Федерико Лорка - Стихи (2)
О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях души светлых ручьев, незаметные росы. Нисходя на равнины, ты медлительным звоном открываешь в груди сокровенные розы.
Тишине ты лепечешь первобытную песню и листве повторяешь золотое преданье, а пустынное сердце постигает их горько в безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце те же печали, что в дожде просветленном, примиренная скорбь о несбыточном часе. Для меня в небесах возникает созвездье, но мешает мне сердце созерцать это счастье.
О мой дождь молчаливый, ты - любимец растений, ты на клавишах звучных - утешение в боли, и душе человека ты даришь тот же отзвук, ту же мглу, что душе усыпленного поля!
перевод В.Парнаха
ЕСЛИ Б МОГ ПО ЛУНЕ ГАДАТЬ Я
Я твоё повторяю имя по ночам во тьме молчаливой, когда собираются звёзды к лунному водопою и смутные листья дремлют, свесившись над тропою. И кажусь я себе в эту пору пустотою из звуков и боли, обезумевшими часами, что о прошлом поют поневоле.
Я твоё повторяю имя этой ночью во тьме молчаливой, и звучит оно так отдалённо, как ещё никогда не звучало. Это имя дальше, чем звёзды, и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова, как любить я умел когда-то? Разве сердце моё виновато? И какою любовь моя станет, когда белый туман растает? Будет тихой и светлой? Не знаю. Если б мог по луне гадать я, как ромашку, её обрывая!
перевод Я.Серпина
* * *
Есть души, где скрыты увядшие зори, и синие звезды, и времени листья; есть души, где прячутся древние тени, гул прошлых страданий и сновидений.
Есть души другие: в них призраки страсти живут. И червивы плоды. И в ненастье там слышится эхо сожженного крика, который пролился, как темные струи, не помня о стонах и поцелуях.
Души моей зрелость давно уже знает, что смутная тайна мой дух разрушает. И юности камни, изъедены снами, на дно размышления падают сами. "Далек ты от бога", твердит каждый камень.
перевод М.Кудинова
ЖЕЛТАЯ БАЛЛАДА
На горе, на горе высокой деревцо стоит зеленое.
Пастух проходит своей дорогой...
Протянулись оливы сонные далеко в поля раскаленные.
Пастух проходит своей дорогой.
У него - ни собак, ни стада, и ни посоха, и ни друга.
Пастух проходит...
Он растаял, тень золотая, без следа исчез в поле дальнем.
Своей дорогой.
перевод И.Тыняновой
КАРУСЕЛЬ
Праздничный день мчится на колесах веселья. вперед и назад вертится на карусели.
Синяя пасха. Белый сочельник.
Будние дни меняют кожу, как змеи, но праздники не поспевают, не умеют.
Праздники ведь, признаться, очень стары, любят в шелка одеваться и в муары.
Синяя пасха. Белый сочельник.
Мы карусель привяжем меж звезд хрустальных это тюльпан, скажем, из стран дальних.
Пятнистые наши лошадки на пантер похожи. Как апельсины сладки луна в желтой коже!
Завидуешь, Марко Поло? На лошадках дети умчатся в земли, которых не знают на свете.
Синяя пасха. Белый сочельник.
перевод И.Тыняновой
КОЛОКОЛ
(Припев)
На желтой башне колокол звенит.
На желтом ветре звон плывет в зенит.
Дорогой, обрамленной плачем, шагает смерть в венке увядшем.
Она шагает с песней старой, она поет, поет как белая гитара.
Над желтой башней тает звон.
Из пыли бриз мастерит серебряные кили.
перевод М.Самаева
ЛУНА ВОСХОДИТ
Когда встает луна, колокола стихают, и предстают тропинки в непроходимых дебрях.
Когда встает луна, землей владеет море, и кажется, что сердце забытый в далях остров.
Никто в ночь полнолунья не съел бы апельсина едят лишь ледяные зеленые плоды.
Когда встает луна в однообразных ликах серебряные деньги рыдают в кошельках.
перевод В.Парнаха
МАДРИГАЛ
Твои глаза я увидел в детстве далёком и милом. Прикасались ко мне твои руки. Ты мне поцелуй подарила.
(Всё тот же ритм часы отбивают, всё те же звёзды в небе сияют.)
И сердце моё раскрылось, словно цветок под лучами, и лепестки дышали нежностью и мечтами.
(Всё тот же ритм часы отбивают, всё те же звёзды в небе сияют.)
А после я горько плакал, как принц из сказки забытой, когда во время турнира ушла от него Эстрельита.
(Всё тот же ритм часы отбивают, всё те же звёзды в небе сияют.)
И вот мы теперь в разлуке. Вдали от тебя тоскуя, не вижу я рук твоих нежных и глаз твоих прелесть живую, и только на лбу остался мотылёк твоего поцелуя.
(Всё тот же ритм часы отбивают, всё те же звёзды на небе сияют.)
перевод М.Кудинова
МАЛАГЕНЬЯ
Смерть вошла и ушла из таверны.
Черные кони и темные души в ущельях гитары бродят.
Запахли солью и женской кровью соцветия зыби нервной.
А смерть все выходит и входит, выходит и входит...
А смерть все уходит и все не уйдет из таверны.
перевод А.Гелескула
МАЛЕНЬКИЙ ВЕНСКИЙ ВАЛЬС
Десять девушек едут Веной. Плачет смерть на груди гуляки. Есть там лес голубиных чучел и заря в антикварном мраке. Есть там залы, где сотни окон и за ними деревьев купы... О, возьми этот вальс, этот вальс, закусивший губы.
Этот вальс, этот вальс, полный смерти, мольбы и вина, где шелками играет волна.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю тебя там, на луне, и с увядшею книгой в окне, и в укромном гнезде маргаритки, и в том танце, что снится улитке... Так порадуй теплом этот вальс с перебитым крылом.
Есть три зеркала в венском зале, где губам твоим вторят дали. Смерть играет на клавесине, и танцующих красят синим, и на слезы наводит глянец...
А над городом - тени пьяниц... О, возьми этот вальс, на руках умирающий танец.
Я люблю, я люблю, мое чудо, Я люблю тебя вечно и всюду, и на крыше, где детство мне снится, и когда ты поднимешь ресницы, а за ними, в серебряной стуже, старой Венгрии звезды пастушьи, и ягнята, и лилии льда... О возьми этот вальс, этот вальс "Я люблю навсегда".
Я с тобой танцевать буду в Вене в карнавальном наряде реки, в домино из воды и тени. Как темны мои тростники!.. А потом прощальной данью я оставлю эхо дыханья в фотографиях и флюгерах, поцелуи сложу перед дверью и волнам твоей поступи вверю ленты вальса, скрипку и прах.
перевод А.Гелескула
МОЛОДАЯ ЛУНА
Луна плывет по реке. В безветрии звезды теплятся. Срезая речную рябь, она на воде колеблется. А молодая ветвь ее приняла за зеркальце.
перевод М.Самаева
НА ИНОЙ ЛАД
Костер долину вечера венчает рогами разъяренного оленя. Равнины улеглись. И только ветер по ним еще гарцует в отдаленье.
Кошачьим глазом, желтым и печальным, тускнеет воздух, дымно стекленея. Иду сквозь ветви следом за рекою, и стаи веток тянутся за нею.
Все ожило припевами припевов, все так едино, памятно и дико... И на границе тростника и ночи так странно, что зовусь я Федерико.
перевод А.Гелескула
НА МОТИВ НОЧИ
Страшно мне туманов затканного луга и сырых обочин с палою листвою. Если задремлю я, разбуди, подруга, отогрей дыханьем сердце неживое.
Что за эхо дошло и откуда? Это ветер в стекло, мое чудо!
Нес тебе мониста, где горели зори. Что же на дороге брошен, обделенный? Без тебя и птица высохнет от горя, и не брызнет соком виноград зеленый.
Что за эхо дошло и откуда? Это ветер в стекло, мое чудо!
И никто не скажет, сказка снеговая, как тебя любил я на рассвете мглистом, когда моросило не переставая и сползали гнезда по ветвям безлистым.
Что за эхо дошло и откуда? Это ветер в стекло, мое чудо!
перевод Б.Дубина
НА УШКО ДЕВУШКЕ
Не хотел. Не хотел говорить ничего.
Я увидел в глазах твоих два немыслимых деревца. Невесомых, веселых и золотых.
Они раскачивались.
Не хотел. Не хотел говорить ничего.
перевод Ю.Мориц
НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
...И в полночь на край долины увел я жену чужую, а думал - она невинна.
То было ночью Сант-Яго и, словно сговору рады, в округе огни погасли и замерцали цикады. Я сонных грудей коснулся, последний проулок минув, и жарко они раскрылись кистями ночных жасминов. А юбки, шурша крахмалом, в ушах у меня дрожали, как шелковая завеса, раскромсанная ножами. Врастая в безлунный сумрак, ворчали деревья глухо, и дальним собачьим лаем за нами гналась округа.
За голубой ежевикой у тростникового плеса я в белый песок впечатал ее смоляные косы. Я сдернул шелковый галстук. Она наряд разбросала. Я снял ремень с кобурою, она - четыре корсажа. Ее жасминная кожа светилась жемчугом теплым, нежнее лунного света, когда скользит он по стеклам. А бедра ее метались, как пойманные форели, то лунным холодом стыли, то белым огнем горели. И лучшей в мире дорогой до первой утренней птицы меня этой ночью мчала атласная кобылица...
Тому, кто слывет мужчиной, нескромничать не пристало. И я повторять не стану слова, что она шептала. В печинках и поцелуях она ушла на рассвете. Кинжалы трефовых лилий вдогонку рубили ветер. Я вел себя так, как должно, цыган до смертного часа. Я дал ей ларец на память и больше не стал встречаться, запомнив обман той ночи в туманах речной долины, она ведь была замужней, а мне клялась, что невинна.
