Вальтер Скотт - Мармион. Повесть о битве при Флоддене
О прошлом Флодденских полей
Расскажет песнь моя.
Пришло известие о том,
Что стан шотландцев за холмом
Близ Милфилдских полей,
И что английские войска
В Нортумбрию издалека
Ведет сам лорд Сэррей!
Как иноходец боевой,
Что слышит зов трубы,
Лорд горячился: «Боже мой!
Как девка, от пальбы
Я прячусь тут, когда такой
День близится! Вот будет бой!
Ведь если здесь останусь я,
Навек погибла честь моя!
А Дуглас? Кто его поймет?
Да, он со мной уже не тот…»
И Мармион приказ дает
С рассветом выступить в поход.
ВСТУПЛЕНИЕ К ПЕСНИ ШЕСТОЙ
Ричарду Хеберу, эсквайру.
Мертон-Хаус, Рождество.
Подкинь-ка дров! Холодный ветер
Пускай за окнами свистит!
Нас Рождество развеселит!
Хоть в нашем, хоть в прошедшем веке, Хоть семь веков тому назад —Большому празднику был рад,
Наверное, любой народ:
Всегда был весел Новый Год!
Еще язычники-датчане
Весельем свой Иол встречали: мши
Ладьи из струганых досок
Вытаскивали на песок,
И всей компанией пиратской
Сидели за пирушкой братской.
Чего тут только не видал
Бревенчатый и низкий зал!
По стенам — топоры, щиты,
И зелень в Новый год,
Столы, понятно, не пусты:
Олень да вепрь, а рядом ждет
Хмельной и темный мед!
Вепрь недожарен? Не беда!
(Дрянь, правду говоря!),
Но пива черного всегда
Лились кругом моря!
А игры? Вот пиратов гордость, Когда со смехом, без затей
Друг в друга запускали горсти
Полуобглоданных костей!
И воспевал свирепый бой
Их грубых скальдов дикий вой, И вдруг в безумном танце мчались, Мечами варварски звеня,
И космы рыжие сливались
С хвостами рыжего огня!’
Таким, наверно, был тот зал,
Где грозный Один пировал!
И наши предки-христиане
Любили тоже Новый год,
Когда с беспечными гостями
В поместье Рождество грядет!
Семейный древний ритуал
Священной ночи смысл давал:
В сочельник — звон колоколов…
В сочельник, мессу отслужа,
Пройдя в сутане вдоль столов, Священник чашу выпивал,
Что подносила госпожа…
В баронском замке светлый зал
Омелой праздничной сиял,
Крестьянин, егерь и вассал
Все вместе, за одним столом
Сидят на празднике ночном.
Гордыня, титулы — всё прочь
Отбрасывалось в эту ночь:
На танец сельскую красотку
Наследник благородный звал,
И тут же душу потешал
Хозяин, как мужик простой,
Вполне народною игрой
В записочки или в трещотку.
Камин гудит, дрова трещат,
И стол трещит от блюд.
Там вместе лорд и сквайр сидят, И вот к столу несут
Сначала блюда солонины,
Сливовый пудинг, а потом —
Выносят слуги вчетвером
Поднос огромный, а на нем
Глядит косматым королем
Клыкастый вепрь. И чебрецом
Увенчан он и розмарином,
И лавром… Егерь сообщал,
Когда и как зверь страшный пал, Каких собак он разодрал
И все подробности картины.
Но пивом кубки вновь полны,
И лентами увиты,
Вот пироги принесены,
Говядина дымит и —
Пирог рождественский румян,
(Хватило бы на целый клан!)
Все веселы — никто не пьян!
Но все ж над всем — сказать решусь —Царил шотландский жирный гусь!
Тут ряженые в холл врывались, Едва ли дверь не сокрушив,
Шальные песни распевались —
Фальшиво, но от всей души!
В нестройном пенье этом скрыт
Мистерий древних след.
Пусть маску сажа заменит,
И пусть костюмов нет,
Пусть этот сельский маскарад
Бесхитростен и небогат —
Но Англия не зря
Веселой на весь мир слыла:
Под Рождество она была
Раз в год и вправду весела,
По чести говоря…
Любой рождественский рассказ
Был сдобрен элем в добрый час, И от веселий Рождества
Полгода кругом голова!
Поныне Север наш хранит
Остатки тех времен:
У нас, где Родственность царит, Не властен и Закон:
Ведь кровь-то все же горячей, Чем под горой ручей!
Вот потому-то Рождество
И провожу я с той семьей,
Откуда вышел предок мой
С огромной, светлой бородой,
Соломенных волос копной,
Он на апостола похож..
Туда я приезжаю — что ж:
«Чтоб трезвость смешивать с вином, Молитву честную с весельем,
И размышления с похмельем…»
Едва ли думал он о том,
Что помянут его стихом:
Помещиком обычным был он,
И мог похвастаться одним:
Лишь тем, что верность сохранил он
Несчастным королям своим.
Дом Стюартов не предал он,
И был земель за то лишен,
Но борода осталась с ним!
Тут, в залах, с детства мне знакомых, Все чувствуют себя как дома,
Тут, где сердечна и проста
Прекрасной дамы доброта,
Где дружба всем как дар дана
И в воздухе растворена.
И что нам буря за окном?
Наполнен музыкою дом,
Беседа легкая несет
На крыльях ночь в ушедший год.
Пусть на деревьях ни листа,
Но Мертон-Холла красота
Не меркнет! И ее хранит,
Усадьбу обвивая, Твид:
Он делает изгиб крутой,
Чтоб не расстаться с красотой, Чтоб в зеркале его расцвел
Второй такой же Мертон-Холл,
Так этот дом меня манит,
И я сюда стремлюсь, как Твид…
И справедливо, дорогой,
Чтоб я был мыслями с тобой:
Как много радостных часов
Под звон ночных колоколов
Мы провели… Так дай покой
Всем словарям, которых тьма!
Оставь латинские тома,
Мученье нашего ума,
Пусть римлянин да древний грек
Достойнейший был человек,
Но время хочет одного:
Чтоб их труды под Рождество
Ты хоть на вечер отложил,
Волшебной сказкой заменил!
«Презреть латинской прозы зов
И бронзу греческих стихов,
Чтоб слушать ржавый звон мечей
Да пенье наших диких фей,
Чтоб троллей, ведьм и колдунов…»
Нет, добрый Хебер, погоди,
Послушай, а потом суди —
Хоть Лейден, милый полиглот,
Уж мне на помощь не придет,
Но рассказать и я могу,
Как на стигийском берегу
Алкида встретил Одиссей,
Тень Полидора ждал Эней…
В «Анналах» Ливия всерьез
Нам встретится «Locutus Bos»
Ох, как напыщен этот бык —
То ль быть он консулом привык, То ль для людей для деловых
Гадать о ценах биржевых…
У всех народов сказки есть…
Да что там Рим! Страх, горе, месть —Мотивы, общие для всех!
И суеверие — не грех.
Хоть на валлийца посмотри:
О древе духов никогда
С ним лучше ты не говори:
За это ждет его беда! мххп
А в пятницу после зари
Нельзя к шотландцу приставать: Ведь просьба сказку рассказать
Швырнет того в холодный пот
Кто изменил сраженья ход
На Майде! Он, боец, герой,
Вдруг задрожит перед тобой —
Ему Царь Эльфов в этот день
Страшней, чем грозной смерти тень: Эльф бродит, мстительный и злой, Дворец покинув травяной,
Незримо в обществе людском…
Скажи, ты Франчемонт видал,
Что нависая над ручьем,
Орлиным кажется гнездом?
Там глубочайший есть подвал —Так наши горцы говорят, —
А в нем цены несметной клад.
Разбойник-лорд жил в замке том, Убийствами и грабежом
Он те сокровища добыл,
В сундук железный их сложил.
Сундук же — егерь сторожит.
И день и ночь над сундуком
В зеленой куртке он сидит
С обычным егерским рожком,
И нож за поясом торчит,
И псы у ног его лежат…
Да, если бы не мрачный взгляд, Испепеляющий — такой,
Что не снести душе живой,
То он бы егерем простым
Казался — тем, кто средь лесов, Трубя в рожок, сзывает псов.
В деревне люди говорят,
Что в тот подвал сто лет подряд
Один священник, черный маг,
Все ходит — но коварный враг
Не уступает, и сундук
Нейдет из сатанинских рук!
Хоть мага темные молитвы
Ввергают черта в дикий стон,
Хотя в пылу словесной битвы
Сундук не раз был поврежден,
То скрепы лопались, то вдруг
Слетал замок, а сам сундук —
На миг распахивался он
И вновь захлопывался. Да —
Ведь может бесконечный бой
В подвале темном под землей
Идти до Страшного Суда:
Пока волшебник не найдет
Того, чему послушен ад:
То слово, коим Франчемонт
Заговорил бесценный клад.
И хоть прошло уже сто лет —
Три буквы есть, а прочих нет!
Я б мог преданье не одно
Назвать — легенд вы тьму найдете
Повсюду — их полным полно;
Оправдан тем старик Питтскотти, Болтун-историк… Я давно
Из книг его списал тот странный
Визит Святого Иоанна
В Линлитгоф… Там же я прочел
Об эдинбургской адской ночи
И о пророчествах… короче,
Я много у него нашел.
(Не говоря уже о том,
Как в Дареме монах с крестом, Готический доспех надев,
Умерил сатанинский гнев!)
И Фордена мы извиним,
За все, поведанное им:
За то, что голову морочил
Нам, рассказав про Гоблин-Холл, Я Гоблин-Холла не нашел!
Но надо ль говорить о том
