Екатерина Шевелёва - Принцессы, русалки, дороги...
«Проверяйте и закрывайте за собой горелки!»,
«Уходя, гасите свет!».
Пожалуй, не веревки для сушки белья, не грязные стены, а именно эти объявления — самое наглядное свидетельство того, что квартира — коммунальная.
— Господи, «коммунальная»! Слово-то какое хорошее — от коммуны, от романтики! — прошептала Анна Гавриловна, — значит, можно было сохранить здесь... ну, товарищество, что ли, заботу о человеке!
Почти с ужасом вспомнила сейчас Анна Гавриловна, как однажды она удивилась, когда кто-то сказал ей о тете Варе: «Она ведь еще по летам не старая женщина, она ведь ваша ровесница, но не до себя ей».
В представлении Анны тетя Варя была так стара, что даже не имело смысла считать, сколько ей лет. И сама же тетя Варя, когда спрашивали ее про возраст, хмуро ворчала:
— Что спрашивать-то? Сто лет, разве не видно?!
Когда-то она вырвала себе два передних зуба, да так и не вставила, все было некогда. Из-под вечной ее темной косыночки вылезала тоненькая косичка, и Аня лишь сейчас вспомнила, что косичка эта была не седая, а темная, и что глаза тети Вари за стеклами очков были не потухшие, а прямо-таки вперяющиеся тебе в лицо.
6Эти огромные глаза мысленно представила себе Анна Гавриловна, когда в глубокие зимние сумерки позвонили из инвалидного дома: «Умерла Варвара Петровна».
— Легко умерла, — сказал молодой женский голос, — все старушки завидуют. Все слабела, слабела. Два последних дня была без сознания... Была при ней, как она умирала, товарка ее по работе — Нюша. А вам мы еле дозвонились. У вас что-то телефон плохо работает!
Первое, что подумала Анна Гавриловна: «Слава богу, успела съездить к ней недавно!» Ездила с тетей Нюшей, бывшей Вариной товаркой по работе в поликлинике.
И, кстати, удивило тогда Анну, что тетя Варя вроде бы не очень обрадовалась гостям. А она, наверно, уже просто-напросто не могла радоваться, не было уже на это жизни.
«Полгода назад как хотелось тете Варе, чтобы я приезжала почаще, — думала Анна Гавриловна, — и была у нее главная мечта: побывать хотя бы денек дома, в «своей» коммунальной квартире. А потом уже и на эту главную мечту не осталось сил!.. Какое-то лежит на мне проклятие, — корила себя Анна Гавриловна, — не хватает времени на внимание к близким людям!
Не хватало времени, чтобы Оле рассказать про тетю Варю. Да и вообще на разговор с Ольгой по душам часа никак не найдешь! Хорошо еще, что не забыла поздравить девчонку, когда полгода назад, в апреле, вручили ей на заводе постоянный гостевой билет на десятый съезд комсомола. Не хватило времени написать отцу, когда он тяжело заболел — так и умер, не получив от Анюты письма, — а ведь собиралась съездить к нему в Харьков... Не хватало времени ездить к тете Варе, а когда все-таки приезжала, то, очевидно, чувствовала тетя Варя, что этот приезд — для успокоения своей совести, а не для нее, и стеснялась попросить о чем-то: только глядела-глядела громадными глазами — все в этих глазах!»
Через кого-то — было уж давно это — догадалась передать Анна Гавриловна, чтобы не беспокоилась тетя Варя — похоронит она ее хорошо.
И вот теперь, когда позвонили о смерти Варвары Петровны Родионовой — стала настойчиво спрашивать себя — почему она, коммунистка, считает необходимым выполнить эту невысказанную, а что называется, высмотренную просьбу?
Ведь можно было бы рассуждать так: тете Варе т е п е р ь все равно! Она верила, что я похороню ее так, как она хотела. Красиво. Согласно высшему идеалу ее красоты — с литургией, с хором, со всем благолепием. Она твердо верила, и с этой твердой верой умерла,так зачем же сейчас мне делать все это?.. Зачем снова идти к попам, с которыми я тихо, но решительно порвала раз и навсегда еще там, в Харькове, на Холодной Горе.
Так, значит, не надо затевать для тети Вари торжественный похоронный обряд? Вроде бы не надо: неразумно, нелогично!..
И все-таки, пусть войдет она, как мечтала, в свою церковь — в свою красоту! Войдет мертвая, ничего не чувствующая, но ведь так хотела она этого, когда была живая. А обещание есть обещание, и оно не отменяется смертью того, кому оно было дано! Пусть видят люди, Варины товарки по работе, ее, Варино, общество, — какое оно есть, такое и есть, — что отдала она свою жизнь, обслуживала, обхаживала семью человека, умеющего держать слово!..
К началу отпевания гроб тети Вари поставили прямо перед изображением воскресения Христова. Подходит к гробу то одна, то другая женщина в чем-то темном. Или, может быть, кажется одежда темной в полумраке, в ароматном сером чаду, пронизанном огоньками лампадок и свечек?
— С уважением посреди церкви поставили Варвару Петровну, так полагается, обряд такой! — прошептала, подойдя к Анне, старуха в черном.
Да. Древний-древний обряд.
Впервые за весь ее век не Варвара Родионова служила, а ей служили. И была она — впервые за все свое пребывание на земле — в центре внимания не только старушек церковных, но и молодежи: Оля и несколько ее товарищей пришли в церковь — наверно, отчасти из любопытства, а отчасти, может быть, повинуясь какому-то еще странному для них чувству. Чувству долга? Ведь кому-нибудь надо помочь старикам везти гроб на кладбище к могиле?
Анна Гавриловна признавалась себе, что она рада приходу молодежи. И в то же время ее смущало и тревожило то острое, зоркое любопытство, с которым заводские юноши и девушки оглядывались вокруг. Не захватит ли их необычность и торжественность обстановки, своеобразная экзотика, так сказать? Найдем ли мы, родители, воспитатели, время, чтобы всерьез поговорить с молодежью о религии? Ведь одного утверждения, что она — опиум для народа, мало. Сколько мысли, энергии, душевной силы — в обращениях Ленина к Максиму Горькому, увлекшемуся богоискательством! Разве способна Анна подняться до высоты такого слова? Но, наверно, надо пытаться подниматься к этой высоте...
Во все глаза смотрела молодежь на тетю Варю в черном апостольнике, на ее большие руки, на поредевшие, но все еще черные дуги бровей.
Лицо уже изменилось, стало землистым, а руки все еще были как живые — сильные и уверенные. И когда стали заколачивать гроб, рабочий звук молотка, такой, казалось, чуждый церкви, был родственным и близким большим мозолистым рукам тети Вари...
Слушая эти удары молотка, Оля вдруг вспомнила, как нынешним летом заехала она после городских соревнований по легкой атлетике в инвалидный дом. На соревнованиях Ольга заняла третье место по бегу на сто метров и была счастлива: может быть, услышит об ее успехе тот немосковский юноша, которого она встретила и полюбила на апрельском съезде?
Машинально Оля поила тетю Варю присланным из дома чаем с молоком, машинально вытирала тете Варе лицо, поправляла ей подушки. Инвалидный дом оставался для Оли совершенно чуждым ей миром несчастья, населенным как бы существами с другой планеты — скрюченными, скорченными от болезней, от старости, от невзгод. И загорелая счастливая девушка буквально уставилась на тетю Варю, когда та шепотом попросила ее спеть песенку, которую разучивал когда-то школьный Один класс:
Три брата уходили
Искать по свету счастье.
Сестра их провожала в путь-дорогу.
Первый — на юг, второй — на восток.
Третий — на запад пошел искать удачи,
И каждый говорил:
Пускай моя сестра не плачет,
Вернусь домой со счастьем,
не иначе.
Вспомнила Оля, что были у тети Вари братья — наверно, с такими же сильными мозолистыми руками, как у Олиных товарищей по цеху, по заводу.
На кладбище, почти рядом с уже вырытой могилой для Варвары Петровны Родионовой, хоронили какого-то военного.
Когда молодые люди везли гроб тети Вари на железных высоких санках, оркестр возле могилы военного заиграл «Интернационал». Привычно, почти автоматически остановилась молодежь с гробом тети Вари, остановилась и Анна Гавриловна.
Было морозно, и мелодия «Интернационала» была особенно звонкой. Потом тетю Варю уже не повезли, а понесли дальше, к ее могиле, и опустили гроб в мерзлую землю. Оркестр поодаль закончил «Интернационал» и, по воле и фантазии музыкантов, вдруг зазвучала другая мелодия:
...Никогда, никогда,
никогда, никогда
Коммунары не будут рабами!
Лес вокруг был парчово-серебряный, а бронзовые сосны — так показалось Анне, Анюте — немного напоминали громадные свечи. Как красиво! И чудом держались на зимних ветках сухие листья.
Военные, окружавшие ту, другую могилу, выпили по стакану водки, налили еще один и плеснули его на свежий холм.
Потом, когда старухи, товарки тети Вари, приехали к Анне Гавриловне домой — выпить чаю и закусить «чем бог послал», одна из них рассказала то, чего Анна не знала.
