Михаил Садовский - Унисоны
Нерон
О чем он думает,
Нерон,
Сандалии сняв
И пальцами босыми
Лениво шевеля,
На солнце щурясь
И опершись на тогу локтем,
Вот уж час?..
Сенаторы толпятся
В этот день
Он им прийти велел.
Уже и камни,
Тепло скопив,
Пришедших опаляют.
Они с утра
Не пили и не ели
Вдруг позовет…
Он отложил дела,
Как тунику,
И щурится,
Как дремлет…
А что — убить бы их,
Всех там внизу,
Нет-нет, не он
А солнце
Сожгло бы разом
Эти сотни ртов,
Послушных головам
Ему подвластным,
Но…
каждая свое
таящая надежно…
Нет…
хорошо бы крылья…
Улететь,
Бабенку подцепить,
Вина и фруктов…
Боже!
Они кричали то же
Так похоже!..
Простолюдины,
Граждане?
Рабы…
А тут такая кровь?!.
Нет, хорошо бы
Их всех убить…
Оставить только тех,
Что потешают,
Кормят,
Услаждают,
Воюют,
Охраняют,
Нежат,
Любят…
Оставить их,
не много ли?
Оса!..
Не приближайся, ну,
К особе венценосной!
Ее обходят все и лишний раз
Ей на глаза попасться
Не желают!
Хлоп!..
Мимо…
Жалить!..
Эй, болван!
Поди скажи,
Что я сегодня…
За… нет — болен!
Пусть ужинать придут,
Когда луна
Коснется гор…
Да факелы прихватят…
Ступай!
Но, черт возьми,
И на ноге
Один большой лишь палец
Шевелится один,
А остальные — все вместе
Снова против одного…
А может, всем
В вино подсыпать яду…
Солнце,
Как же трудно
Пройти свой путь
С восхода до заката…
Так мало накоплено за зиму.
Так быстро сходили снега…
Все вытекло, высохло, замерло
другие вокруг берега.
Знакомо… и неузнаваемо,
привычно… и необжито…
Я вместо удачного займа
купил себе что-то не то…
Привычным и старым вопросом,
убрав вопросительный знак,
судьбу надоевших обносок
решить не умею никак.
А эта обновка не лезет
пока я не скинул хламье…
России наверно полезней
под грудой молчанье мое.
Но я то пророчески слышу
движенье воды под стерней,
и кто-то уверенно свыше
рисует мне берег иной,
куда утекло неизбежно,
что за зиму долго копил,
пусть луг не отыщется Бежин,
но все же недаром он был.
И пыль на копытах, мычанье,
тугая струя молока…
молчанье, молчанье, молчанье,
молчанье — но это пока…
Властители не любят падать,
хранят величие свое.
Уносит время в море-память
навеки их — в небытие!
А там равны и безымянны,
как августовские дожди,
давно ушедшие тираны,
еще недавние вожди.
Реки теченье обозначить
мы можем лишь по берегам,
великими нельзя назначить
река времен диктует нам
Обозначение эпохи
наш неподдельный интерес.
Все возрождается до крохи
и вырастает до небес.
Так из укрытого в подвале
потомки выудят на свет
портреты всех, кто проживали,
и вещи их за много лет.
Приметами земля богата…
Но всем сестрам да по серьгам:
дни Пушкина и дни Булата
навек присвоены годам!
Жить как будто завтра умереть
это надо попросту уметь.
Это подлый фарс самосожженья,
а гордыню не прощает Бог,
пьянь и смрад — не время разложенья,
а его торжественный итог.
Врите мне статистики и воры
в тронах, креслах, у дверей палат…
Тронут ли нас эти наговоры
знаем все, чем этот сук чреват…
За годом год и день за днем
По вечной Via de la Rossa
Идут к тахаре босиком
И прикасаются без спроса.
Не пропустить бы лишь им знака
Того, чем в день последний жил…
Но крестный путь его, однако,
Никто еще не повторил.
Унисоны
Я тебя в строку пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в строфу пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в судьбу пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Паузы считать и не роптать,
только бы себя не затоптать,
это очень просто — незаметной
для себя в своей гордыне стать.
А когда плывешь ты по судьбе,
не суди, как о ее рабе,
лучше верь, что припасет подарок
за твое доверие тебе.
Кончаю век
и на закате
достиг предела своего
тщеславен так я стал, что хватит
мне лишь признанья твоего!
И это так неуязвимо,
так абсолютно и тепло,
как в марте тающие зимы,
как капель звонкое стекло.
Там где для нас берет начало
печальной повести конец,
где навсегда нас повенчало
одно стремление сердец!
Вот и поздно. И решать не надо.
Тайны, встречи — прежнему конец.
Но не смолкла сердца канонада,
если б знать еще, что двух сердец.
Я пошел бы выстрелам навстречу,
опрокинув застарелый страх,
я упал бы лучше под картечью,
почернел бы на чужих устах.
Может, и хотел бы оглянуться
разве не был счастлив я, а все ж…
Я вдохнул бы так, чтоб захлебнуться
счастьем тем, что на меня прольешь…
И дождик лил, и нехотя плелась
такая скань загадочности дивной…
Ты вдруг из ниоткуда-то взялась,
из вечера,
из воздуха,
из ливня.
И так уже осталась навсегда,
ничуть в материальном не утратя,
и обжигала как бы та звезда,
что с неба вдруг свалилась бы на скатерть.
Я ничего поделать не могу,
И в волшебстве нет моего участья,
но лишь одно — я и теперь не лгу
полуживой от горя и от счастья.
На мартовском сером холсте
Весны наступающей тени,
Заметишь ли их в суете,
Пропустишь ли мимо из лени,
Они независимо тут
И, не обращая вниманья,
В ту весть о прибытье растут,
Что просится в зал ожиданья.
Назначит прибытия час
Не общеапрельское вече,
А то, что вернется для нас
С весной в наступающей встрече…
В той мартовской влажной метели
У запертых крымских ворот
Мы разом с тобою влетели
В нежданный судьбы поворот.
Все пройдено порознь прежде
Затем лишь, чтоб только понять,
Что время настало
надежде
«Сбылось!» унисоном сказать.
Все гены слились в этом миге
С него наше время считать,
Об этом в заоблачной книге
Поврозь нам придется читать.
Счет века безжалостно грубый,
Но что б ни творилось вокруг,
Ты не отрывай свои губы
И не размыкай своих рук.
Не верь ни в обман, ни в измену,
Что смог проболеть, одолеть
Вранье.
Потому что на смену
Одно лишь теперь: умереть.
Я пошел за тобой,
Как идут на убой,
Как без смысла
Да и без расчета
По приказу пехотная рота,
Чтоб расходы сберечь
Умудряется лечь
Под огонь без помина
В болото.
Но от сонной нужды
И от горькой беды
Ощущал у тебя я спасенье
И не мог отвернуть
Беззащитную грудь
Это высшее было
Веленье.
И добрел, и дошел,
И отдал, и забрал,
И былое забыл,
И пустое предал,
И держал, что есть сил,
И прощенья просил,
И мне голос пришел:
— Ты в начале пути
поднимайся, пора,
тебе снова идти!
Но куда и зачем
Чтобы все повторить?
Я не понял затей,
Я не в силах разбить.
Но вращенье планет
Бесконечный пример.
Ты сказала мне «нет»
На особый манер.
Но обратно черту
Я не смог пересечь,
В дом и быт твой врасту,
Вот я — жаркая печь,
Стол, молитва, твой сон…
Я не в силах уйти,
Я теперь расщеплен
До молекул почти.
До пустот, до тревог,
До предчувствий дорог,
До зачатья усталого мига,
И как диполь един,
Как дуэт впереди.
И проста и абсурдна
Интрига.
Кто наказан теперь
Я не знаю, поверь,
Но не волей
Моей ли, твоею…
Не отнять, не распять
И как быть не понять
Как ты мной, я тобою
Болею.
Сколько дней с тобой мы не видались,
Ровно столько и не расставались,
Столько дней
И столько же ночей,
В них я даже, может, был ловчей…
В зареве фантазий, слов немых
И виденьях сладких и простых.
Кто мне смог такое подарить?
И кого еще боготворить,
И чего еще на свете ждать,
И еще какое счастье знать!
Никому такое не отнять!
Я избег и страха и тоски,
Волен я до гробовой доски!
А потом…
надеюсь, что опять,
Буду ждать тебя,
хоть долго…
ждать…
В душе неодолимо пусто.
Быть может, это весь итог?
Боролись трудно долг и чувство,
И победить никто не смог.
В оцепененье поле брани,
Вы не устали наблюдать,
Не помогли, хотя я ранен,
И не желали отступать.
Вы с двух сторон меня казнили
Своим молчаньем и тоской,
В смертельной праздничной кадрили
Вилась свобода надо мной.
Тогда в беспомощной обиде
Я вдруг бороться перестал,
Как будто сам себя увидел
И отшатнулся и отстал.
Ни гнев, ни ревность, ни обида
Лишь взгляд распятого с креста,
Любовью тщетной все убито,
А потому — душа пуста.
Сравнения убоги и банальны,
Слова никак не выявляют суть,
Но каждый раз мы снова гениальны,
Когда не в силах до утра заснуть
Перебираем лика выраженье
В ответ на откровенные мольбы…
Скажи мне только правду: неужели
Как я, тебя хоть кто-нибудь любил!!!???
О, нет, не подвергаю я сомненью,
Что в поклоненье мир у ног твоих,
Но, все-таки, отбросив самомненья,
Скажи: ну, кто счастливей нас двоих!
Друг друга вознесли мы на вершину.
Бесспорно, что над нами только Бог.
Ах, если б эту вечную картину
Нарисовать я хоть словами мог!..
Сомнением каждого мига
Себя обнажала весна,
Тысячелетняя книга
И ныне ей не прочтена.
Но кажется в новой странице
Найдется на счастье строка,
В которой доселе хранится
Все главное наверняка.
Чтоб только не слышать случайно:
«Ах, как же она холодна!»
Чтоб не упрекать себя тайно,
Что так затянулась она.
Не ждать понапрасну награды
За мысли свои и дела,
А попросту вынуть наряды,
Дождавшись, любви и тепла.
Тогда безоглядно отдаться,
Чтоб радость навек обрести,
Рассвету — встречаться, сливаться…
И только цвести и цвести.
Казалось так обычно это:
Сошлись случайно Он, Она,
Но жизнь, как в оперном либретто
Бездарна и напряжена.
И не проходит незаметно
Ничто, чем вместе мы живем,
И мы все ближе метр за метром
И неразрывней день за днем.
И что удерживает все же,
И чем утраты оценить
Того, чего еще не можем
И что уже могло бы быть…
Я уйду туда, где время вечно,
Попытаюсь отыскать семью,
Не уверен пустят ли, конечно,
Потому что все они в раю.
Я же с детства раннего греховен,
Хоть по божьей воле рифмовал,
Но волок судьбу свою, как Овен,
И к чужой судьбе не ревновал.
Я о них писал — родных и близких,
Что погибли в гетто и в бою,
Это их кровавые расписки
Векселя доверья — отдаю.
Ни одной обиды не пропало,
Если что забыто, — так успех,
Только жизни оказалось мало
Расплатиться мне за них за всех.
Я им крикну, если не пропустят,
Перед тем как на костре гореть,
Чтобы не держались прежней грусти,
Что два раза им не умереть.
Понимаю: им привыкнуть трудно
К неземному райскому житью,
Но готов поклясться я прилюдно,
Что и там им жизнь отдаю.
Это все вранье, — такая пошлость!
Никому их жертва не нужна,
Роковая горькая оплошность,
Избранные Богом имена.
И одно лишь только утешенье:
Что опять мы сможем вместе быть,
Если будет мне хоть там прощенье
Лишь за то, что вновь хочу любить.
Молчанья глухая завеса
Из боли, сомненья, любви,
Три козыря вечных, три веса,
Молчанье — зови — не зови!..
Но это великое благо,
Лишь в нем пониманье сердец.
И звуки солгут, и бумага,
А значит, и счастью — конец!
Молчи.
Чтоб терпенья хватило.
О, как я услышать хочу,
Что ты ничего не забыла,
О чем я так трудно молчу.
Не верь, что тебе Страдивари
На выручку может прийти,
Но каждой бы твари по паре
Попробуй к ней сам прирасти
Горячей щекой, чтоб разлукам
Другие не шли имена,
Ласкай, прижимай, чтобы звуком
Всю страсть изливала она.
И не было силы сдержаться,
И даже в бессилье слепом
К тебе ей хотелось прижаться
И слиться с тобой целиком.
Чтоб только тебе отдавалась,
Лишь нежно коснешься струны,
Чтоб всем это ясно казалось:
До смерти друг — другу верны.
А после…
избегшая тлена,
Пусть будет в музее стареть…
В веках не грозит ей измена,
Ей так уже дважды не спеть.
Я подглядываю в завтра
Если б только мне дождаться!..
И боюсь, чтоб наступило
Вдруг оно совсем другое!
Кабы мне волшебной властью
Можно было хоть бы разик
Самому распорядиться,
Чтоб счастливым завтра стать!..
Пускай не примешь ты любви моей
Я горечь всю и боль за песни спрячу,
На все, что в жизни есть, ее растрачу
И брошу песни в ночь, как соловей.
Быть может, их услышишь, и тогда
Они тебе однажды пригодятся,
И дни твои в мгновенья превратятся
Счастливые на долгие года.
А от меня останется лишь звук,
Но от него отделаться не сможешь,
Как от себя, — не бросишь не отложишь,
И в тишине его услышишь вдруг.
И сожаленье посетит тебя,
А ты ему тогда не поддавайся,
Ты только лишь поверить постарайся,
Что можно век прожить, тебя любя.
Ни запаха нету, ни цвета,
И трудно чужому понять,
Что ныне по-прежнему это
Трагедия и благодать.
И падает лист одиноко
Затем, чтоб семью обрести.
Не выбрать ни века, ни срока,
И только грусти да «прости».
Но это покуда однажды
За горечь загубленных лет
Сметут в утоление жажды
Накопленный запах и цвет!..
Не застывшая, как фреска,
Не как лодка на реке,
Жизнь моя, как занавеска
На любовном сквозняке.
Треплет складки, раздувает,
Отпускает и… тоска.
Раскачает, разыграет,
Посулит наверняка…
Нетерпеньем наполняет
Хоть сегодня на убой,
Ожиданье превращает
Время хлынувшее в боль.
Ты поймешь намек, полунамек,
То, о чем мечтал, чего не смог,
И тебя опять охватит дрожь
Жажды той, которой не испьешь.
Сколько сил потратил, чтоб сдержать
Все, что возвращается опять,
Неужели ты права была?
Или вдруг сильнее чувств слова?
Все, как прежде,
Только дни ушли,
Только не вблизи мы, а в дали…
Хоть теперь поверь, что не убить
То, чему до самой смерти быть.
Что бы ты мне ни сказала
Позвала бы, отказала,
Я услышу голос твой
Значит, вроде, я живой.
Обернись ты без причины,
Вот и нет уже кручины,
Снова взгляд я вижу твой,
Значит, верно: я живой.
А бывало, а бывало,
Как ты сладко целовала,
Слеп я, глох и умирал
Эх, зачем живым я стал!?.
Прости не даль, не стиль, не слог
Исправить все сумею,
Прости, что я тебя не смог
Увлечь еще сильнее.
Чтоб ты рвалась ко мне сквозь все
Кордоны и заслоны,
Стерев в нейтральной полосе
Черты нейтральной зоны.
Чтобы сжигала все мосты
И разошлась со всеми
И были б в мире только ты
И я…
Хотя б на время
Когда я разгляжу усталый вечер
В твоих глазах,
а после ночь темна,
Мне кажется, что мир
и вправду вечен
Такая вечность в них заключена.
Когда уходишь ты
в века иные,
в них устремив задумчиво глаза,
Я верю, что давно — давно впервые
С тебя писали храму образа.
Когда меня ты увлекаешь в бездну,
Где равнозначны
радость и печаль,
Мне кажется,
я вовсе не исчезну,
Так вечности коснулся невзначай.
По закату льется медь,
Эх, пора бы поумнеть,
Кофе пить из медной джезвы,
Огорчаться не уметь.
Все такое трынь-трава,
Коль седая голова,
И всему то знаешь цену,
На предмет взглянув едва.
Что с собою боль таскать,
Ни поесть с ней, ни поспать,
А забрось ее и сможешь…
Боль с собой другую взять.
На закате в чугуне
Да на медленном огне
Все куда быстрее сваришь,
А потом подаришь мне.
Такой сентиментальный вечер
Весны попытка за окном
Зажечь каштановые свечи,
Пыльцой березы брызнуть в дом.
Едва обнять тебя за плечи
И мир ладонью ощутить,
И в первый раз тебе перечить,
Не в силах руку опустить.
А миг такой лишь раз дается,
И горе если не понять,
Прислушавшись, как сердце бьется,
Что ничего нельзя менять.
Есть в робости моей
Душевной лени
Глубокие и горькие ростки,
Твои полузабытые колени,
Касание воздушное руки.
И страстью неразбуженные ночи,
Все то, что так томительно влекло,
Оборвано на недоступной ноте,
И верится, что было так легко,
Что это жизнью было — верным буднем,
Желаньем, наполнявшим ночи, дни,
И верится еще, что снова будем,
И ленится… но только помани…
Думаешь, что позабыто что-то,
Думаешь, хоть запахи, слова?
Память — книга вечного почета,
От чего избавишься едва?
Ну, а если каждый день сначала
Все переживаешь по ночам,
Значит, год один — и то не мало,
А таких далось не мало нам.
И теперь, когда, как расстоянье,
Холодность твоя и твой резон,
На весь век, я говорю заранье,
Счастлив, что в тебя всегда влюблен.
Годы гоголями пролетели,
И в разлуке печаль не светла,
Не отпетая даже метелью,
Ты сама незаметно ушла.
И осталась такая истома,
И такая находит тоска…
В утешенье ни слова простого,
И в пустыне души ни ростка.
Отрывается небо от тверди,
И уже не поможет исход.
Балом правят заезжие черти,
Роковой приближается год.
Возвращаюсь я в мартовский вечер,
Скоротечный хмельной полумрак,
И мне кажется он только вечен,
Ничему не подвластен, никак.
Даже слово могло исказиться,
Фитильком затеряться в ночи,
А в бессмертной душе сохранится
Он навеки, хоть вечно молчи.
Опрометчивым взрывом вселенной
Недостроенный мир разметет.
Бестелесное только нетленно,
Безрассудное в звездах живет.
Неотступно, естественно, просто
Ты со мною везде и всегда,
Ты такого заметного роста
В высоте, как ночная звезда,
Я все больше тебя открываю,
По тебе направляю свой путь,
И судьбу об одном заклинаю:
Ты со мной до конца его будь!
Можно даже любовь вернуть.
Верность не достается.
Верность не продается
Без нее не прожить никак.
Можно все возвратить — и честь,
Если честь в тебе эта есть,
Только верность
Нельзя купить,
Только верность
Нельзя забыть,
Только верность
Нельзя вернуть,
А без нее не прожить никак.
Ни под каким предлогом
Не возвращайся вновь
Там будет все подлогом:
И горе, и любовь.
Какая трудная тоска.
Она, как плоская доска,
И как колодец глубока,
И дна в ней нет наверняка.
Но я ей рад — в ней ты живешь,
Ты там меня так трудно ждешь,
В ней я живу, тебя я жду,
Как трудно я к тебе иду.
Через разлуку, через тьму…
Зачем все муки — не пойму,
Зачем, когда я все равно
В тебе одной живу давно?..
Как грезил тобою я часто.
Банально — но годы летят,
И в сердце все больше участья,
А в жизни все меньше наград.
Любовь — неожиданный ливень,
Бери самоцветья дугу,
Сегодня я самый счастливый,
А завтра за счастьем бегу.
Пора бы уж мне приучиться,
Глотая вакцину невзгод,
Что счастье, как ливень, промчится,
И горе, как год, утечет.
От зимних сугробов весною
Ручьями стремится вода.
Зачем я решил, что со мною
Любовь ее будет всегда?
Не терпит разумных напутствий,
Ручей, пробивающий путь.
Сугробы дождями вернутся
Утекшей любви не вернуть.
Быть может, и правда: разлуки
Лишь паузы радостных встреч,
Но сердце не знает науки,
Как счастье подольше сберечь!..
«Я слышу голос твой…»
Перо касается бумаги,
И под диктовку вывожу я строки,
И боль твою больнее ощущаю,
И голос твой…
«Я слышу голос твой…»
И мысль твою своею называю,
И грусть твою считаю я своей.
И верю я в единое начало,
Один закон: «Я слышу голос твой!»
И когда тебе трудно и горько,
Ты найди в себе силы понять,
Что мое так устроено горло,
Чтобы имя твое повторять.
И когда вдруг почувствуешь пропасть,
Шаг шагнуть и упасть, и пропасть,
Ты пойми и поверь — это просто:
Что умрет моя лучшая часть
А когда ты, раскинувши руки,
На судьбу свою выйдешь крестом,
Ты доверь мне страданья и муки,
Чтоб я лег через пропасть мостом.
Стало пусто вокруг и сурово
Вдалеке от тебя.
Вытесняет одно твое слово,
Не грозя, не трубя.
Вытесняет одно твое слово
Все вокруг, только ты…
И на все мое сердце готово,
Чтоб достигнуть твоей высоты.
Какая дивная химера
То полуслово, полувзгляд,
На ценность их, какая мера,
За щедрость их, каких наград.
Нет, ничего тебе не надо
За это чудо-колдовство,
Мне полуслова, полувзгляда
Вновь не хватает твоего.
Прекрасна жизнь — неповторима,
Дотоле счастлив я и рад
Пока тебе необходимы
То полуслово, полувзгляд.
Меня нежданно ты задела
Всего, быть может, в полкрыла,
За дело мне иль не за дело
Ты так сторицей воздала.
Растает снег и след растает,
И в сердце вырастет рубец,
И эта истина простая
Не фразой станет, наконец.
Но каждый март я снова буду
К себе тебя переносить,
За много лет я счастья ссуду
Сумею, может, погасить.
Я буду тот же — ты иная,
Сравняет возраст нас, как знать,
И может быть, не проклиная,
Меня ты будешь вспоминать.
Прощанье — заповедь огня,
Не сотворить опроверженье,
И без тебя — уже ни дня,
И жизнь вся, как продолженье.
Ни остановки, ни черты,
Ни рва, ни берега, ни края,
Дорога — ты, стремленье — ты,
Лечу, от счастья замирая.
Ах, этот ведьминский полет:
Подъем и радость отчужденья.
И даль твоя меня зовет,
И ты — начало продолженья!
Вечер встречает меня ворожбой,
Неодолимой тревогой свиданья.
Мне ни за что не расстаться с тобой,
И возвращенья трудней расставанья.
Рухнуло все за цепочкой дверной.
Нет оправдания крови и боли.
Полузабыто звучит «мой родной»
Нежный рожок архаичной любови.
Не тяготись расстоянием лет
Время беспомощней прикосновенья.
Каждое слово — вопрос и ответ,
Целая жизнь уместилась в мгновенья.
Смысла и правды нелепо искать
Не для счастливых чужие законы,
Только одна у сердец благодать,
Только одни на земле унисоны.
Жизни падежи