Эмили Дикинсон - Два Заката
(441)
Приложение
ПОЭТИЧЕСКИЕ АФОРИЗМЫ ЭМИЛИ ДИКИНСОН
Однажды в маленьком книжном магазине в Беркли мне попалась интересная книжка.
В ней я нашла множество коротких стихотворений Эмили Дикинсон (в основном, двустиший), извлеченных из ее писем.
В письмах они обычно никак не выделены самой Эмили и далеко не всегда распознаются как стихи. Некоторые из них являются самостоятельными стихами, написанными ранее. Другие существуют только в письме.
Дикинсон – мистик, и каждый шаг ее «электрического мокасина» высекает эти искры.
Вот лишь немногие из них в моем переводе.
* * *Время – коротко и тесно —
Старое пальто.
Мы доказательств ждем тому,
Что знаем искони.
Есть некий Пафос в мысли,
Что весь Простор,
Есть только Тень,
Что Разум вдаль простер.
Богатство Марта – Вера,
а Опыт – для других…
Ноябрь всегда казался мне
Норвегией в Году.
Нас с нашим Зазеркальем
Науке не понять.
Бессмертья Риски нас манят
Сильнее, чем Покой.
Разбившись, Сердце улетит
Не дальше Вечности…
А Сердце полное молчит. —
Кто знает почему?
Бессмертью нашему подарок —
Бессмертие цветов.
Невероятность не смутит:
В нее никто не верит.
Смерть как комар пищит
Вокруг моей Судьбы.
И Кана, и Голгофа
Есть на любом пути.
Неведомое для Ума
Главнейшая нужда!
Как одиноко чем-то быть
В отсутствие Души!
Играть Природе вечно без
Товарища по играм.
Не старше мы с годами,
Но с каждым днем новей!
Амхерста сердце просто,
И вечно, и тепло.
Что этот Мир, как не Гнездо —
И выпадаем все.
Мой труд – Преодоленье.
Работодатель – Страх.
Вначале – быть Стихами.
Потом – писать Стихи.
Биография – печальный
Знак: Кого-то нет!
Я это я —
Но есть влияния.
Подумала: смерть – близкий друг,
А не далекий враг.
Умиранье – Буря, Ночь —
И неторный Путь.
Благодарность – скромное Богатство
Тех, кто не имеет ничего.
У Времени мгновенья есть
И – длинные места.
Холм поклоняется Морозу —
Даже когда оттает.
Зима. В ее Тюрьме
Жемчужной помышляю
О Лете и о Солнце
Почти как о чужих.
Успех Цветка бесшумен,
А наш – докучный шум!
Что Откровенье? – Просто свет,
Чтоб ты открыл глаза.
Не Роза – но цвету опять,
Не Стриж – седлаю Ветер.
Здесь, у себя на Ферме
Зарянок вывожу.
Цветы приходят сами —
Лишь успевай встречать.
Приобретеньям тест Потерь
Необходим как хлеб.
Бывает, Пыль владеет нами —
Но выпадет Роса.
Успех – есть пыль, а Цель —
Сверкает, как роса!
Встретить Друга – это боль:
Знаю, что к Разлуке!
Ночь – мой любимый День!
Всех лучше – Тишина.
Все говорят: Разлука – смерть,
А я еще жива.
В петлице – розовый Вьюнок,
А Роза – никогда!
Нет, Розу больше не сорву:
Уколет – и завянет…
Бутон – Прелюдия к чему-то,
Что неизвестно нам.
Жизнь с непокрытой головой
Под дерном здесь лежит.
Кто б против Солнца возражал,
Когда бы не Закат?
Куда пойдут наши Сердца,
Когда Земля пройдет?
Какой нам скажет эхолот,
Как Сердце глубоко?
Тебя, теряя, узнавать —
Чем не награда мне?
Пологий воздух не для Альп —
Здесь – крутизна Свободы.
Айсберг – Морю не преграда,
Лишь дорожный Знак.
Сколь ни построй Причалов,
Все не приблизишь Море.
Сколько быстрых Рук под снегом
Трудится весной!
Душа проходит через Смерть
И через Жизнь – одна.
Вся жизнь – стоянье у Дверей.
Их Смерть сорвет с Петель.
Зачем нам Сумерки дарить
Той, что ушла в Рассвет?
Память – странный Колокол —
Будит – и хоронит.
Кто Вору подарил Улыбку —
Тот что-то у него украл.
Снег не поранил птиц моих —
Мне подморозил сердце.
Да, Жизнь – живая, но не вся,
И Смерть не вся мертва.
Была бы бессловесной Птица,
Когда б не – Слушатель.
Мне лучше думать о тебе,
Когда погаснет день.
Малиновки и иволги
Летают под рукой,
Когда я Вам пишу.
Эмили Дикинсон: «Мое дело окружность»
(Послесловие переводчика)
Что сказать о ней? Она – загадка, и мы восхищаемся ею отчасти и потому, что никогда не разгадаем.
Имя поэта – тайна. Кто-то подметил притягательную странность этого сочетания: хрупкого «Эмили» с мужественным и непререкаемым «Дикинсон». Она – та самая Эмили, которая, прожив «крошечную микроскопическую жизнь» в уединении маленького американского городка, своего дома и сада, теперь ходит по всей земле как великая Дикинсон.
Были координаты во времени и пространстве:1830–1886, Амхерст, Массачусетс (адрес она не поменяла ни разу).
Есть автопортрет – она оставила его нам в одном из своих удивительных писем: «… я маленькая, как крапивник; волосы – каштан, глаза как вишни, оставленные гостем на дне стакана».
В этих скупых словах – и вся ее таинственная пламенная натура, и ее оставленность, одновременно трагичная и благодатная. Тот точнейший штрих, которым художник говорит все. Punctual – пунктуальный, точный – одно из любимых слов ее словаря.
Затворничество Эмили стало легендой еще при ее жизни. После амхерстской гимназии, она поступает в женскую семинарию в Маунт Холиок, но, проучившись там один год, возвращается домой к отцу. И все-таки «затвор» – это не про нее. Сузившись снова, ее пространство парадоксальным образом расширяется, а время сжимается так, что она совсем перестает замечать его.
Любовь приходила к ней дважды, и дважды жизнь «закрывалась», не дождавшись конца. Между тем на сцену, никем не замеченные, выходят ее стихи. К1858 году она уже переписывает их чернилами и собирает в маленькие пачки, перевязанные ниткой. В этот год ею написано пятьдесят два стихотворения. В1862 году, на который приходится пик ее творческой силы – триста пятьдесят шесть! Они, эти первые перевязанные ниткой листочки, и определят ее выбор. Едва удостоверившись, что они «живые и дышат», она без колебания очерчивает свой круг.
«Мое дело – окружность», – напишет она в письме. К этой загадочной фразе мы еще вернемся.
Затворницы нет – есть поэт. Для монашенки она была слишком влюбленной в этот мир. Кроме того, ее свободная натура не могла мириться с догмой. Радостно веря в Бога, она так и не сумеет стать прихожанкой. Проповеди ей скучны, в церковь не ходит, церковным правилам не подчиняется:
«Бог сидит здесь и смотрит мне в самую душу – правильные ли мысли меня посещают…» «Я абсолютно верю Богу и его обещаниям, и все же не знаю почему, чувствую, что мир занимает первейшее место в моих привязанностях».
Тихая гавань Эмили оказывается бурным морем. Ее любви, света, опасности, бездны, высоты хватило бы на многие и многие обделенные всем этим жизни. И если обыватель, впрочем, совершенно невинно, высказывает к ней жалость и сочувствие, то она, столь же невинно, спрашивает в одном из писем:
«Как большинство людей живет без мыслей? В мире много людей: Вы наверняка встречали их на улицах – как они живут? Откуда они берут силы одеваться по утрам?»
