Глафира Галина - Стихотворения

С какою нежностью покоит на руках
Она свое дитя в задумчивом молчаньи!..
На сомкнутых губах лежит печать страданья,
И ласка тихая в опущенных глазах…
С тревогою прижав дитя к груди своей,
В его грядущее она глядит с тоскою,
И хочет мать закрыть беспомощной рукою
Свое дитя от слез, печали и скорбей…
И в сердце у нее неясная боязнь
Лишиться дорогой, единственной святыни…
Ведь без него весь мир останется пустыней,
А за него она пойдет на казнь…

В наш тихий уголок, затерянный в степях,
Газеты принесли печальный ряд вестей:
Что болен Лев Толстой, и приговор врачей
Решил, что жизнь его уже не в их руках…

Как сердце дрогнуло пред близкою бедой!..
Поверить не могла я страшной правде слов:
Что наш могучий дуб уже упасть готов,
Наш одинокий дуб, наш великан — Толстой…

И много так прошло мучительных часов.
Как почту я ждала!.. Со страхом и тоской
Газеты развернув, читаю: «жив Толстой».
Он жив, твержу себе, он снова жив, здоров!

Наш светоч не погас, наш дуб еще стоит,
Не преклонив главы под гнетом долгих лет,
Он песней новою встречает свой рассвет
И, презирая ложь, о правде говорит!..

Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей…
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей!..

Мои готовы все в поход, —
Их десять у меня!..
Простился старший сын с женой —
Поплакал с ним и я…

Троих невесты будут ждать —
Господь, помилуй их!..
Идет с улыбкой умирать
Пятерка остальных.

Мой младший сын… Тринадцать лет
Исполнилось ему.
Решил я твердо: «Нет и нет —
Мальчишку не возьму!..»

Но он, нахмурясь, отвечал:
«Отец, пойду и я!..
Пускай я слаб, пускай я мал —
Верна рука моя…

Отец, не будешь ты краснеть
За мальчика в бою —
С тобой сумею умереть
За родину свою!..»

Да, час настал, тяжелый час
Для родины моей…
Молитесь, женщины, за нас,
За наших сыновей!

Когда угрюмый дождь стучит в мое окно
И лампы огонек так ласково мерцает,
Я думаю о том, кто в этой тьме блуждает,
Кому найти приют всю ночь не суждено.

О, если б я могла ту лампу, как маяк,
Поставить на окно, как вызов ночи темной,
И гостем бы вошел ко мне мой брат бездомный,
Оставив за собой осенний дождь и мрак!..

Но мы — условности трусливые рабы —
Ни ярко чувствовать, ни жить мы не умеем,
И голову поднять свободно не посмеем
Из-под ярма приличий и судьбы.

Новой жизни дуновенье…
Дней весенних красота…
Ожиданье… Пробужденье…
Свежесть, радость и мечта.

Дождь сквозь солнце на березы
Сыплет влажным серебром…
И не знаю — дождь иль слезы
На лице горят моем…

Лес рубят — молодой, нежно-зеленый лес…
А сосны старые понурились угрюмо
И полны тягостной неразрешимой думы…
Безмолвные, глядят в немую даль небес…
Лес рубят… Потому ль, что рано он шумел?
Что на заре будил уснувшую природу?
Что молодой листвой он слишком смело пел
Про солнце, счастье и свободу?
Лес рубят… Но земля укроет семена;
Пройдут года, и мощной жизни силой
Поднимется берез зеленая стена —
И снова зашумит над братскою могилой!..

Всем вам, что спите спокойно
В ваших нарядных домах,
Снится ли вам хоть в полунощных снах
Дикая, страшная бойня?..

Слышите ль вы, как бушует и стонет
Море чужое в далеком краю?..
Это погибших в бою
Желтое море хоронит…

Видите ль вы, в глубине под волною
Мертвою тенью лежат корабли…
Залиты темною кровью они —
Кровью родною…

К вам не глядят ли в окно по ночам
Взоры тяжелой, немой укоризны?..
Жертвы ненужные бедной отчизны
Снятся ли вам?..

Если-бъ сердце, какъ солнце, могло
Вспыхнуть свѣтомъ горячимъ и яснымъ,
Чтобы всѣмъ обойденнымъ, несчастнымъ
Стало вдругъ и тепло, и свѣтло;
Если-бъ міръ, міръ страданья и зла,
Орошенный слезами и кровью,
Я согрѣть хоть на мигъ яркой искрой могла, —
Я бы сердце мое безъ раздумья сожгла
Этой свѣтлой и чистой любовью!

I.

Холодное море… Песчаныя горы
И темныя ели стѣною;
И сѣраго моха сѣдые уборы,
И алой брусники живые узоры
И верескъ подъ грустной сосною.
Вечерняго неба румянецъ багровый,
Въ лѣсу золотая дорога
И дикій цвѣтокъ — колокольчикъ лиловый…
Все это въ душѣ моей будитъ такъ много
Своей красотою суровой!

II.

Еще послѣдними лучами
Горитъ на западѣ закатъ,
И сосны красными стволами
Сквозь зелень хвойную глядятъ.
A сѣверъ ужъ погасъ — и, сонный,
Онъ голубую ночь зоветъ.
И мѣсяцъ, будто утомленный,
Туманнымъ призракомъ плыветъ,
Въ прозрачной тучкѣ тихо таетъ
И умираетъ, не горя…
И зорьку раннюю встрѣчаетъ
Вечернимъ отблескомъ заря.

Уйти… Отъ сѣрыхъ стѣнъ, гдѣ тусклый небосклонъ
Ложится крышею замкнувшейся темницы,
Гдѣ спятъ во мглѣ дома, какъ темныя гробницы,
Какимъ-то тягостнымъ и безконечнымъ сномъ!
Гдѣ чудится душѣ — жизнь не проснется вновь
Въ затишьи мертвенномъ, безъ солнца и свободы,
Какъ будто каменные своды
Убили счастье и любовь!
Уйти… Туда уйти, гдѣ травы на зарѣ
Разсвѣту молятся блестящими слезами,
Гдѣ смотрятъ вдаль цвѣты лазурными глазами,
Гдѣ темный хвойный лѣсъ сбѣгаетъ по горѣ…
И кажется — онъ весь однимъ желаньемъ полнъ,
Спускаясь внизъ къ рѣкѣ задумчивой и чистой —
Коснуться вѣткою смолистой
Ея играющихъ посеребренныхъ волнъ…