймона она обошла все явки, где он мог быть, но не встретила никого. У старой тётки, в Кламаре, где он должен был укрыться в случае исключительной опасности, она тоже его не застала. Всё ясно. Арестован. Или убит? Нет, это невозможно, так скоро, сразу. Марсель не хочет об этом и думать.
Конечно, лучше было ей самой не ходить в тюрьму. Надо было послать кого-нибудь. Но кого? Друзья, которых она могла бы попросить, сейчас под такой же угрозой. Что делать? Надо же знать правду. И она решилась. Сейчас она не отрывая глаз смотрит в коридор, в котором исчез смотритель.
Он кажется неплохим человеком, и как будто понял. А вдруг её сейчас вызовут, начнут допрашивать, потребуют документы? Сразу видно, что здесь за место: по полицейскому у каждой двери. Сколько раз Рэймон просил её в случае несчастья с ним воздержаться от неблагоразумных шагов. Ведь у них шестилетний сын. Марсель готова уйти.
Перед ней снова появляется смотритель.
— Мадам, Рэймона Фуко у нас нет. Глаза Марсель наполняются слезами.
— Где же он может быть? Смотритель пожимает плечами.
— Приходите завтра.
И прибавляет вполголоса:
— Иногда их там держат по нескольку дней. Не убивайтесь. Может, ничего и не случилось с вашим... с вашим кузеном.
Она снова пришла на следующий день. И приходила день за днём.
— Скажите, пожалуйста, говорят, их иногда держат в префектуре, не переправляя в тюрьму. Вы не знаете, сколько времени они обычно там остаются?
Она сунула в руку смотрителю синенькую бумажку.
— Редко больше недели.
— А потом?
— Как когда!
— Что это значит?
— Походите по тюрьмам.
***Сантэ. Раньше ей не приходило в голову искать его здесь. Над большими воротами надпись: «Свобода. Равенство. Братство».
Марсель входит в дверку справа от ворот. Большие ворота предназначены для обитателей здания.
— Рэймона Фуко в Сантэ нет, — отвечает ей молодой чиновник; синяя фуражка делает его похожим на моряка.
— Он не уголовник, он политический.
— Здесь все равны.
— Он арестован две недели тому назад.
— Я же вам говорю, что его здесь нет.
— А где он может быть?
— Откуда я знаю.
И, повернувшись к сослуживцам, добавляет:
— Трудно что-нибудь втолковать людям.
— Вы бы пошли к немцам, — говорит другой чиновник, не поднимая головы от списка, в который он вносит фамилии.
— Куда мне обратиться?
— Во Фрэн.
— Во Фрэн?
— Да, в тюрьму Фрэн. Немцы уже почти год как перестали пользоваться Сантэ.
***Третий раз приходит Марсель во Фрэн. В первый раз солдат объяснил ей на приличном французском языке, что Рэймона Фуко нет в этой тюрьме и что ей незачем сюда ходить. В следующий раз ей также кратко ответили то же самое. Марсель была близка к отчаянию, но по дороге из тюрьмы женщины посоветовали ей принести чемоданчик с провизией и сдать его на имя мужа. Лучше всего прийти в пятницу, в день передач. Если чемоданчик вернут пустым, значит, Рэймон здесь.
С материнской заботой Марсель приготовила передачу: два пряника, копчёное сало, варенье, сахар, печенье, немножко шоколаду. Наконец-то она всё узнает. Как сильно бьётся её сердце, когда после долгого стояния в очереди перед тюрьмой она подаёт свою передачу. На чемоданчик она наклеила ярлычок и написала крупными буквами: Рэймону Фуко, мужское отделение, тюрьма Фрэн.
— Почему вы не писать номер? — спрашивает солдат, забирая у неё чемоданчик.
— Забыла.
— Was? 15
— Не понимаю.
Немец произносит какую-то непонятную фразу и, больше не обращая на неё внимания, забирает следующую передачу. Но чемоданчика он не возвращает. Марсель смотрит ему вслед.
Приходят и уходят другие солдаты, унося передачи в тюрьму.
— А долго приходится ждать возвращения чемоданчиков? — спрашивает Марсель у ожидающего, как она, седого человека.
— По-разному. Иногда возвращают сразу же, иногда ждёшь по нескольку часов. Надо набраться терпения.
«Я жду уже пятьдесят два дня», — думает Марсель. Внезапно у неё сжимается сердце. Солдат возвращается и с раздражением протягивает ей чемоданчик.
— Нет!
Марсель хватает чемоданчик за ручку, он невероятно тяжёл. Значит, Рэймона нет и тут.
Какой-то молодой солдат хихикает.
Чтобы не заплакать, она до крови закусывает губу.
Сколько любви было вложено в передачу. Она недоедала, чтобы собрать всё это. С какой горечью, вернувшись домой, придётся распаковывать чемоданчик.
Всё-таки она продолжала ходить в тюрьму Фрэн. В сочельник, потом на Новый год. И ещё раз. Всё безрезультатно. Новые приятельницы, которые ходят сюда уже давно, посоветовали ей заменить провизию бельём.
И вот в одно январское утро ей вернули чемоданчик пустым.
Радостно шла Марсель домой.
Он жив.
Но в начале февраля, когда она попыталась передать несколько слов, написанных на тряпочке, засунутой в подкладку, ей вернули все вещи.
Выйдя из тюрьмы, Марсель бросилась к первому же продавцу газет. Не помня себя, развернула она и пробежала газету. В вечернем выпуске сообщений о новых расстрелах не оказалось.
Надежда ещё не потеряна.
***Ромэнвиль. Ещё есть Ромэнвиль. Она узнала, что сюда привозят заложников и заключённых, которых собираются отправить в Германию.
Чтобы прокормить ребёнка и себя, Марсель проводит теперь большую часть ночи за шитьём. Днём она отправилась в Ромэнвиль, чтобы отвезти свою первую передачу.
На вопросы солдата Марсель решительно заявляет: во Фрэн ей сказали, что её брата перевели сюда.
— Хорошо, — отвечает немец и забирает передачу.
— Подождать?
— Приходите завтра.
У выхода из форта Марсель останавливает какая-то женщина.
— Вас впустили внутрь?
— Нет, я только отдала передачу.
— Здесь у вас кто-нибудь из родственников?
Марсель вглядывается в незнакомую женщину. Брюнетка, с большими чёрными глазами. С нею двое детей.
— Муж.
— Мой тоже арестован.
— Давно?
— Четыре месяца назад.
— Где он?
— Не знаю. Мне посоветовали справиться здесь. А сейчас меня отослали отсюда и не дали ответа.
— Мы с вами в одном положении. Попробуйте сделать как я. Принесите передачу. Женщина начинает плакать.
— Уйдём отсюда, — говорит Марсель, Они уходят под руку.
— Вы говорите, что ваш муж арестован четыре месяца назад?
— Да.
— За что?
— Не знаю.
— Так почему же вы думаете, что он арестован?
— Мне написал об этом один его товарищ. Он мне сообщил, что мой муж был в Сопротивлении, но не хотел мне об этом говорить, чтобы не волновать меня. Я всегда ему твердила, чтобы он не занимался политикой.
— У нас двое детей. Теперь я совсем одна. А где он? Боже мой, где он?
— Не плачьте и не жалейте ни о чём. Мы их найдём.
***Рэймон в Ромэнвиле. Это уже точно. Марсель вернули чемоданчик пустым. С первыми весенними почками появилась надежда. После Сталинграда немцы отступают.
Один раз в чемоданчике оказалось грязное бельё. Марсель зарылась в него лицом. В воротнике изношенной и покрытой грязью рубашки она нашла записочку в несколько слов: «Бодрись, я тоже бодр, всё в порядке. Целую тебя...»
«Надо держаться», — думает Марсель, отправляясь первого апреля в Ромэнвиль.
— Выбыл. Он выбыл, — повторяет ей немец.
Смертельно бледная, Марсель уходит. Говорят, накануне был расстрел заложников.
***Страшная мука продолжается. Как узнать, расстрелян ли Рэймон? Есть один способ: искать по кладбищам. Она обошла всё: Монруж, Тиэ, Банье, Коломб. Говорят, что чаще всего их зарывают на кладбище в Иври. Она едет туда. Перед нею ещё совсем свежий холм, нечто вроде братской могилы. Страшно подумать, что любимый человек может быть здесь.
Марсель мужественно расспрашивает сторожа:
— Скажите мне правду, я выдержу. Мой муж, Рэймон Фуко, погребён здесь?
— Мы вам не можем этого сказать.
— Он был патриотом. Он сражался за всех нас. Немцы, наверное, его расстреляли.
— Мы этого не знаем.
— Я буду молчать, я вас не подведу. Но вы же француз. Вы должны сказать правду.
— У нас в списке ваш муж не числится.
— Значит, его здесь нет? Скажите мне откровенно.
— Этого мы не можем утверждать. Мы можем только сказать, что за последние две недели сюда никто не поступал.
Две недели тому назад Рэймон ещё был в Ромэнвиле.
Марсель отправляется по другим кладбищам.
***— Наконец-то ты пришла! — воскликнула тётка, целуя Марсель. — Я не знала, как тебя известить. У меня уже неделю лежит для тебя письмо.
