Борис Корнилов - Стихотворения. Поэмы

Ползали сумерки у колен,
И стали бескровными лица.
Я книгу знакомую взял на столе
И стал шелестеть страницей.
Придвинул стул,
Замолчал и сел,
И пепельницу поставил.
Я стал читать,
Как читают все,
Помахивая листами.
Но книга разбéгалась в голове,
И мысли другие реже.
… … … … ……
И вот —
Насилуют и режут,
И исходит кровью человек.
Вот он мечется,
И вот он плачет,
Умирает, губы покривив,
И кому-то ничего не значит
Уходить запачканным в крови.
Отойдет от брошенного тела
Так задумчиво и не спеша
И, разглядывая, что он сделал,
Вытирает саблю о кушак.
Он теперь по-мертвому спокоен,
Даже радость где-то заперта.
Он стоит с разрубленной щекою,
С пеною кровавою у рта.
Но враги бросаются навстречу,
И трещат ружейные курки.
Защищаться не к чему
И нечем —
Сабля, выбитая из руки,
И, не убивая и не раня,
Все равно его не пощадят,
А подтаскивают на аркане
И прикручивают к лошадям.
Он умрет
Как люди — не иначе,
И на грудь повиснет голова,
Чтобы мать, пригнутая казачка,
Говорила горькие слова.
И опять идут рубить и прыгать,
Задыхаться в собственной крови.
………..
А Гоголь такой добродушный на вид,
И белая,
Мертвая книга.

И воля, и волны
Гуляют кругом,
С них пена летит полукругом,
Но море не вечно бывает врагом, —
Порою бывает и другом.
А чтобы руки сильнее гребли
И не дрожали при этом,
Тебе доверяются корабли.
О море зеленого цвета,
В далеком пути
Корабли береги
Иль щепками на берег выкинь,
Но не поклонится вперегиб
Самоуверенный викинг.
В открытое море
Уходит вперед,
В туманы глаза свои вперив,
Звериные шкуры с собою берет
С оттенками радужных перьев
И хмурым товарищам
Громкую речь
Промолвит, торжественно кланяясь:
— Нас боги обязаны
В море беречь
За жертвенные заклания.
Соленою пеной
Плюется волна,
Но, сердце,
В спокойствии выстынь.
Пусть там,
   где земля,
   как бочонок вина,
Нам будет надежная пристань.
Товарищ оставшийся,
Береги,
Как преданный воин и труженик,
И наши домашние очаги,
И боевое оружие.
И мы уплывем,
   а куда? —
   невесть…
Ты громко рассказывай людям,
Что мы забываем
Отцов и невест
И матерей позабудем…

В ответ —
Не жалеют друзей голоса,
О родине — словно о мачехе,
И хлопают бешеные паруса
На черной, захватанной мачте.
Надежные снасти,
И плещет весло.
Но вот на десятой неделе
Большое ненастье —
Коварство и зло
Показывает на деле,
Ни выслушать слово,
Ни слово сказать, —
Скрипят корабельные доски,
А волны зачесывали назад
Седеющие прически,
А после взлетали,
Шипя и дразня,
Кидались
И падали в пене…
— Глядите, товарищи и друзья,
Молите богов о спасенье!
Глядите,
   валы подступают к валам,
Вздымается ярус на ярус,
И мачта ломается пополам,
Распарывая парус…

У викинга рот перекошен со зла
С прокушенною губою…
— О море!
Свобода меня принесла
О смерти поспорить с тобою.
Я вижу —
От берегов земли
По зыби коварной и топкой
Проводит невиданные корабли
Рука моего потомка.
Он песню поет на своем корабле,
Он судно ведет к далекой земле.
… … … … …
Волна ударяет,
Злобна и верна,
И пляшут у берега серого
Резные борты,
И резная корма,
И весла из лучшего дерева…
Волна ударяет,
И тысячи дней
Спеша ударяют за ней.
И викинга правнук
Повел корабли,
Звенящие словно рубли.
Свободою предка он напоен…
И буйно перед валами
Мы песню поем,
Молодую поем
Под алыми вымпелами.
И нынче и завтра
На бурный парад
Пройдет бронированный крейсер.
Гудит он товарищу
Судна «Марат»:
— У песен и топок погрейся…
Гудит он, что парень,
Как дед, напоен
И моря и песен валами.
Мы песню поем,
Молодую поем
Под алыми вымпелами.

По ночам в нашей волости тихо,
Незнакомы полям голоса,
И по синему насту волчиха
Убегает в седые леса.
По полям, по лесам, по болотам
Мы поедем к родному селу.
Пахнет холодом, сеном и потом
Мой овчинный дорожный тулуп.
Скоро лошади в мыле и пене,
Старый дом, принесут до тебя.
Наша мать приготовит пельмени
И немного поплачет любя.
Голова от зимы поседела,
Молодая моя голова,
Но спешит с озорных посиделок
И в сенцах колобродит братва.
Вот и радость опять на пороге —
У гармошки и трели, и звон;
Хорошо обжигает с дороги
Горьковатый первач-самогон.
Только мать поглядят огорченно,
Перекрестит меня у дверей.
Я пойду посмотреть на девчонок
И с одною уйду поскорей.
Синева…
И от края до края
По дорогам гуляет луна…

Эх ты, волость моя дорогая
И дорожная чашка вина!..

Засыпает молча ива,
Тишина
И сон кругом…
Ночь, пьяна и молчалива,
Постучалась под окном.

Подремли, моя тревога,
Мы с тобою подождем,
Наша мягкая дорога
Загуляла под дождем.

Надо мной звереют тучи…
Старикашкой прихромав,
Говорит со мною Тютчев
О грозе и о громах.

И меня покуда помнят,
А когда уйдет гроза,
В темноте сеней и комнат
Зацветут ее глаза.

Запоет и захохочет
Эта девушка — и вот…
Но гроза ушла.
И кочет
Утро белое зовет.

Тяжела моя тревога
О ненужных чудаках —
Позабытая дорога,
Не примятая никак.

И пойму,
Что я наивен.
Темнота —
Тебе конец,
И опять поет на иве
Замечательный синец.

Очень я люблю
И маму и поляну,
Звезды над водою по рублю.
Поискал бы лучше, да не стану —
Очень я люблю.
Потому не петь иные песни,
Без любви, в душе окоченев, —
Может быть,
На этом самом месте
Девке полюбился печенег.
Отлюбила девушка лесная,
Печенега полоня…
Умерла давно-давно, не зная
О глазах нерусских у меня.
Только я по улицам тоскую,
Старику бы не скучать так —
   старику…
Не сыскать мне девушку такую,
Вот такую —
На моем веку!
Запевай от этого, от горя,
Полýночная птица соловей,
Все края от моря и до моря
Трелью расцарапанной обвей,
Чтобы я без пива и без меда…
Чтобы замутило по краям…
Привела бы непогодка-непогода
На поляну, к молодым ручьям,
Где калина да ольха-елоха
Не боится бури и грозы,
Чтобы было на душе неплохо,
Может быть, в последние разы.
Проходи, косой весенний дождик,
Поливай по тропке полевой.
И не буду я, тоскуя, позже
О деревья биться головой.
Только буду, молодой и грубый,
И заботливый, как наша мать,
Целовать калину, будто в губы,
И ольху любовно обнимать.
… … … … …
И еще хочу прибавить только
К моему пропетому стиху,
Что порою называю — Ольга —
Розовую, свежую ольху.