Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)
II
И опоздал, конечно. (Как назлоВсё время попадаю в передряги!)
Обеденное время подошло.
Ну что ж! Охранник передаст бумаги.
Пускай она заслуженно поест,
А мне пора освободить подъезд.
III
Что захотелось погулять, как встарь.
Так, помнится, пренебрегая школой,
Бродил я здесь.
И тоже был январь.
Бассейн ещё пыхтел клубами пара,
Но полз троллейбус так же вдоль бульвара.
IV
Зима повсюду сделала успехи.
Лопатами крошили глыбы льда,
Сгребали снег бесстрастные узбеки.
А дальше впереди бульвар был пуст
И гулко отдавался снежный хруст.
V
Дурацкая привычный портит вид.
А в лодке, словно за неё неловко,
С собой несхожий Шолохов сидит.
И, опасаясь новых козней вражьих,
Налево убегает Сивцев Вражек.
VI
Лет шестьдесят назад метаморфоза:
Измученного лицезреньем зла
Сменил здесь бодрячок официоза.
Прилизан и дипломатично сер
Сей дар Правительства СССР.
VII
Кто сплюнул под ноги на тротуар,
Я обошёл Арбатские Ворота
И на Никитский выбрался бульвар.
Он и у вас не вызвал бы восторга:
Театр скучнейший да музей Востока.
VIII
Да, потрудились тут, обезобразив
Бульвар старинный заодно с Москвой.
Но всё ж малоприметен Тимирязев.
И лишь Есенин, точно Командор,
Кидает сверху вниз нездешний взор.
IX
Седые панки квасят без конца.
Скамейки оккупировали коблы.
Ни одного нормального лица!
Но эти морды наглые, косые,
Рифмуются с таким певцом России.
X
Чьи стены для меня всего дороже.
Должно быть, то Эдем или Содом,
Что для иных почти одно и то же.
Какие люди отрывались тут!
А я — я приходил в Литинститут.
XI
Мы разошлись, как в море корабли,
Но, вероятно, пересох фарватер,
И вот сидим и ноем на мели.
Уж лучше бы строчить нас научили
Для заработка — в день по доброй миле.
XII
Что мне профессор объяснил толково
(А он был дока и большой знаток):
Поэзия — не вычурное слово,
Прозрачность в ней важна, и глубина:
Хоть видно камни — не достать до дна.
XIII
Оправдан в опекушинской броне.
Хоть мне гораздо ближе Боратынский,
Но ты его сильней, ясней вдвойне.
И вижу я в конце дороги торной
Твой памятник — другой, нерукотворный.
XIV
Венок лавровый, на плечах гиматий.
В руках — ещё с эпических времён —
Кифара для возвышенных занятий.
Три Музы возле ног твоих.
И кто? Евтерпа, Талия и Эрато!
XV
Я на ходу стал забываться сном.
И обратил внимание на странность,
Когда вдруг поскользнулся на Страстном:
Как тонет графоман в своём экстазе,
Тонул бульвар в сплошной весенней грязи.
XVI
Здесь под деревьями чернеют лужи.
Я помешался? Мир сошёл с ума?
Невозмутим Рахманинов снаружи.
Вот он сидит ко мне уже спиной,
Прислушиваясь к музыке иной.
XVII
Пойду вперёд. А что там впереди?
Бульвар Петровский и — отдельной темой —
Цветной бульвар. Вперёд! Нет, погоди.
Чуть не забыл готового к аресту Высоцкого.
Хотя он здесь не к месту.
XVIII
Отсюда в незапамятные годы
К реке Неглинной начинался спуск.
Теперь её обузданные воды
Заключены в трубу, под землю, вниз.
Речные нимфы превратились в крыс.
XIX
Где Оливье свой изобрёл салат,
Сегодня в полночь будет бал чертовский —
В подвалах пляска Витта, маскарад.
Для этого арендовали бесы
Театр «Школа современной пьесы».
XX
Что был когда-то в доме угловом.
Хотя жалеть его довольно странно:
В одном он веке, я — совсем в другом,
И здесь не гибнут в похоронной давке
(Смотри на цифру следующей главки).
XXI
Ведь по Цветному бродит молодёжь!
Разбойничье тут светится веселье
В глазах потенциальных мародёрш.
Но, как ни хороша иная дева,
Пойду опять вперёд, а не налево.
XXII
Рождественский бульвар шатнулся пьяно.
В эпоху культа личности на нём
Была квартирка Бедного Демьяна.
А прежде, верно, ошивался тут
Ещё какой-нибудь придворный шут.
XXIII
Короткий он, да и потребность есть
Здесь, на остатке городского вала,
Под чахленькими липами присесть.
Не так легко таскаться по бульварам,
А в этот раз — и рифмовать, задаром.
XXV
(И неслучайно: тут невдалеке
Вознёсся фаллос Меншиковой башни).
Друг друга дожидаются в теньке
И, быстро разобравшись в обстановке,
Идут по Чистопрудному к Покровке.
XXVI
В пруду продолговатом, что по данным
Анализов, опять, как в старину,
Пришла пора именовать поганым;
Не размышляя «быть или не быть»,
Куплю себе чего-нибудь попить.
XXVII
Я скину к чёрту и помчусь вперёд,
Туда, где ждёт уже другой мальчишка, —
Туда, на площадь Яузских Ворот.
И с веком наравне отправлюсь дальше,
В Заяузье, в Замоскворечье даже.
XXVIII
По-нашему, ты пятиклассник типа.
Не столь суров, как страшный твой отец,
Но выковырял штамм свиного гриппа.
И всё же ты — чему я очень рад, —
Enfant terrible, а не акселерат.
Пушкинские интонации этих очень современных по духу и очень точных по инструментовке ямбов задели академические струны моей истерзанной верлибрами души — и я решилась, наконец, попытать Максима вопросами, не относящимися к нашей прогулке…
М. С. Существует мнение, что в последние несколько лет наметился некий «Ренессанс» литературной критики. Так ли это, на Ваш взгляд? Насколько состояние современной критики отвечает реалиям насущного литературного процесса? Можете ли Вы назвать имена самых значимых для этого процесса персон (имеются в виду критики и литературоведы)?
М. Л. Начну с имён. Мария Ремизова — лауреат премии им. Белкина, сотрудник журнала «Октябрь», Анна Кузнецова и Евгения Вежлян из «Знамени» (говорят, последняя ещё и не без успеха ведёт семинар критики в Институте журналистики и литературного творчества), Игорь Фролов из «Бельских просторов», Сергей Беляков из «Урала». Непререкаемые «новомировцы» Ирина Роднянская и Владимир Губайловский. Алёна Бондарева, публикующая в последние месяцы острые обзоры журналов в «Литературной России», Андрей Рудалев, Кирилл Анкудинов, Михаил Бойко… Безусловно, вся экзокритическая группа «ПоПуГан» (Елена Погорелая, Валерия Пустовая, Алиса Ганиева).