Готфрид Герман - Ямбы и эпиграммы неизвестного эллина
Ямбы и эпиграммы неизвестного эллина
I. Эпиграммы
Путник, великою скорбью исполни и мысли и сердце,
Неизъяснимым словам внемля о нашей судьбе:
Оры, порядколюбивые девы, лежим пред тобою,
Были бессмертными мы — но погубил нас тиран.
Этот клинок не окрашен доселе темною кровью:
Страшного часа он ждет; ждет он бесстрашной руки.
Вечный закон, на земле неизменный,
Судьба учредила:
То, что имел, потеряв, нечто иное найдешь.
Ныне, расчетливо правилу следуя, многие люди,
Разом утратив весь стыд, деньги находят тотчас.
Десять дюжин мужей посреди безотрадного моря
Гибнут. Ты же молчишь;
ждешь и бездействуешь ты,
В банях лелея, от битв отдаленных, холеное тело:
Тонет пусть наша ладья —
лишь бы ты сам не глотнул
Лишней воды, свои члены в беспечном покое купая;
Тонут пусть наши мужи —
лишь бы гордыню сберечь.
Злую вину утаив, говоришь ты: «Она утонула».
Да, утонула она: сам ты ее потопил!
Волны сомкнул Посидаон,
бог синекудрый, над ними,
Глубь поглотила их всех; всех поглотил их Аид.
Феб Аполлон светлоликий, разящий метко из лука,
Чем прогневили тебя люди, что ты им послал
Неизлечимую язву, заразу отвратную, злую,
Душегубительный мор: гадкою полнит он дух
Гордостью; взгляд пеленой он туманит и гнусную Ату
В разум вселяет, изгнав здравый рассудок и ум.
………………………………………………………………
Шаг свой куда ни направь — всюду за нами следит,
Бдящий и ночью, и днем,
как всевидящий, тысячеглазый
Аргус……………………………………………………………………….
……………………………………………
Все мы — ужель до конца будем молчанье хранить?
Может, себя возомнил
он верховным владыкой, Зевесом —
Кроном его назову, чадо сглотнувшим свое.
II. Ямбы
Я не из тех, что вечно услаждают слух
Своей хвалой и лирных струн звучанием,
Позорным велеречием. Вот честь моя:
Бесчестных словом метким я преследую.
Полна земля мужами ныне славными:
В домах своих устраивают празднества;
Пусть за дверьми хоть горе всенародное,
Пусть их соседа псы сгрызут до косточки,
Пусть дом невесты обкрадут грабители,
Всё встретят только злобною ухмылкою.
Все врут, что чужеземцы иберийские,
Стекаясь к нам с брегов суровых Фасиса,
Расстроили нам всем благополучие —
Все врут! Испортили мы сами всё.
Пусть речь его груба и неотесанна,
Пусть экзомида вся на нем изорвана
И пахнет потом от труда вседневного —
Будь так! Коль честен труд, коль речь чиста его,
Милей он мужа мне, в душе корыстного,
Пусть даже слогом он подобен Кораксу,
Пусть носит пурпур он и пахнет амброй весь.
Плутов корыстных, казнокрадных хитрецов,
Творящих козни грязные и каверзы,
Мы не караем — право, милосердны мы;
Казним мы старцев за слова правдивые
И мудрецов — как, право, справедливы мы!
Жрецы лжедушные, наветные ханжи
На всех клевещут, указуя жезлами:
На то дает им право не высокий нрав,
А опыт многий собственной растленности.
Ни злых, ни добрых нет — одни забавники,
Им лишь бы пировать да слушать пение,
Да хохотать над всем вокруг без удержу:
Две книги Евлениппа еле одолев,
Тщеславятся ученостью и учат всех,
Как все смешно вокруг без исключения.
Кто неусыпно ворочал папирусы,
О всем забыв, учил науку трудную,
Того не чтим, внемля глаголу праздному,
Витийству слух вверяя дерзоустому
Людей бездумных вовсе и псообразных.
III. Холиямбы[8]
Решил ты править свыше всякого срока?
Иль, может, ты и жить решил, как бог, вечно,
Да юным пребывать и не стареть вовсе,
Искусством ложным приманив к себе Гебу?
Тогда напомню я, что все равно с Мойрой,
Несущей смерть, глухой ко всем мольбам смертных,
Сводить тебе придется наконец счеты.
Не смог такой порядок бы сам Зевс грозный
Создать, чтоб, на горы вершину поднявшись,
В дыре глубокой очутился вдруг странник;
Иль, чтоб в бездонную низринувшись пропасть,
Вдруг оказался на Парнасских вершинах,
Не смог такого бы создать сам Кронион,
А ты такой порядок утвердить взялся.
В горах овеянной туманом Колхиды,
Богатой глубоко в земле добром всяким,
Исенодор, зловещим предаешь Керам
Без счета — воинов ли? Нет, юношей нежных,
Неопытных, чьи щеки пух едва тронул,
Чья рать законная — Кипридово ложе.
Но не тебе, Исенодор, считать мертвых,
Ты знай считаешь в сундуках своих драхмы.
Как Кривоногий пусть мои хромы ямбы,
Низвергнутый самим Кронидом на Лемнос —
Острит он, пламя раздувая, медь в горне,
И в длань ее влагает юношам дерзким;
Так ямбы распаляют им в груди пламень
Влагая в думы остромыслия стрелы.
Примечания
1
Следующий эпизод из студенческих лет Германа наглядно показывает его критический склад ума и правдолюбие. Слушая лекции одного не слишком последовательно мыслящего профессора. Герман так усердно исписывал листы, что польщенный педагог не мог не обратить на это внимания и заговорил со студентом о его конспектах; однако выяснилось, что Герман записывал вовсе не саму лекцию, а аргументы в ее опровержение.
2
После этой встречи Гёте, высоко ценивший Германа, долгие годы с ним переписывался.
3
В том числе и такие любопытные произведения, как стихотворное описание поездки в Карловы Вары, которое Герман совершил в 1826 г. — верхом на лошади (Герман был любителем верховой езды), рядом с каретой, в которой ехали жена и дочь.
4
Медиатизация — политический акт, по которому мелкие княжества, ранее напрямую подчинявшиеся императору, переходили в подданство других правителей, тоже подчинявшихся императору, что фактически означало для них потерю независимости. Наполеон таким образом одновременно удовлетворил ущемленные интересы крупных правителей и усилил влияние лояльных государств-сателлитов.
5
Одновременно Наполеон объявил курфюршество Саксонию королевством и возвел саксонского курфюрста Фридриха Августа III на королевский престол, что означало полное его подчинение наполеоновскому диктату; под именем короля саксонского Фридриха Августа I он оставался на троне до 1813 года.
6
Во введении также сказано, что папирус в одном месте поврежден, этим объясняется отточие в седьмой эпиграмме. Надо, однако, полагать, что отточие — намек на цензуру, которую и осуждает стихотворение.
7
Ведь именно в Лейпциге отчасти решилась судьба Наполеона. Фридрих Август I не перестал поддерживать Наполеона и тогда, когда в Саксонии уже разгорелась Освободительная война. А на третий день решающей Битвы народов под Лейпцигом (1813, война Шестой коалиции) случилось то, чего не предвидели ни Наполеон, ни Фридрих Август I: саксонские войска перебежали на сторону армии союзников (Австрии, Пруссии, России, Швеции). В Битве народов Наполеон потерпел разгромное поражение.
