Гомер - Илиада
Песнь пятая
Подвиги Диомеда
Тут Диомеду Тидиду богиня Паллада-Афина
Силу и смелость дала, чтобы он отличился меж прочих
Храбрых ахейцев и славой украсился самой великой.
Пламень ему вкруг щита и вкруг шлема зажгла неугасный,
Блеском подобный звезде той осенней,[34] которая в небе
Всех светозарнее блещет, омывшись в водах океана.
Плечи и голову светом таким озарила Тидиду
И устремила в средину, где гуще кипело сраженье.
Был меж троянцев Дарес, богатством владевший немалым,
Жрец непорочный Гефеста. И были сыны у Дареса, –
Двое: Фегес и Идей, в разнородных искусные битвах.
Оба они, отделившись, помчались навстречу Тидиду
На колеснице, а он по земле на них бросился пеший.
Только что, друг наступая на друга, сошлись они близко,
Первым троянец Фегес метнул длиннотенную пику.
Близко над левым плечом Диомеда она пролетела,
Но не попала в героя. Тогда Диомед многомощный
Пикой взмахнул. И метнул не впустую он острую пику:
В грудь меж сосков поразил он Фегеса и сбил с колесницы.
Спрыгнул Идей, побежал, колесницу прекрасную бросив,
И не посмел защитить даже трупа убитого брата.
Также и сам не избегнул бы тут он погибели черной,
Если б Гефест не унес и не спас, окружив его ночью,
Чтобы не вовсе старик сокрушался печалью о детях.
Коней меж тем изловив, Диомед, воеватель могучий,
Отдал товарищам их, чтоб угнали к судам изогнутым.
Как увидали троянцы, что оба Даресова сына, –
Тот, испугавшись, бежит, а другой с колесницы низвергнут,
Духом смутилися все. Совоокая дева Афина,
За руку буйного взявши Ареса, к нему обратилась:
«Слушай, Apec, о Apec людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Оставим-ка мы и троян, и ахейцев
Спорить, кому из них славу присудит отец наш Кронион.
Мы же, давай, удалимся, чтоб зевсова гнева избегнуть».
Так говоря, увела из сражения буйного бога
И посадила его на крутом берегу над Скамандром.
Храбрых троянцев сломили ахейцы. Низвергнул по мужу
Каждый начальник. И первым владыка мужей Агамемнон
Мощного сбил с колесницы вождя гализонов Одия.
Первому пику ему, обращенному в бегство, всадил он,
В самую спину меж плеч и сквозь грудь ее выгнал наружу.
Грянулся на землю он, и доспехи на нем зазвенели.
Идоменей поразил меонийца, рожденного Бором,
Феста, который из Тарны, страны плодороднейшей, прибыл.
Пикой огромной в плечо его правое с силой ударил
Идоменей копьеборец, когда в колесницу входил он.
Тот с колесницы свалился и взят был ужасною тьмою.
Спутники Идоменея доспехи с убитого сняли.
Строфиев сын, многоопытный муж в звероловстве, Скамандрий,
Был изостренною пикой убит Менелая Атрида, –
Славный стрелок, обученный самой Артемидой богиней
В разную дичь попадать, воскормленную лесом нагорным.
Не помогла тут однако ему ни сама Артемида,
Ни дальнометность, которою он до того отличался:
В спину его Менелай, знаменитый копейщик, ударил
Острою пикой в то время, когда перед ним убегал он.
Пику меж плеч он вонзил и сквозь грудь ее выгнал наружу.
Наземь троянец упал, и доспехи на нем зазвенели.
Сын Гармонида Тектона Ферекл умерщвлен Мерионом.
Был он руками во всяких художествах очень искусен,
Так как, средь всех отличая, его возлюбила Афина.
Он и Парису когда-то суда равнобокие строил, –
Бедствий начало, погибель навлекшие и на троянцев,
И на него: не постигнул судеб он богов всемогущих.
Гнал Мерион пред собою его и, настигнувши, пикой
В правую сторону зада ударил; глубоко проникло
Острое жало в пузырь под лобковую кость; на колени
С воплем упал он, и смерть отовсюду его охватила.
Мегес Педея убил, Антенорова сына; побочным
Сыном он был у отца, но его воспитала Феано
Нежно, с своими детьми наравне, в угождение мужу.
Близко нагнавши его, Филеид, знаменитый копейщик,
В голову острою пикой ударил Педея с затылка;
Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея;
Грянулся в пыль он и стиснул зубами холодное жало.
Евемонид Еврипил поразил Гипсенора героя,
Долопионова сына; служителем бога Скамандра
Был его храбрый отец и, как бог, почитался народом.
Гнался за ним Еврипил, блистательный сын Евемона,
И на бегу по плечу его правому смаху ударил
Острым мечом, и отсек Гипсенору тяжелую руку.
Наземь кровавая пала рука, и глаза Гипсенору
Быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою.
Так подвизались вожди аргивян в том сраженьи могучем.
Но о Тидиде узнать не сумел бы ты, с кем он дерется, –
Держит ли руку троян конеборных, иль храбрых ахейцев.
Он по равнине носился подобно реке многоводной,
Вспухшей от зимних дождей, разрушающей бурно плотины;
Бега ее задержать никакие плотины не в силах,
Бьет через ограды она виноградников, пышно растущих,
Разом нахлынув, когда Молневержец дождем разразится.
Много в ней гибнет прекрасных творений людей работящих.
Так пред Тидидом густые фаланги троян рассыпались
И не могли устоять перед ним, хоть и было их много.
Только лишь Пандар, блистательный сын Ликаона, увидел,
Как, по равнине носясь, пред собою он гонит фаланги,
Тотчас из гнутого лука наметившись в сына Тидея,
В правое прямо плечо поразил набегавшего мужа,
В выпуклость панцыря. Панцырь стрела Диомеду пробила
И пронизала плечо напролет, окровавив доспехи.
Громко воскликнул, ликуя, блистательный сын Ликаона:
«Духом воспряньте, троянцы, коней погонятели быстрых!
Ранен храбрейший ахеец! Недолго, я думаю, сможет
Он со стрелою бороться могучею, ежели в Трою
Вправду меня из Ликии прибыть побудил Дальновержец!»
Так говорил он, хвалясь. Но Тидида стрела не смирила.
Он отступил к лошадям и к своей колеснице блестящей,
Стал возле них и сказал Капанееву сыну Сфенелу:
«Встань, дорогой Капанид, на мгновенье сойди с колесницы,
Чтобы стрелу у меня из плеча заостренную вынуть».
Так он сказал. И Сфенел соскочил с колесницы на землю,
Стал за спиной и стрелу из плеча его вытянул сзади.
Кровь побежала ручьем через панцырь плетеный Тидида.
Громко взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:
«Неодолимая дочь Эгиоха-Зевеса, внемли мне!
Если ты мне и отцу благосклонно когда помогала
В битве пылающей, будь и теперь благосклонна, Афина!
Дай мне убить, подведи под копье мое мужа, который
Ранить успевши меня, горделиво теперь возглашает,
Что уж недолго придется мне видеть сияние солнца».
Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина.
Сделала легкими члены, – и ноги, и руки над ними:
Стала вблизи и к нему обратилась с крылатою речью:
«Смело теперь, Диомед, выходи на сраженье с врагами!
В грудь я тебе заложила отцовскую храбрость, какою
Славный наездник Тидей отличался, щита потрясатель.
Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде;
Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,
Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,
Против бессмертного бога не смей выступать дерзновенно,
Кто бы он ни был. Но если Зевесова дочь Афродита
Ввяжется в битву, без страха рази ее острою медью!»
Так говоря, отошла совоокая дева Афина.
Сын же Тидея немедля в ряды замешался передних.
Если и прежде пылал он желаньем с троянцами биться,
Втрое теперь у него, как у льва, увеличилась сила, –
Льва, что в деревне, ограду двора перепрыгнув, слегка лишь
Ранен среди шерстоносных овец пастухом. Только больше
Силы прибавилось в нем, и пастух, защитить их не смея,
Спрятаться в доме спешит, покидая смятенное стадо.
Грудами по двору всюду лежат распростертые овцы.
Лев распаленный назад чрез высокую скачет ограду.
Так ворвался Диомед распаленный в фаланги троянцев.
Был Астиной им повергнут и пастырь народов Гипейрон.
Первого в грудь над соском он сразил медножальною пикой,
А у второго, огромным мечом по ключице ударив,
Вмиг от спины и от шеи плечо отрубил. И немедля,
Бросивши их, Диомед на Абанта напал с Полиидом,
Евридамантом рожденных, разгадчиком снов престарелым.
Им пред отходом отец их не смог разгадать сновидений.
Наземь поверг их Тидид многомощный и снял с них доспехи.
После пошел он на Ксанфа с Фооном, рожденных Фенопом,
Нежно любимых отцом. Удручаемый старостью грустной,
Сына другого Феноп не родил, чтоб наследство оставить.
Их Диомед умертвил и у братьев, – того и другого, –
Милую душу отнял, а родителю-старцу оставил
Мрачную скорбь и рыданья. Детей, возвратившихся с битвы,
Он не увидел живыми. Наследство осталося дальним.
Там же на двух он напал сыновей Дарданида Приама,
Хромия и Ехемона, в одной колеснице стоявших.
Так же, как в стадо коровье ворвавшийся лев сокрушает
Шею корове иль телке, пасущимся в месте лесистом,
Так беспощадно низверг Приамидов Тидид с колесницы,
Как ни противились оба, и снял боевые доспехи.
Быстрых коней же товарищам дал, чтобы гнали к судам их.
Видел Эней, как троянцев ряды Диомед истребляет.
Быстро пошел он сквозь сечу, сквозь всюду грозящие копья,
Пандара, равного богу, повсюду ища, не найдет ли.
Вскоре нашел безупречного он Ликаонова сына,
Остановился пред ним и такое сказал ему слово:
«Пандар, скажи ты мне, где же твой лук и крылатые стрелы?
Где твоя слава? Никто состязаться с тобой тут не станет,
И не похвалится в целой Ликии, что лучше тебя он.
Руки к Зевесу воздень и пусти-ка стрелу свою в мужа,
Кто бы он ни был, могучий: погибели много принес он
Ратям троянским, и многим, и сильным расслабил колени.
Он уж не бог ли какой, на троянский народ раздраженный,
Гневный за жертвы? Ужасно для нас раздражение бога!»
Быстро Энею ответил блистательный сын Ликаона:
«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!
Я бы сказал, что Тидиду могучему всем он подобен.
Щит я его узнаю, узнаю я и шлем дыроокий,
Вижу его лошадей. Но не бог ли то, верно не знаю.
Если же он, как сказал я, и сын многомощный Тидея, –
Все ж не без бога свирепствует он, но какой-то бессмертный
Близко стоит при Тидиде, окутавши облаком плечи.
Самые меткие стрелы куда-то он вбок направляет.
Я ведь в него уж стрелял и в плечо его правое ранил;
Выпуклость панцыря, ясно я видел, стрела пронизала;
К Аидонею, я думал, уж сверг я Тидеева сына, –
Нет, не сразил его! Есть, без сомнения, бог прогневленный!
Нет здесь со мною коней, для сражения нет колесницы.
У Ликаона в дому их одиннадцать, – новых, прекрасных,
Только что сделанных; вкруг колесниц тех висят покрывала;
Подле же каждой по паре стоит лошадей двухъяремных;
Полбу и белый ячмень мы даем лошадям этим в пищу.
В доме прекрасном своем старик Ликаон копьеборец
Часто советовал мне, как в поход я сюда отправлялся:
На колесницу с конями взошедши, – наказывал мне он, –
В схватках кровавых с врагами начальствовать ратью троянской.
Я не послушал отца, а намного б то было полезней.
Я пожалел лошадей, чтоб у граждан, в стенах заключенных,
В корме они не нуждались, привыкнувши сытно питаться.
Дома коней я оставил и пеший пришел к Илиону,
Твердо на лук полагаясь. Но помощи не дал мне лук мой.
В двух предводителей лучших стрелял я из меткого лука, –
В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого
Ранил и кровь их пролил я, и только сильней раззадорил!
Злая судьба мне внушила с гвоздя прочно слаженный лук мой
Снять в злополучный тот день, как решился я в милую Трою
Двинуться с ратью троянской, чтоб Гектору радость доставить.
Если домой я вернусь и глазами своими увижу
Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий,
Пусть иноземец враждебный тотчас же мне голову срубит,
Если в огонь я пылающий этого лука не брошу,
В щепы его изломав: бесполезным он спутником был мне!»
Пандару тотчас Эней, предводитель троянцев, ответил:
«Не говори так. Не будет и дальше иначе, покуда
Мы с колесницей, с конями не выступим оба навстречу
Мужу тому и на нем не испробуем наше оружье.
Встань же ко мне в колесницу; тогда, каковы, ты увидишь,
Тросовы кони,[35] как быстро умеют они по равнине
Мчаться равно и туда, и туда, – и в погоне, и в бегстве.
Также и в город они нас спасут, если выйдет, что снова
Славу дарует Зевес Диомеду, Тидееву сыну.
Ну, так бери ж поскорее и бич, и блестящие вожжи,
Я же войду в колесницу, чтоб в битву вступить с Диомедом.
Иль Диомеда возьми на себя, я ж останусь с конями».
Сыну Анхиза ответил блистательный сын Ликаона:
«Лучше уж сам бы, Эней, за коней ты взялся и за вожжи!
Много быстрее с возницей привычным они понесутся,
Если придется бежать нам пред мощным Тидеевым сыном.
Если ж не будет тебя, заартачатся кони и с поля
Не пожелают умчать нас, знакомого крика не слыша.
Быстро тем временем сын многомощный Тидея нагрянет,
Нас умертвит и угонит коней твоих однокопытных.
Сам ты возьмись управлять колесницей своей и конями,
Я же, как он налетит, изостренным копьем его встречу».
Так сговорясь меж собою и в пеструю встав колесницу,
Вскачь на Тидеева сына пустили коней они быстрых.
Только увидел Сфенел их, блистательный сын Капанеев, –
Быстро Тидееву сыну слова он крылатые молвил:
«Храбрый Тидид Диомед, о мой друг, драгоценнейший сердцу!
Вижу могучих мужей, налетающих биться с тобою!
Неизмерима их сила. Один из них – лучник известный,
Пандар, гордящийся тем, что бесстрашным рожден Ликаоном.
С ним же там рядом – Эней; родитель его знаменитый –
Великосердный Анхиз, а мать – Афродита богиня.
Стань в колесницу, отступим. Зачем так неистово биться
В самых передних фалангах? Погубишь ты милое сердце!»
Грозно взглянув на него, отвечал Диомед многомощный:
«Не говори мне о бегстве, меня на него ты не склонишь.
Нет, не в породе моей, чтоб позорно бежать из сраженья
Иль приседать от испуга. Крепка у меня еще сила!
На колесницу всходить подожду я. Пешком им навстречу
Выйду я в бой. Трепетать не велит мне Паллада-Афина.
Их в колеснице обратно не вынесут быстрые кони.
Оба от нас не уйдут, если нынче один и спасется.
Слово иное скажу, и в сердце обдумай то слово.
Если убийством вот этих обоих добыть себе славу
Мудрая даст мне Афина, то наших коней быстроногих
В сторону ты отведешь, натянувши на поручнях вожжи.
Сам же к энеевым кинься коням, – хорошо это помни! –
И от троянцев гони их к красивопоножным ахейцам.
Кони те из породы, которую Зевс громовержец
Тросу отдал в награжденье за сына его Ганимеда.
Лучших коней не увидишь нигде под зарей и под солнцем.
Эту породу похитил Анхиз, повелитель народа,
Тайно от Лаомедонта своих кобылиц подославши.
Шесть лошадей той породы родилось в дому у Анхиза.
Он четырех удержал для себя и вскормил их у яслей,
Двух же Энею отдал, разносящему ужас в сраженьях.
Если коней тех захватим, получим великую славу».
Так Диомед и Сфенел меж собою вели разговоры.
Скоро примчались те двое, гоня лошадей быстроногих.
Первым сказал Диомеду блистательный сын Ликаона:
«Славным Тидеем рожденный, бестрепетный, духом могучий!
Быстрой моею стрелой не смирён ты, – стрелой моей горькой.
Нынче копьем попытаюсь, не лучше ли им попаду я!»
Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику
И по щиту Диомеда ударил. И щит пронизало
Острое жало копья и со звоном ударилось в панцырь.
Громко вскричал Диомеду блистательный сын Ликаонов:
«Ранен ты в пах, и насквозь! Уж недолго теперь ты, надеюсь,
Сможешь держаться. А мне ты великую славу доставил!»
Мало смутившись, ответил ему Диомед многомощный:
«Нет, ошибаешься! Мимо попал ты! Но вы, я надеюсь,
Оба уйдете из боя не раньше, чем тот или этот
Кровью своею насытит бойца-щитоносца Ареса».
Так он сказал и метнул. И Афина направила пику
В нос недалеко от глаза. И, белые зубы разбивши,
Несокрушимая пика язык ему в корне отсекла
И, острием пролетевши насквозь, замерла в подбородке.
Он с колесницы упал, и доспехи на нем зазвенели, –
Пестрые, светлые. В страхе шарахнулись быстрые кони
В сторону. Так у него и душа разрешилась, и сила.
Спрыгнул на землю Эней со щитом и с огромною пикой,
В страхе, чтоб пандаров труп как-нибудь не забрали ахейцы.
Он возле трупа ходил, словно лев, свою мощь сознающий,
Пику вперед выставляя и щит, во все стороны равный,
Голосом страшным убить угрожая того, кто посмеет
Выйти навстречу. Но камень схватил Диомед многомощный –
Тяжесть великую! Двое его понести не смогли бы
Ныне живущих людей; но легко им махал и один он.
Камнем таким поразил он Энея в бедро, где головка
Входит в сустав тазовой, именуемый иначе чашкой.
Чашку удар раздробил, сухожилия оба порвавши;
Также и кожу тот камень зубристый сорвал у героя.
Он на колено упал и стоял, опираясь о землю
Крепкой рукой. И глаза его черная ночь осенила.
Тут бы погиб неизбежно Эней предводитель народа,
Если б остро не следила за всем Афродита богиня,
Мать, что когда-то его родила волопасу Анхизу.
Бережно белые локти вкруг милого сына обвивши,
Спереди складкою пеплос блестящий пред ним распростерла,
Кроя от копий и стрел, чтоб какой-нибудь конник данайский,
Грудь ему медью пронзивши, души у него не исторгнул.
Так выносила богиня Энея из битвы кровавой.
Сын Капанея Сфенел между тем не забыл приказаний,
Только что данных ему Диомедом могучеголосым:
Однокопытных своих лошадей он поставил подальше
От бушевавшего боя и, вожжи к скобе привязавши,
Бросился быстро к коням пышногривым героя Энея,
Их отогнал от троянцев к красивопоножным ахейцам
И передал Деипилу, товарищу, с кем наиболе
Был он из сверстников дружен и в мыслях всех ближе сходился,
Чтобы к судам крутобоким коней отогнал он. Герой же
На колесницу взошел и, схвативши блестящие вожжи,
Быстро погнал к Диомеду коней своих крепкокопытных.
Сын же Тидея Киприду преследовал гибельной медью:
Знал, что она не из мощных божеств, не такая богиня,
Что боевыми делами людей заправляет на войнах,
Не Энио, города разносящая в прах, не Афина.
Скоро богиню догнал, прорываясь сквозь толпы густые,
Сын многомощный Тидея и острую пику наставил,
И налетел, и ударил ей медью блестящею в руку
Слабую. Пеплос бессмертный, самими Харитами тканный,
Медная пика пронзила и около кисти рассекла
Кожу. Ручьем заструилась бессмертная кровь у богини, –
Влага, которая в жилах течет у богов всеблаженных:
Хлеба они не едят, не вкушают вина, потому-то
Крови и нет в них, и люди бессмертными их называют.
Вскрикнула громко богиня и бросила на землю сына.
На руки быстро его подхватил Аполлон дальновержец.
Облаком черным закрыв, чтоб какой-нибудь конник данайский
Медью груди у него не пронзил и души не исторгнул.
Громко могучеголосый Тидид закричал Афродите:
«Скройся, Зевесова дочь! Удались от войны и убийства!
Иль не довольно тебе, что бессильных ты жен обольщаешь?
Хочешь и в битвы мешаться? Вперед, полагаю я, в ужас
Битва тебя приведет, лишь услышишь ее издалека!»
Так он сказал. Удалилась она, вне себя от страданья.
В болях ужасных Ирида ее увела из сраженья,
За руку взяв. Почернело от крови прекрасное тело.
Слева от битвы нашла она буйного бога Ареса.
Там он сидел, подведя лошадей и копье прислонивши
К темному облаку. Пала она на колени пред братом
И умоляла его одолжить ей коней златосбруйных:
«Дай мне твоих лошадей, помоги мне, о брат дорогой мой,
Чтобы могла я достигнуть Олимпа, жилища бессмертных.
Слишком я стражду от раны, мне смертным сейчас нанесенной,
Сыном Тидея, который и с Зевсом готов бы сразиться».
Так говорила. И отдал Apec ей коней златосбруйных.
Милым печалуясь сердцем, она поднялась в колесницу;
С ней поднялася Ирида и, вожжи руками забравши,
Коней стегнула бичом. Полетели послушные кони.
Быстро достигли жилища богов на Олимпе высоком.
Там удержала коней ветроногая вестница Зевса,
Их отпрягла от ярма и амвросии бросила в пищу.
Пала Киприда, сойдя с колесницы, в колени Дионы,
Матери милой. В объятья Диона ее заключила,
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Кто так неправо с тобой поступил из потомков Урана,
Дочь моя, словно бы зло ты какое открыто свершила?»
И отвечала улыбколюбивая ей Афродита:
«Ранил меня Диомед, предводитель надменный аргосцев, –
Ранил за то, что унесть я хотела из боя Энея,
Милого сына, который всех больше мне дорог на свете.
Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва,
Нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!»
Ей отвечала на это Диона, в богинях богиня:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, как ни горестно сердцу!
Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось
От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом.
Много Apec претерпел, как его Алоеевы дети
От с Эфиальтом[36] могучим сковали крепчайшею сетью.
Скован, томился тринадцать он месяцев в бочке медяной.
Верно бы так и погиб там Apec, ненасытный войною,
Если бы мачеха их, Ерибея прекрасная, тайно
Не известила Гермеса. Гермес из темницы похитил
Уж изнемогшего в тяжких цепях, ослабевшего бога.
Много терпела и Гера в то время, как сын многомощный
Амфитриона[37] стрелою трезубою в правую грудь ей
Метко попал. Несказанной терзалася болью богиня.
Даже Аид потерпел, меж богами ужасный, от раны,
Острой стрелой нанесенной все тем же Зевесовым сыном
Возле ворот средь умерших, и тяжкие муки изведал.
К зевсову дому отправился он на вершины Олимпа,
Сердцем печалясь, от боли страдая. В плече его мощном
Крепко сидела стрела роковая и мучила сердце.
Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Дерзкий, неистовый! Он, не страшась, совершал злодеянья,
Луком богам досаждал, на Олимпе великом живущим.
Этого ж против тебя подстрекнула Паллада-Афина.
Глупый! Сердцем не знает того Диомед дерзновенный,
Что краткожизненны люди, с богами посмевшие биться.
Не назовут его папой, не сядут к нему на колени
Дети, когда он с войны возвратится из битвы ужасной.
Пусть же подумает нынче Тидид, хоть и очень могуч он,
Как бы с ним кто-нибудь в бой не вступил, кто тебя посильнее,
Как бы Адрастова дочь, многоумная Эгиалея
Не разбудила домашних когда-нибудь воплем полночным
В скорби о муже законном, храбрейшем герое ахейском, –
Твердая духом жена Диомеда, смирителя коней».
Так говорила и влагу бессмертную вытерла с кисти.
Тяжкая боль унялась, и мгновенно рука исцелилась,
Все это видели Гера богиня с Палладой-Афиной.
Речью насмешливой стали они подстрекать Эгиоха.
Первою речь начала совоокая дева Афина:
«Зевс, мой отец, не рассердишься ты на слова, что скажу я?
Верно, какую-нибудь из ахеянок снова Киприда
Переманила к троянцам, ужасно ей милыми ставшим.
Не оцарапала ль, эту ахеянку нежно лаская,
Слабую руку свою золотою булавкой богиня?»
Так говорила. Отец и людей, и богов улыбнулся
И, подозвав золотую к себе Афродиту, сказал ей:
«Дочь моя, дело совсем не твое заниматься войною.
Лучше устраивай браки, – приятное самое дело!
Этими ж всеми делами займутся Apec и Афина».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Громкоголосый Тидид между тем порывался к Энею,
Зная, что сам Аполлон свою руку над ним простирает.
Он не страшился и бога великого. Рвался душою
Смерти Энея предать и доспех его славный похитить.
Трижды бросался Тидид, умертвить порываясь Энея,
Трижды в блистающий щит ударял Аполлон Диомеда.
Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным ему загремел Аполлон дальновержец:
«В разум приди, отступи и не думай равняться с богами,
Сын Тидеев! Подобными ввек не окажутся племя
Вечных богов и племя людей, по земле ходящих».
Так он сказал. И назад подался Диомед ненамного,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Феб-Аполлон же Энея, из яростной вынесши схватки,
В храме прекрасном своем положил, в Пергаме священном.
Сыну Анхиза в великом святилище том возвратили
Мощь и пригожесть Лето с Артемидою стрелолюбивой.
Создал обманчивый призрак меж тем Аполлон сребролукий,
Схожий с Энеем самим, совершенно в таких же доспехах.
Около призрака сшиблись фаланги троян и ахейцев.
И разбивали друг другу ударами кожи воловьи
Круглых тяжелых щитов и легких щитов окрыленных.
Феб-Аполлон обратился к Аресу, свирепому богу:
«Слушай, Apec, о Apec людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Не сгонишь ли с поля ты этого мужа,
Сына Тидея, который готов и с Зевесом сразиться?
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,
После и против меня устремился, похожий на бога».
Так произнесши, воссел Аполлон на высотах Пергама.
Грозный Apec же фаланги троян возбудить устремился,
Образ приняв Акаманта, вождя удалого фракийцев.
Крикнул он детям владыки Приама, питомцам Зевеса:
«Дети владыки Приама, вскормленные Зевсом великим!
Долго ль народ избивать вы позволите гордым ахейцам?
Может быть, ждете, чтоб к самым воротам они подступили?
Воин повержен, у нас почитавшийся так же, как Гектор, –
Великосердным Анхизом рожденный Эней знаменитый!
В бой же, вперед! И спасем благородного друга из свалки!»
Так говоря, возбуждал он и силу, и мужество в каждом.
К Гектору тут Сарпедон обратился с обидною речью:
«Гектор, куда у тебя подевалась бывалая храбрость?
Ты говорил, что один, без народов, без ратей союзных
Город спасешь, лишь с зятьями и братьями. Где ж твои братья?
Здесь ни единого я не могу ни найти, ни приметить.
Все, как собаки вкруг льва, трясутся от страха и мнутся.
Мы же сражаемся здесь, хоть всего лишь союзники ваши.
Также союзник и я, к вам пришедший совсем издалека,
Ибо Ликия моя и течения Ксанфа не близки.
Там я жену дорогую оставил, младенца-ребенка,
Много богатств, до которых жадны неимущие люди.
Все ж и при этом веду я ликийцев и сам в поединке
Рад сразиться с врагом, хоть и нет ничего здесь такого,
Что бы могли у меня увести иль унесть аргивяне.
Ты ж неподвижно стоишь и войскам не даешь приказаний
Не отступать пред врагом и за жен своих храбро сражаться.
Не оказаться бы всем вам, как будто попавшимся в петли
Всеуловляющей сети, – добычей врагов беспощадных!
Скоро погибнет тогда ваш прекрасно построенный город!
Должен ты был бы об этом заботиться денно и нощно,
Должен просить бы вождей многославных союзников ваших,
Чтоб помогли вам, и делом мой жесткий упрек опровергнуть!»
Гектора сердце глубоко кольнули слова Сарпедона.
Вмиг со своей колесницы в доспехах он спрыгнул на землю,
Острые копья колебля, пошел по широкому войску,
Всех возбуждая на бой. И возжег жесточайшую сечу.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.
Те же, сомкнувши ряды, дожидались врагов не робея.
Так же, как ветер разносит при веяньи хлеба мякину
Всюду по гумнам священным, когда золотая Деметра
Под дуновеньем ветров от мякины зерно отделяет,
И от мякины все бело вокруг, – так тогда и ахейцы
Белыми стали от пыли, которую между бойцами
До многомедного неба вздымали копытами кони,
Перемешавшись друг с другом. Ворочали в бой их возницы.
Воины рук своих силу несли на врагов. Непроглядный
Сумрак разлил над сраженьем Apec, помогая троянцам,
Всюду с поддержкой спеша, исполняя приказ Аполлона,
Золотомечного Феба, который ему заповедал
Дух у троян возбуждать, лишь увидел, что с поля уходит
Дева Паллада-Афина, дававшая помощь данайцам.
Сам Аполлон же Энея из многобогатого храма
Вывел и силою грудь преисполнил владыки народов.
Между друзей появился Эней. И пришли они в радость,
Видя, что снова живой, невредимый, блистающий силой
Он перед ними стоит. Но спросить ни о чем не успели:
Труд их заботил иной, на который их звал Сребролукий
И людобоец Apec с ненасытною Распрей-Эридой.
Оба Аякса меж тем, Одиссей и Тидид многомощный
Ревностно в бой возбуждали данайцев. Однако данайцы
Сами ни силы троян не страшились, ни их нападенья.
Ждали, подобные тучам, которые Зевс молневержец,
В тихий, безветренный день на высокие горы надвинув,
Держит недвижно на месте в то время, как спит непробудно
Сила Борея и прочих ветров, что дыханием бурным
С шумом большим разгоняют тенистые тучи по небу.
Так ожидали данайцы троян неподвижно, без страха.
Сын же Атрея, ходя по рядам, отдавал приказанья:
«Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь бестрепетным духом!
В схватках сражаясь могучих, стыдитеся друг перед другом.
Воинов, знающих стыд, спасается больше, чем гибнет,
А беглецы не находят ни славы себе, ни спасенья!»
Молвил и пику метнул, и ударил в переднего мужа,
Деикоонта, Пергасом рожденного, друга Энея.
Чтили троянцы его наравне с сыновьями Приама.
Был он проворен на то, чтоб сражаться средь самых передних.
Пикою в щит поразил его царь Агамемнон могучий;
Не задержал ее щит, но насквозь его медь пронизала,
Пояс пробила и в нижнюю часть живота угодила.
С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели.
Двух тут Эней ниспровергнул храбрейших мужей меж данайцев,
Крефона и Орсилоха, рожденных на свет Диоклеем.
Жил Диоклей, их родитель, в красиво построенной Фере;
Благами жизни богатый, свой род от Алфея реки он
Вел, что широко теченья струит через землю пилосцев.
Этот Алфей Орсилоха родил, повелителя многих;
Тот Орсилох был отцом Диоклея, высокого духом;
Двух сыновей-близнецов произвел Диоклей знаменитый –
Крефона и Орсилоха, во всяческой битве искусных.
Оба они, возмужавши, на черных судах быстроходных
К Трое, богатой конями, с ахейскою ратью приплыли,
Славных Атрея сынов, Агамемнона и Менелая,
Честь защищая. Но смертный конец тут покрыл их обоих.
Словно два мощные льва, на вершинах возросшие горных,
В чаще дремучего леса вскормленные матерью-львицей,
Тучных овец и волов круторогих из стад похищая,
Опустошают людские дворы до поры, как и сами
Мертвыми лягут от рук человечьих под острою медью, –
Так и они, многомощным Энеем сраженные насмерть,
Рухнулись оба на землю, подобные соснам высоким.
Стало повергнутых жаль Менелаю, любимцу Ареса.
Выступил он из рядов, облеченный сияющей медью,
Острым копьем потрясая. Apec возбудил его храбрость
С тайною мыслью, что будет сражен он рукою Энея.
Но увидал его Несторов сын, Антилох благородный;
Выступил он из рядов, опасаясь, чтоб пастырь народов
Не пострадал и не сделал бы этим весь труд их напрасным.
И Менелай и Эней уж и руки, и острые копья
Друг поднимали на друга, пылая желаньем сразиться.
Вдруг близ Атрида, владыки племен, Антилох очутился,
Был хоть и быстр в нападеньи Эней, но подался обратно,
Видя, что рядом друг с другом два мужа его ожидают.
Эти же двое к ахейским рядам оттащили убитых,
В руки товарищам трупы обоих несчастных отдали,
Сами ж вернулись и стали сражаться меж самых передних.
Был Пилемен ими наземь повергнут, подобный Аресу,
Вождь щитоносных мужей-пафлагонцев, не знающих страха.
Этого мужа Атрид Менелай, знаменитый копейщик,
Пикой, стоявшего, сбил, поразивши его под ключицу.
Мидон, Атимниев сын, пилеменов возничий и спутник,
Был Антилохом сражен, как коней поворачивал к бегству.
В локоть он камнем ударил его. Из руки ослабевшей
Вожжи, слоновою костью блиставшие, наземь упали.
Прыгнул вперед Антилох и мечом по виску его грянул.
Мидон со вздохом тяжелым с прекрасной упал колесницы
В пыль придорожную вниз головою, на темя и плечи.
В очень глубокий песок он попал и стоял так, доколе
Кони, рванувшись, его не свалили на пыльную землю.
Коней стегнул Антилох и угнал их к ахейскому стану.
Гектор, обоих в рядах увидавши, на них устремился
С криком; за ним понеслись и фаланги могучих троянцев.
Ими начальствовал грозный Apec с Энио досточтимой.
Эта вела за собою смятенье бесстыдное в битве;
Тот же, в могучей руке потрясая огромную пику,
То перед Гектором шел впереди, то за Гектором следом.
В ужас пришел, увидавши Ареса, Тидид многомощный
И, как беспомощный путник, идущий широкой равниной,
Вдруг цепенеет пред быстрой рекою, впадающей в море,
Видя шумящую пену, и робко назад убегает, –
Так же тогда Диомед отшатнулся и крикнул народу:
«Можно ль тому удивляться, друзья, что божественный Гектор
Так в копьеборстве искусен и так безбоязнен в сраженьях?
Вечно при нем кто-нибудь из богов и беду отражает.
Вот и теперь с ним Apec под обличием смертного мужа!
Оборотившись все время к троянцам лицом, отступайте
С поля сраженья и в битву вступать не дерзайте с врагами!»
Так он сказал. Но уж близко на них наседали троянцы.
Гектор двоих конеборцев убил, многоопытных в битве,
Бывших в одной колеснице, Менесфа и с ним Анхиала.
Стало повергнутых жаль Теламонову сыну Аяксу.
Близко он к ним подошел и, взмахнувши сияющей пикой,
В Амфия ею ударил, Селагова сына, который
В Пезе богатством большим и полями владел, но судьбою
Был завлечен на войну за Приама с его сыновьями.
В пояс его поразил многомощный Аякс Теламоний, –
В нижнюю часть живота длиннотенная пика проникла.
С шумом на землю упал он. Аякс подбежал знаменитый,
Чтобы доспехи совлечь. Но посыпались, ярко сверкая,
Острые копья троянцев; немало их щит его принял.
Он же, ногой наступив на сраженного, медную пику
Вырвал назад; но других не успел драгоценных доспехов
С плеч его снять: осыпали Аякса крылатые стрелы.
Он побоялся в могучем кольце очутиться троянцев:
Много отважных врагов наступало, наставивши копья,
Как ни огромен он был, и могуч, и достоин почета, –
Прочь отогнали его. И Аякс отступил, содрогаясь.
Так подвизались вожди аргивян в том сраженьи могучем.
Вождь Тлеполем Гераклид, огромный и ростом, и силой,
Был с богоравным сведен Сарпедоном могучей судьбою.
После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко, –
Сын знаменитый и внук собирателя туч Молневержца,[38] –
Первым из них Тлеполем к Сарпедону царю обратился:
«Что у тебя за нужда, Сарпедон, советчик ликийцев,
Ежиться здесь и дрожать? Ничего ведь в боях ты не смыслишь
Кто это лжет, будто сын ты эгид о державного Зевса?
Нет, несравненно слабее мужей ты, которые раньше
На свет родились от туч собирателя Зевса-Кронида,
И каковым, говорят нам, великая сила Геракла
Был мой родитель, герой дерзновеннейший, львиное сердце.
Некогда прибыл сюда за конями он Лаомедонта
Только с шестью кораблями, с значительно меньшим отрядом, –
И разгромил Илион ваш, и улицы сделал пустыми.
Ты же душой трусоват и народ свой ведешь на погибель.
Ты никакой, я уверен, защитой троянцам не будешь,
Бросил Ликию напрасно, и, будь ты хоть много могучей,
Все ж отойдешь, этой пикой сраженный, к воротам Аида!»
Сыну Геракла сказал Сарпедон, предводитель ликийцев:
«Так, Тлеполем, – разорил твой родитель священную Трою
Из-за безумия мужа, преславного Лаомедонта.
Много добра ему сделал Геракл,[39] а его разбранил он
И лошадей не отдал, для которых тот шел издалека.
Ты же немедленно черную смерть от меня и погибель
Здесь получишь и, пикой моею поверженный, славу
Дашь мне, а душу свою – конеславному богу Аиду!»
Так говорил Сарпедон. Тлеполем ясеневую пику
Поднял. И разом из рук у обоих бойцов полетели
Пики огромные. В шею попал Сарпедон Тлеполему;
Боль приносящая пика насквозь ему шею пробила;
Черною, мрачною ночью покрылись глаза Тлеполема.
А Тлеполем своей пикой в бедро поразил Сарпедона, –
В левое; тело пронзивши, ударилось бурное жало
В кость. Но покамест отец[40] защитил от погибели сына.
Равного богу царя Сарпедона друзья торопливо
Из тесноты выносили. Влачилась огромная пика
Следом и сильно его удручала. Никто не подумал,
Не догадался извлечь из бедра его пику, чтоб мог он
Вместе с другими идти: до того все кругом торопились.
А на другой стороне тлеполемово тело ахейцы
Из тесноты выносили. Тотчас же все это увидел
Стойкий душой Одиссей. Разъярилось в нем милое сердце.
Он между помыслов двух колебался умом и душою:
Прежде настигнуть ли сына громами гремящего Зевса,
Или ликийцев, мужей рядовых, уничтожить побольше.
Но не ему, Одиссею герою, дано было роком
Острою медью низвергнуть могучего Зевсова сына.
Сердце его на ликийский народ обратила Афина.
Койрана тут умертвил он, Аластора мужа, Алькандра,
Хромия, Галия, также Ноемона и Пританиса.
Много еще бы ликийцев убил Одиссей богоравный,
Но издалека увидел его шлемоблещущий Гектор.
Ринулся он сквозь передних, покрытый сияющей медью,
Ужас данайцам неся. Увидав, что приблизился Гектор,
В радость пришел Сарпедон и печальное слово промолвил:
«Гектор, не дай, умоляю, лежать мне добычей ахейцев,
Но защити! И пускай уже в городе вашем покинет
Жизнь мое тело. Я вижу, что нет никакой мне надежды
В дом возвратиться к себе, в дорогую отцовскую землю,
Радость принесть и супруге любимой, и малому сыну».
Так говорил он. Но Гектор ему ничего не ответил.
Бурно пронесся вперед, чтоб как можно скорее ахейцев
Прочь отогнат
