Антониу Нобре - Стихи

Ах, розы винные! Откройтесь мне до донца!
Целую вашу грудь, о, как она сладка!
Хмелею все сильней: я пью настой из солнца —
О, этот терпкий вкус последнего глотка!

Цветки кровавых роз, откройте грудь смелее,
И запаха волна долины наводнит:
Офелий лунный лик, в речной струе белея,
В том запахе живет, поет, влечет, манит…

Камелии, чуть-чуть вы губы отворите:
Луне, одной луне, — томленье ваших чаш!
Мне, наперстянки, яд пунцовый подарите,
Тюльпаны, дайте мне багряный гений ваш…

Ах, маки, я сражен, и вы — мой сон бредовый,
И я пчелой вопьюсь в безумно-красный рот.
Мой улей я создам, о, это дом медовый:
Жестокой жажды жар… пунцовый сумрак сот…

Вы, астры, щеки мне раскрасьте в цвет коралла,
Чтоб кровью молоко и оникс лалом стал.
Так после боя всё в крови густой и алой,
Снаряды и сердца: кровоточит металл…

Я страстоцвет молю, молю средь тьмы хулящей:
Раскрой же лепестков истерзанную плоть,
Ты, ярость цвета, ввысь извергни огнь палящий!
О, красный хохот язв и мук твоих, Господь…

Цветы раскалены — дымящие вулканы!
О, лавою своей натрите вы меня!
Во мне звучит оркестр из ваших гимнов тканый,
О, дайте силы мне! О, дайте мне огня!

О, дайте крови мне: пусть кровоток цветочный
В моих сосудах жизнь блаженно разольет!
В них крови нет своей, они бесцветны, точно
Печаль в них обжилась, на всем ее налет…

Не скрыть больной души, но есть одна отрада.
Цветы! Как встречу вас, скачу, повеселев!
И кровь тогда бурлит подобьем водопада,
И вою, и реву, томимый жаждой лев!

Врезаюсь в небосвод, где звездная дорога,
Где Бесконечность льет кипящим серебром,
И завершу полет у стоп пресветлых Бога
Из катапульты ввысь заброшенным ядром.

Люблю я красный цвет! Пусть гостия заката
Рассеет скуку мне, сожжет печаль дотла…
Но в миг, когда душа беспамятством крылата,
Шарлотта, мой цветок! Она бела, бела…

Жасмина ветвь, навек — душиста и бела,
Осталась в прошлом, там, в немеркнущей долине.
Вы, над моей судьбой простершие крыла,
Голубки детства, где я отыщу вас ныне?

Я думал: вечен день, не одолеет мгла
Слоновой кости блеск от башни в ясной сини.
Фантазия моя в той башне берегла
Плененный лунный блик и все мои святыни.

Но птицы детства прочь умчались от земли,
Растаяли вдали, как золотые склоны,
И лунные лучи из башни утекли…

Напрасно я кричу голубкам белым вслед,
Летят ко мне назад на крыльях ветра стоны:
Их больше нет, сеньор! Голубок больше нет!

Вновь осень. Воды дальние горят:
То солнца бриг пылает, умирая.
О, вечера, что таинства творят,
Что вдохновеньем полнятся до края.

Дороги, как вода, вдали блестят,
Текут они, как реки в лунном свете,
А рек сереброструйный стройный лад,
Как будто трасс причудливые сети.

И черных тополей трепещет ряд:
Шаль просят, чтоб согреться, у прохожих.
А трясогузки так пищат, пищат!
Справляя свадьбы в гнездышках пригожих.

Как благовонье, мелкий дождь душист,
Так сладко ртом его ловить левкою!
Невеста-деревце под ветра свист
Роняет флердоранж, взмахнув рукою.

Залетный дождик — гость из дальних стран,
Давно безводье землю истощает.
Гремит с амвона падре Океан:
О пользе слез Луне он возвещает.

Луна, в чей плен так сладостно попасть!
Луна, чьи фазы помнят при посеве!
На океан твоя простерта власть,
На женщин, тех, что носят плод во чреве.

Магичен в полнолунье твой восход
Твой ореол — Поэзии потоки,
Их, кажется, струит небесный свод:
Смочи перо — и сами льются строки…

Октябрьским вечером придет Луна,
Сменить волшебным свет бесстрастный Феба.
Изящества и прелести полна[5],
Монашка вечная ночного неба.

Когда я вижу, как она проходит,
Худа, бледна, на мертвую походит,
Идёт на пляж за морем наблюдать, —
Ах, сердце стонет звоном колокольным,
Угрюмым звоном, точно над покойным:
Ее судьбу нетрудно угадать.

Как лист легка, как веточка сухая,
На небо смотрит, изредка вздыхая:
Снует там чаек острокрылых рать.
Зрачки ее — малиновки немые,
Они бы в небо с ликованьем взмыли,
Да крылья не придется испытать.

В молочно-белых платье и берете —
Сгущенный лунный свет в том силуэте —
Как издали ее изящна стать!
На пляже видя белую фигуру,
Все кумушки завидуют ей сдуру:
«Невеста! Повезут ее венчать!»

Собака — компаньон ее печальный,
Собаке предстоит и в путь прощальный
За ней идти, и ждать ее, и звать…
В глаза с тоской ей смотрит: «Не исчезни!»,
Под кашель, частый при ее болезни,
Пес сразу начинает завывать.

И с горничной — что толку в той особе? —
Среди детей у моря сядут обе,
Там, где синей и чище моря гладь.
Дед Океан, в глаза ей робко глядя,
Льняной свой ус рукой дрожащей гладя,
Беседу с ней стремится поддержать

Об ангелах, каких во снах видала,
О том, из-за кого она страдала…
Волна прильнет и убегает вспять,
И сердце разрывается от горя,
Когда услышу нежный шепот моря:
«Излечишься, лишь надо подождать…»

Излечишься? Напрасные надежды!
О, падре, умасти ее одежды:
Тебе ее придется отпевать.
И тело ангела истлеет в яме,
Так рок судил — любимой быть червями,
Никем другим любимой не бывать.

Излечишься? Болезнь ей тело гложет…
Поверить в исцеление не может,
Ах, если б хоть на время забывать!
Но кашель сух, в нем столько острой муки,
Стук молотков мерещится мне в звуке,
Как будто гроб явились забивать.

Излечишься? А нос ее в то лето
Стал заостряться: верная примета…
И с ужасом на это смотрит мать.
Сухие пальчики, как веретенца…
Мать бедная, ей не поможет солнце,
Смотри! Октябрь, дни стали убывать…

В былые дни перо свое кровавил,
Покуда жар от углей не угас,
Искал в открытой ране, против правил,
Свои чернила для чеканных фраз.

Вот так я свой молитвенник составил,
О жизни свой бесхитростный рассказ,
Я в нем был прям, ни в чем я не слукавил —
И, может быть, он растревожит вас.

Молитесь по нему, и вы сполна
Поймете жизнь: нет муки окаянней,
Когда она иллюзий лишена.

О, юноша, земляк, ни ожиданий,
Ни светлых грез — знай: эта жизнь — одна
Страстная пятница твоих страданий!

В четыре лампы светом осиянный
В том королевстве бурь и диких скал
Поэт родился, гость он был желанный,
Но лучше б к свету он не привыкал.

И верой и мечтою обуянный,
Он начал жить, он красоты алкал,
Но вероломства натиск постоянный
Страшнее, чем ножа в ночи оскал.

Разочарованному — все едино:
Пусть тех бойцов прямой потомок я,
За солнцем плывших сквозь шторма, ненастья,

Что родина мне, смена властелина?
Будь Карлуш[6], будь рыбак Жозе… Друзья,
Родиться в Португалии — несчастье!