Лев Маляков - Проселки ведут на большак

Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена, как в печке
Ну, скажи, что пшенный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала
Под задиристый грачиный грай.

Солнышко ночей не досыпало,
Поднималось, землю облучало,
К полдню раскаляясь до бела.
Облака над нею набухали,
Проливались и спешили в дали
Завершать весенние дела.

В поле выезжали трактористы,
Веселы, чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда.
Гуд моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая прямая борозда.

Вихрастый ветер-листобой
Потерся о стога.
Клок сена прихватил с собой —
Унес в крутых рогах.

Потом запутался в бору —
Бор шевельнул плечом,
И расшумелся говорун
Неведомо о чем.

А ветер озером пошел
В поля и города.
Дрожит на отмели закол
И ежится вода.

Озерный хмурится простор,
Он весь в седых усах…
— Эй, братцы, выключай мотор,
Берись за паруса!

Я глазам своим не верю:
Многолюдьем смущена,
Не девчонка, а весна
Отворила робко двери.

Сразу лампочки — светлее,
Улеглась неугомонь,
Ахнула баском гармонь,
И молчит, дохнуть не смея.

А девчонка и не знает,
Что по ней весь клуб вздыхает.
Ждет того, кто всех милее,
На кого взглянуть не смеет.

Воздух зноен,
Спрессован туго.
Свет, как пламя,
Над кромкой ржи.
Над широким приречным лугом
Резвокрылый чибис кружит.

А мотор все гудит,
И небо,
Будто колокол, над тобой.
В нем стозвонная песня хлеба
Раскаляет июньский зной.

Перегретый мотор устало
Напоследок вздохнул и затих.
И такое вдруг заиграло,
Засвистало, защебетало:
Песен, песен-то —
Сколько их!

Ты катнул жернова-лопатки,
Увлажненных не пряча глаз…
Вот бы квасу теперь с устатку,
Пол-ведерка бы —
В самый раз.

Но деревни вдали не видно.
А вода —
Тут подать рукой.
И хозяйской походкой завидной
К быстрине ты идешь над рекой.

Приняла раскаленное тело,
Холодком обожгла чуток,
Обжурчала,
Такого напела:
Набирайся силенок, браток!

А потом расплескалась в смехе,
Поумерила юный пыл:
Делу — время,
Часок — потехе,
Будет, парень,
Мотор остыл.

Вались, как сноп,
И до утра
Блаженствуй в росной роздыми.
Но огненные щи с костра
Несут
С приправой звездною.

И хочешь, нет —
Усадят в круг,
А ложки, как созвездие.
И полтора десятка рук
За труд берут возмездие.

Кухарка потчует ребят,
Похваливает варево.
И лезет ложка наугад —
Помимо миски:
— Эко, брат,
Со щей-то пораспарило!..

Роса шарахнулась с куста:
Хохочут
Не до ужина,
Как будто за день на мостках
Двух норм не передюжено.

Врос поселок в подножье горы,
Весь пронизанный солью, как потом:
Дорогие морские дары
Стоят людям нелегкой работы.

Грохотал и ярился прибой,
Буревестники глухо кричали…
Сколько раз в черноте штормовой
Ждали жены мужей на причале!

Злые думы тревожили их,
Сердце лапой когтистой сжимали…
Утихал обессиленный вихрь,
Открывая зеленые дали.

И домой, рассекая валы,
Подходили с добычей большою
Люди с волею тверже скалы
И широкой, как море, душою.

Хребты на сутулые плечи,
Как бурку,
Накинули ночь.
Ручьи на гортанном наречьи
Ведут бесконечные речи
О том,
Как друг другу помочь.

До бешенства спорят,
Как лучше
Пробиться сквозь тяжесть громад?
И, яростно пенясь,
По кручам
Несутся к утесам могучим,
А те,
Как могилы, молчат.

И жутко бывает, не скрою,
Услышать,
Как дышит гранит,
Как борются волны с горою,
Огромной,
Суровой,
Немою,
И думать:
А кто ж победит?

Потомственные лесорубы,
Не хмурьте в инее бровей.
И без того мы с виду грубы,
Но знаем:
Многих не грубей.

Гора под хлесткими хлыстами
Столетних сосен и берез
К морозу ухает, что камень.
Чего ж ты встал,
Как в землю врос?

Нет, мы в открытую не плачем —
Зрачки печаль едва лучат.
Над каждым деревом лежачим,
Как памятники, пни торчат.

Стоят деревья, как солдаты,
Они и падают без слов.
Не забывайте, люди, даты
Под корень сваленных лесов!

Вздыбилось море,
Гривастое, злое,
Играет с баркасом
Опасной волною.

И нам не до шуток.
Но мы не заплачем:
Не молим пощады,
Не просим удачи.

Волне разъяренной
Врезаемся в гриву,
Взлетев,
Опускаемся
В пропасть с обрыва.

И снова, и снова
Паденья и взлеты:
Налево.
Направо
Руля повороты.

И вдруг захлебнулся
Мотор раскаленный.
Баркас, как живой,
Накренился со стоном.

Ну что ж, мы не дремлем:
За весла беремся,
Сквозь волны упругие
К берегу рвемся.

В ладонях бугрятся,
Вскипают мозоли:
Мы насмерть схватились,
И нам не до боли.

Гребем,
Не сдаемся стихии суровой
И верим:
За нами
Последнее слово!

Среди безлюдья буйная река
В гранит вгрызалась долгие века;
Никто не знает, сколько лет подряд
В горах ревел могучий водопад,
Кремнистые дрожали берега,
Гудела непролазная тайга.

И только летом в солнечные дни
Играли ярко радуги над ним.
Над ним свечой взмывали птицы ввысь
И молодые ястребы дрались.

А на горбатом гладком валуне
Медведь верхом, —
Как будто на коне.
Застыл косматый бурый рыболов.
Здесь все его: леса, река, улов…

И вдруг он показал зубов оскал:
Зверь человека в чаще увидал.
А тот стоял: за поясом топор, —
Глазами шел недолгий разговор.
Пришельца зверь не смог переглядеть:
Ворча, в тайгу поковылял медведь.

А человек сурово глянул вслед, —
В глазах ни страха, ни сомненья нет.
Он поплевал в ладони не спеша:
Тайга ждала, стояла не дыша.

Взметнулись щепки из-под топора —
В ответ протяжно охала гора.
Тайга медведем пятилась в тайгу —
И пятистенок встал на берегу.

С тех пор прошло немного —
Сорок лет,
Но лет таких, каких не видел свет!
Любуйтесь:
На гранитный пьедестал,
Как памятник, весёлый город встал.

В тайге суровой мы огни зажгли,
Но старый пятистенок сберегли —
Как память про того, кто смелым был,
Кто путь сюда нелегкий проторил.

Ты после тяжелой работы,
Березке под стать полевой,
Водила еще хороводы
В лугу, над певуньей Псковой.

Высокие травы косила,
Растила густые хлеба…
Какой неуемною силой
Тебя наградила судьба!
Трудиться, любить, веселиться
И плакать — все было с руки.
Тебя резвокрылою птицей
Зовут до сих пор земляки.