Александра Паркау - Огонь неугасимый

В скрижалях мировых дописана глава,
Разыгран эпилог четырехлетней драмы.
Воскресли на устах забытые слова,
Звучит всесветный гимн в аккордах торжества,
И в звонах медных труб напев эпиталамы.

Победный, дружный крик освобожденных стран
Приветствует зарю забрезжившего мира…
Смолкает рев стихий, уносится туман,
Замкнут и побежден военный ураган,
И пал кровавый гнет разбитого кумира.

Слились все голоса в могучий хор побед,
Исполнилась мечта борцов, достигших цели,
На радостном пиру ликует целый свет,
И только одного в числе избранных нет,
И только одного спасти мы не сумели…

Он вышел раньше всех в неравный, страшный бой,
Один сдержал врагов свирепое насилье
И, раненый, упал, как лебедь молодой,
Вожак пернатых стай, застигнутых грозой,
Влача в крови и мгле растерзанные крылья.

Упавший лебедь мой, несчастный мой народ,
Измученный боец, поверженный до срока,
Не видишь ты друзей окрепнувший полет,
Не слышишь их призыв с лазоревых высот,
У самых берегов   ты гибнешь одиноко.

Не для тебя зажглась желанная заря,
Не для тебя слились в одну семью народы,
Светильник твой погас в предверьи алтаря,
И смотрит яркий день, блистая и горя,
На жертву горькую ушедшей непогоды.

Замолкнули войны гремевшие раскаты,
В крови увял цветок, взлелеянный враждой,
Настал великий час итогов и расплаты,
Давно желанный час, намеченный судьбой.

Сложив в архив веков военные орудья,
Народы и вожди счета свои несут —
И не мечом нагнуть им чашу правосудья,
Был беспощаден спор и правый нужен суд.

Зачем вдали от всех со стоном тяжкой боли,
Россия, ты стоишь с поникшей головой?
Ты требовать должна, как равный равной доли,
И да возвысит мир поверженных борьбой.

Путем тяжелых жертв, несказанных усилий
Бунтующий поток в русло свое введен.
Настойчивость и труд насилье покорили,
Сломили грозный лес развернутых знамен.

Настойчивость и труд, разумная отвага,
Богатство техники, обдуманный расчет,
Но если подвиг был, в цветах родного флага
Тот подвиг совершил великий наш народ.

Мы дали время всем окрепнуть и сплотиться,
Мы первым луч зажгли под сводами тюрьмы,
И, если может мир победою гордиться,
Зачем кривить душой? Победу дали мы.

В кровавом утре битв сдержали голой грудью
Стальных германских сил мы бешеный напор.
Мы дали миру жизнь! Дорогу правосудью,
Мы дали миру жизнь и предрешили спор.

Да, если б мы тогда так щедро и так скоро
Не бросили в борьбу цвет лучших наших сил,
В поля Галиции, в Мазурские озера,
В открытый зев бесчисленных могил,

Тогда-б вам не греметь, победные литавры,
Тогда-б не ликовал заносчивый Нью-Йорк,
В венки латинских роз не заплелись-бы лавры,
Не начал-бы Версаль свой непонятный торг.

Тебе-б не пожинать плод даровой победы,
Подвижных йен и гейш коварная земля,
Не пенили-б моря английские торпеды,
И не встречал-бы Льеж героя-короля.

С полей родной страны, безумием залитых,
Не несся-б злобный крик распущенных солдат,
И в прахе не лежал, растерзанный, разбитый
Родной, любимый Петроград…

По людным улицам картинного Потсдама
Торжественный кортеж медлительно течет,
И старой роскоши изысканная рама
Тревожит грустных дум эпический полет.

Толпа молитвенно и чутко напряженна…
Вдоль императорами взрóщенных аллей
Рыдает скорбный ритм капеллы похоронной,
И Гогенцоллернов распахнут мавзолей.

У траурных кистей печальной колесницы
Воскресло прошлое и трепетно встает
Отдать последней долг своей императрице,
Стряхнуть тяжелых дней надвинувшийся гнет.

Душа смирившейся, несломленной державы,
Зажглась опять на миг несбыточной мечтой:
С Верденских гекатомб, из Бельгии кровавой
Взвился былых надежд несокрушимый рой.

Плюмажи белые, чеканные кирасы,
И каски, гордые сиянием орлов,
Вам есть что вспоминать, Потсдамския террасы,
Вам есть о чем жалеть, склоненный ряд голов.

Принцесс развенчанных немые вереницы,
И принцы павшие, и павшие вожди,
Короны и венки и гроб императрицы.
Массивный, пышный гроб, как символ впереди.

Мир праху твоему, последняя Августа,
Ты будешь мирно спать среди родных гробов,
В народе рыцарском, хранящем честь и чувство,
В кругу сознательных и доблестных врагов.

Врагов, сумевших чтить величие паденья,
И в дни безмерных смут, отчаянья и мук
Не запятнавших дух отравой преступленья,
В крови избранников не омочивших рук.

Мир праху твоему! С сознаньем боли тайной
Взор обращается невольно на восток…
Знакомый, горький путь…   Далекая окрайна,
Затерянный в горах, случайный городок,

Понурый, мрачный дом, нахмуренные стены,
Охрана грубая разнузданных солдат,
И в окна тусклые за буйством каждой смены
Пять детских милых лиц испуганно следят.

А там? Глухая ночь… Ночь жуткая до крика…
В раскатах выстрелов грохочущий подвал…
Ватага пьяная… Такой расправы дикой
В анналах бытия никто не начертал.

Ручьями льется кровь, и гнутся половицы,
В кощунственных руках безжалостен прицел,
И стынет теплый труп другой императрицы
В трепещущей горе еще дышащих тел.

Фабричный грузовик, — не траурные дроги, —
Повлек немую кладь под складками сукна,
И только след бежал по колеям дороги,
Кровавый, жуткий след, свидетель злого сна.

У шахты брошенной, сообщницы невольной,
Звенело карканье слетевшихся ворон,
И старый лес шумел, как отзвук колокольный,
Над страшным таинством безвестных похорон.

Прошли лихие дни. Пройдут лихие годы.
Но с царскою семьей в безмолвии ночей
Мы погребли навек блеснувший луч свободы,
И заклеймит нас жизнь названьем палачей.

Не вырвать, не стереть позорящей страницы…
И запоздалый плач надгробной литии
Не успокоит тень былой императрицы
И с диким посвистом замученной семьи.

Харбинская весна… Песочными смерчами
Метет по улицам жестокий ураган,
И солнце золотит бессильными лучами
Взлетевшего шоссе коричневый туман.

Несутся встречные прохожие, как пули,
Одежды их чертят причудливый зигзаг,
В хаосе мечутся извозчики и кули,
И рвется в воздухе пятиполосный флаг.

Харбинская весна… Гудят автомобили,
Кругом густая мгла, пирушка злобной тьмы,
Китайцы все в очках от ветра и от пыли,
Японцы с масками от гриппа и чумы.

Очки чудовищны и лица странно жутки,
В смятенном городе зловещий маскарад…
Ни снега талого, ни робкой незабудки,
Ни звонких ручейков, ни вешних серенад.

Харбинская весна… Протяжный вой тайфуна.
Дыханье стиснуто удушливой волной,
В зубах скрипит песок и нервы, точно струны,
Дуэт безумных дум с безумною весной.

Где запах первых трав? Разбрызганные льдинки?
Великопостных служб томящий душу звон?
На вербах розовых прелестные пушинки?
Базаров праздничных приветливый гомон?

Харбинская весна… В разгуле общей пляски
Кружится дико жизнь в безправьи и чаду,
Кружится прошлое, напев забытой сказки,
Мучительный кошмар в горячечном бреду.

А будущее? Смерть? Возмездие? Расплата?
Печально бродит мысль на  склонах прежних лет
По всем родным местам, где я была когда-то,
С любимыми людьми, которых больше нет…