Симон Осиашвили - Мамины глаза
Мне легко жить в России
О том, как велика наша Россия, я узнал, когда из поэтов-песенников перешел в авторы-исполнители. В то время как мои коллеги по песенному цеху иронизировали по поводу изменения мною рода занятий, меня стали приглашать с выступлениями то туда, то сюда – и помаленьку жизнь моя из оседлой превратилась в кочевую. Где я только не побывал за эти годы! Урал, Сибирь, Якутия, Русский Север, Центральная Россия, Черноземье, Северный Кавказ… Одно только перечисление городов и весей, где я исполнял свои песни, заняло бы не меньше страницы в этой книжке – и, знаете, я пришел к твердому убеждению, что в провинции, где живется куда как сложнее, чем в Москве, люди, наоборот, куда симпатичнее обладателей столичной прописки. Они в хорошем смысле остались более советскими людьми, что ли, – более искренними, более открытыми, более эмоциональными. И самое главное, более душевными. У меня ведь и программа называется «Душевные песни для взрослых людей». Атмосфера, в которой проходят мои концерты в провинции, куда более доверительная, чем на столичных площадках, где все больше и больше правит бал клубная культура с ее гламурностью, манерностью и показухой. И конечно, я гораздо больше люблю работать в концертном зале, чем на вечеринках (случается и такое – работа есть работа), потому что удается установить контакт с людьми, которые не закусывают во время выступления, а слушают…
Я очень благодарен судьбе, которая позволила мне из-за перемены профессии увидеть то, что вряд ли удалось бы сочинителю песен. Как бы я, оставаясь стихотворцем, оказался около совершенно циклопических размеров открытого карьера, из которого в течение пятидесяти лет вынимали породу в поисках якутских алмазов, – это огромная рукотворная воронка, уходящая в землю на глубину трехсот метров, по стенкам которой в любую погоду ездят стотонные грузовики, сверху выглядящие как муравьи. А как у автора-исполнителя у меня был сольный концерт в поселке Алмазный, приуроченный к открытию новой драги – для жителей поселка это событие огромной важности, потому что теперь они благодаря этой драге еще долгие годы будут добывать алмазы. Или каким образом я смог бы попасть в режимный город Байконур и присутствовать на запуске космической ракеты «Протон», если бы не принимал участие в праздничном концерте, посвященном десятилетию Байконурэнерго. А разве довелось бы мне в течение одного дня совершить четыре часовых перелета на вертолете «Ми-8», если бы не было у меня трех выступлений на нефтяных буровых, расположенных в ямало-ненецкой тундре, и не увидел бы я с высоты птичьего полета бесконечную реку, оказавшуюся оленьим стадом, тянущуюся от горизонта до горизонта. Я видел город Ленск, уничтоженный страшным наводнением и восстановленный руками строителей со всей России, когда выступал на открытии там нового Дворца культуры. А полярные ночи Мурманска, когда весь город залит электрическим светом, который не гаснет несколько месяцев! А задушевные разговоры с нефтяниками Нарьян-Мара и архангельскими геологами… И таких впечатлений у меня за эти годы набралось море. Какие-то из них стали стихами и песнями, и мне приятно, что песня «Мы любим тебя, Архангельск» стала музыкальным символом города, и Государственный северный народный хор с успехом исполнял это произведение на моем творческом вечере «Мне легко жить в России», состоявшемся в Кремлевском дворце.
Я горжусь тем, что в 2014 году стал лауреатом премии ФСБ за песню «Линия жизни», в которой я линию на карте, обозначающую государственную границу, сравнил с линией жизни людей, избравших нелегкую работу пограничников. Интересна судьба этой песни. Она была написана к очередному Дню пограничника, а впоследствии ее в качестве саундтрека включили в состав фильма «На последнем рубеже», повествующего о буднях пограничной службы. Фильм этот был выдвинут на соискание премии ФСБ, но лауреатом так и не стал, а вот песня-то как раз, по мнению жюри, оказалась достойной высокого лауреатского звания.
Многие песни о городах, о представителях разных профессий были написаны мной по заказу. И я этого не скрываю. Когда-то, в самом начале моего пути как сочинителя стихов для песен, на съемках «Песни-86», где я получил первый свой диплом за песню «Старое зеркало», написанную в соавторстве с Давидом Тухмановым, я поинтересовался, что для него является источником вдохновения. И он мне ответил, что для него лучшим источником вдохновения является хороший контракт. Помнится, меня тогда его слова покоробили, но по прошествии многих лет сочинительства я понял, что в этом есть резон. Ведь еще А. С. Пушкин говорил, что «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Почти все мировые шедевры музыки и живописи были созданы по заказу королей, герцогов и императоров. И если бы не эти уже забытые сегодня заказчики, не было бы в сокровищнице мировой культуры опер Моцарта и Доницетти, полотен Рафаэля и Микеланджело, и даже романов Достоевского, которые он писал, чтобы оплатить карточные долги. Каждый автор создает свое произведение в меру таланта, отпущенного ему небесами, не лучше и не хуже в зависимости от того, делает он это по велению души или по заказу. Но контракт всегда мобилизует творческую энергию, дисциплинирует и организует творца. Я, упаси боже, не провожу никаких параллелей и не сравниваю художественный уровень творчества великих мастеров и своей скромной работы, но принцип остается тот же.
Мне часто приходится бывать с выступлениями в различных уголках нашей страны. Причем не только в России, но и в тех местах, которые с некоторых пор стали именоваться ближним зарубежьем. В наших бывших союзных республиках, если уж быть совсем точным. Особенно мне запомнилась поездка 1996 года в армянский город Гюмри, тот самый, где в 88-м году произошло страшное землетрясение, практически стершее все с лица земли. Я видел совершенно седую семнадцатилетнюю девочку, на глазах которой погибла вся семья. Мой концерт был первым после восьми лет траура по погибшим. Время врачует раны, жизнь продолжается, рождаются новые дети, и хотя память о страшной трагедии никогда не уйдет, жители города Гюмри решили устроить праздничный концерт, и я горжусь, что оказался тем самым артистом, которому было доверено прервать череду траурных дней. После концерта меня водили по городу, и я был потрясен разрушениями, которые еще оставались повсеместно. Когда-то, по горячим следам сразу после землетрясения, Гюмри (в то время он еще назывался Ленинакан) восстанавливала вся страна, и я видел строительные вагончики, на которых были названия самых разных городов Советского Союза – Москва, Питер, Сибирь, Урал, Дальний Восток, Средняя Азия. Потом, когда Союза не стало, рабочие разъехались, но вагончики остались как памятники тому времени, когда мы жили в единой стране и последствия общей беды устраняли все вместе. Но память об этом времени осталась, и поэтому, наверно, везде, где бы я ни бывал, в Белоруссии ли, Армении, Молдавии, люди обязательно подходят и с неподдельным интересом спрашивают: ну как, как там Москва? Оказывается, хоть мы давно уже и живем в разных государствах, многие все равно привыкли сверять свою жизнь по самому главному для них, по московскому времени. И это неудивительно, потому что границы можно нарисовать на карте, что с успехом и сделали политики, но невозможно провести границы через сердца людей, ведь мы все так перемешаны в нашей стране, что трудно уже определить, кто есть кто. Вот взять хотя бы меня. Фамилия у меня грузинская, родился и вырос я на Украине, говорю, пишу, дышу по-русски – и когда меня спрашивают, кем я себя считаю по национальности, я совершенно искренне отвечаю, что я – живое воплощение ленинской национальной политики. Не в том, конечно, плакатном смысле, которым нам морочили голову долгие десятилетия, а в том, что люди судят друг о друге не по записи в паспорте, а в зависимости от того, хороший ты человек или плохой, злой или добрый, искренний или лживый. И дальше я читаю стихотворение «Мне легко жить в России», в котором все обо мне правда, – и тогда ко мне уже никаких вопросов не остается. Остаются только стихи и песни.
И мне очень жаль, что в некоторых новых странах государственная политика направлена на искоренение русского языка. Можно иметь те или иные претензии к советскому прошлому, но язык, по-моему, здесь ни при чем. Наоборот, исторически сложилось, что на русском могли понять друг друга эстонец и узбек, молдаванин и армянин. И это, быть может, лучшее, что осталось нам в наследство от прошлой эпохи. Язык потерять очень легко, пройдет одно поколение, и русский язык уйдет в новых государствах, если его не поддерживать, – и как тогда поймут друг друга латыш и казах? Ведь английский еще надо приобрести, а русский уже был.
«Мне легко жить в России…»
Мне легко жить в России —
дружить с мужчинами русскими,
целовать ее женщин красивых,
песни петь ее грустные.
Мне Россия отцом завещана —
он ее отстоял вместе с русскими,
и с мамой моей повенчаны
дугой они были Курскою.
И Россия это запомнила,
и меня своей кровью наполнила —
и я знаю: отломят мне ситного
Иванов, и Петров, и Сидоров…
И я так объясню сыну,
если спросит, какого народа мы, —
нам легко жить, сынок, в России,
потому что она – Родина!
Линия жизни
