Гафур Гулям - Стихотворения и поэмы
Все же именно журналистика долго оставалась той стихией, которой Гафур Гулям отдавал всего себя, можно сказать, без остатка. По заданиям газет и журналов он в 20—30-е годы исколесил весь Узбекистан, нередко приезжал в соседние республики. Его стихотворения, в которых он, преодолевая классические каноны, пролагал новые пути узбекской поэтики — об этом ниже, — зачастую были откликами на события реальной жизни. Откликами иногда фактографическими, гораздо чаще — глубоко осмысленными и прочувствованными, на уровне зрелых, широких обобщений. Это была поэзия гражданственная, остроактуальная в самом возвышенном смысле слова.
В начале самостоятельной жизни не получив сколько-нибудь завершенного образования, поэт упорно, систематически работал над собой, так что уже в молодые годы поражал всех, кто с ним общался, богатством и глубиной разносторонних знаний, прежде всего в области гуманитарных наук. Выразительный портрет Гафура Гуляма той поры дает (в предисловии к сборнику его стихов, изданному в Москве в 1971 году) видный украинский писатель Иван Ле, в начале 30-х годов — инженер-ирригатор, командированный в Узбекистан. Гафуру Гуляму поручили сопровождать группу специалистов в поездке по республике. «Нас, строителей, была группа в несколько человек, — писал Иван Ле, — и в ташкентском губкоме пообещали: кто-нибудь, знающий эти места, да притом еще и русский язык, будет прикомандирован к нам на время поездки. Этот кто-нибудь оказался юношей лет на семь или восемь моложе меня, и, по правде сказать, его первое появление меня слегка разочаровало: неужто не могли отыскать кого посолидней? Парень был высок, строен, с удлиненным, красивым, внимательным лицом и большими тяжело-пристальными глазами, смотревшими из-под очков. Он представился звучно и решительно:
— Гафур Гулям! — и сразу деловито и увлеченно заговорил о поездке… Он хорошо, хотя и с сильным акцентом, говорил по-русски, и минут пять спустя я поймал себя на том, что беседую с ним тоже увлеченно и совсем запросто, как со старым знакомым. В его лице, в его эмоциональной напористости, во всем, что он говорил, обнаруживалось нечто значительное и покоряющее… И говорил он удивительно ярко, на каждом шагу вставляя в речь пословицу или образный оборот, поражавшие своей меткостью…
— Мне кажется, — сказал он вдруг посреди разговора… — мне кажется, товарища инженера надо познакомить не только с землей, но и с хозяином той земли — с народом, с наманганскими узбеками. Были в Намангане? Старинный город… город-кишлак… Настоящий Узбекистан!
Мы, конечно, выразили полную готовность к такому знакомству. Но кто нас будет туда сопровождать? Да конечно он сам, Гафур!.. Мы почувствовали себя смущенно… надо ведь и совесть иметь: у человека своих дел хватает.
— И свои дела успею сделать! — сказал Гафур решительно. — Все надо успевать…
Позже, за годы многолетней дружбы, я понял, что в этом и сказался весь Гафур: всегда готовый безрасчетно, казалось бы, тратить себя, свое время и силы, на какие-то общие и общественные дела, на нескончаемое общение с людьми. Впрочем, так ли уж „безрасчетно“? Нет, он, бесспорно, знал, что все это даст ему потом громадную творческую отдачу, и ничто сделанное для жизни не пропадет даром: жизнь возвратит ему сторицей, сотнями золотых строк…»
Результаты напряженного, плодотворного труда не замедлили сказаться. В 1931 году вышел из печати первый сборник стихов Гафура Гуляма под характерным для того времени названием «Динамо», год спустя — второй, «Живые песни». Из числа поэм, задуманных и созданных автором в 30-е годы, первая — «Кукан» — была издана в 1934 году. Немногим раньше в периодической печати начали появляться переводы его стихов на русский язык.
В это же время Гафур Гулям, уже признанный поэт, становится одним из организаторов литературной жизни Советского Узбекистана. Он участвовал в работе I Съезда советских писателей в Москве, где встречался и беседовал с М. Горьким. В числе тех, кто руководит и направляет в республике литературный процесс, воспитывает смену старшим его участникам, Гафур Гулям остается до конца своих дней.
30-е годы были для него полны неустанной и разнообразной работой в различных жанрах литературного творчества. Оставаясь автором стихотворений и поэм, он все чаще обращается к прозе и драматургии; будучи по-прежнему активным в публицистике, значительно расширяет диапазон переводческой деятельности — переводит не только с русского и через русский, но также с языков братских народов. Как смолоду повелось, много ездит, все чаще — за пределы Узбекистана. Расширяется круг друзей, дома растет семья. В расцвете творческих сил и деятельности Гафур Гулям вместе с народом встретил войну.
Вместе с народом, разделяя с ним неимоверные тяготы — а в глубоком тылу их с избытком хватало на всех, — поэт прошел эти суровые и грозные годы, по своему обыкновению живо и горячо-откликаясь на события, в которых с наибольшей полнотой отразилось лицо эпохи, черты народного характера. Наделенный отзывчивой, сострадательною душой, Гафур Гулям всегда готов прийти на помощь людям даже малознакомым, нуждается ли человек в куске хлеба или в добром слове участия. Сотни свидетельств тому сберегает поныне память его современников. Весной 1942 года он в составе делегации тружеников Узбекистана приехал на фронт, где с чтением стихов выступал перед бойцами нередко прямо на передовой, в окопе или блиндаже. Военные впечатления, раздумья о судьбах большой Родины и ее разноплеменных сынов, сражающихся с врагом, обогатили творческую палитру узбекского поэта, усилили социальное, гражданское звучание его стихов.
В предпоследний год войны Гафур Гулям с семьей поселился в двухэтажном доме с просторным садом, что на улице Арпа-Пая — как раз там, где былой «старый» город соприкасался с «новым». В просторечии район этот до сего дня именуют по названию ворот в городской стене, давно уже срытой: Беш-Агач. Здесь-то и принимал поэт в последние два десятилетия жизни многочисленных гостей — не только из соседних кварталов и пригородных кишлаков, но теперь уже чуть ли не со всех концов света[1]. Рассказывают — а гулямовский «фольклор» богат и красочен — калитка в дом поэта всегда, для знакомых и незнакомых, оставалась незапертой. Подобно тому как была всегда открытой навстречу людям душа Гуляма, — черта, одна из доминирующих в его натуре:
Мой садик — ваш! Пусть только скрипнет дверца!
На грядках зелень мяты, кинзы, перца.
Вот свежая вода, вот полотенце,
а вот открытое вам настежь сердце!
И в сад, и в сердце вас пущу, друзья!
(«К нам приезжайте погостить, друзья!»)
Сам хозяин, однако, не засиживался дома; невзирая на возраст и слабеющее здоровье, в круг его поездок теперь включились не только Москва, Баку или Казань, но и Прага, Каир, Герат. Всюду — на трибуне ли международного форума борцов за мир, в заводском цеху, в беседе с дотошными репортерами с Запада — Гафур Гулям оставался «полпредом» поэзии родного Узбекистана, глашатаем культуры великой Советской страны. Поездки в пределах Союза и особенно за рубеж давали богатую пищу для размышлений на тему об интернациональной дружбе народов.
Гафур Гулям скончался 10 июля 1966 года, едва перешагнув свой шестидесятитрехлетний рубеж. Это были тяжелые дни — Ташкент все еще сотрясали толчки разразившегося весной землетрясения, ставшего бедствием для города и тысяч его жителей. Поэт, превозмогая уже подступавший роковой недуг, неустанно обращался к согражданам со словами ободрения. Не только со страниц газет или по радио — пешком ходил по разрушенному городу, приветливым словом поддерживая пострадавших друзей либо просто первых встречных. Многим помогли в эти горькие минуты теплое участие поэта, его несокрушимый оптимизм, его неиссякаемый — гулямовский — юмор.
…Таким и запомнили его сограждане. И таким он оживает перед читателем на страницах книг, которые сегодня трудно счесть и назвать, изданных в разных концах мира на десятках языков.
2Жизнь поэта запечатлена в его творениях. Справедливо и обратное: все, что вышло из-под его пера, так или иначе порождено и продиктовано действительностью, участием поэта в жизни народа, своей эпохи.
Гафур Гулям — плоть от плоти трудовых слоев узбекского народа, каким этот народ был в период решающего перелома его жизненных судеб. Большой художник слова, наделенный прозорливостью и глубиной исторического мышления, он сумел увидеть и с громадной впечатляющею силой отобразить то, что было главным, характерным именно в этот период для народа, чье прошлое и настоящее он постиг в совершенстве.
Оттого-то, по сути, во всем, что создал в поэзии Гафур Гулям, заложено как бы смысловое ядро, первооснова, из которой вырастает система образов произведения, пучки мыслей и чувств, которыми поэт вдохновляется и которыми он стремится взволновать, воодушевить, «заразить» читателя. Такой первоосновой является антитеза: «прежде и теперь», «старое и новое», что для поэта (и в сознании его, и в сфере эмоциональной) почти всегда синонимично понятиям «рабство и свобода», «зло и добро», «темное и светлое», даже так: «мертвое и живое». Ясно, что в жизни — а значит, и в поэзии, если она ее порождение и образное продолжение, — далеко не все определяется такой двучленной формулой-схемой. И однако же, правдиво отображая сложнейшие, подчас причудливые переплетения нового и старого, доброго и злого, светлого и темного, живого (хотя идущего из глубины веков) и мертвого (но притворяющегося новым) в реальной жизни и в человеческой психике, Гафур Гулям никогда не путал эти коренные нравственно-исторические категории, всегда ясно определял свою собственную позицию в противоборстве между ними. Органичная, всепроникающая гражданственность, идейность, преданность целям революции, гуманизма и раскрепощения человеческой личности — таковы основополагающие черты поэтического творчества Гафура Гуляма.
