Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю

Не спорить, отвечать я стану,
Чтоб ты, моряк, гордиться мог,
Коль я перед тобой предстану
И как поэт и как стрелок.

Я о стрелках скажу, но прежде
Тебя я другом назову.
Твоим стихам, твоей одежде
Скажу два слова в похвалу.

Бушлат, в стихах твоих воспетый
Сам рифмовал бы без конца,
Я чую под одеждой этой
Друзей бесстрашные сердца.

И многое припомнить рад,
Рифмуя: брат, бушлат, Марат.

А тельник, форменка и брюки —
Все ныне радует и нас,
Но что бойцу вверяют в руки
Как бы любовно… В жизни раз!

Зовут на сбор, на подготовку,
Вручат и скажут: береги!
И мы, гордясь, берем винтовку,
Не брякнув, ставим у ноги.

Она, подруга, просит ласки,
Мы паклю чистую берем
И жир и масло долгой смазки,
Как слезы, бережно утрем.

Рукой умелой без упора
Как надо повернем курок,
Уложим семь частей затвора
Мы на разостланный платок.

Все вытрем, смажем аккуратно,
И в ствол мы поглядим не раз,
Чтоб не могли ни грязь, ни пятна
Лежать на совести у нас.

Но чу! Запели. То-то славно!
Чтоб песня веселей была,
С протиркой шомпол ходит плавно,
И засиял канал ствола!

Сверкай мой штык, граненый, дольный,
Синейте небом все места —
От мушки до коробки ствольной,
Упора винт и винт хвоста…

И от затыльника приклада
До пресловутого мулька.
Еще владеть оружьем надо,
Беречь, хранить его пока,
Но ты и гордость и отрада,
Подруга верная стрелка…

О неудачах и обидах —
Все мелкое забуду я,
Коль вижу дружно в пирамидах
Винтовок строится семья.

Как шаг в строю, как песня хором,
Их вид мне близок и знаком, —
Стоят с отведенным затвором,
Налево свернутым курком.

Я прославляю наши роты
И как стрелок и как поэт.
Моряк! У нас отважны флоты,
Сильны орудья, самолеты,
И конница, и пулеметы,
А людям — и преграды нет.

От имени родной пехоты
Я шлю товарищу привет.

Прекрасный край изображая.
За строем слов твоих слежу
И что поет строфа чужая
Неясным шепотом твержу.

Как будто я не слышал бури,
И шума торных светлых вод,
И как певец на ачьянгури
Аккорды тихие берет.

Но трудно мне чужого слова
Значенье полное обнять,
Оно и просто и сурово
В моей душе должно звучать.

Оно передо мной, как пятна,
Как тени солнца на снегу:
Его волненье мне понятно,
Но передать я не могу.

Оно должно поэту сниться
И в пробуждении опять
Работой сладостной явиться,
Вздохнуть, ожить и зазвучать.

Чтоб даже мыслью бессловесной
Я дрогнул и явился в нем,
Как мой товарищ неизвестный
Живет в речении своем.

Но, повторяя эти строки,
И я их чувствую уже
Все тем же отзвуком широким,
Не умирающим в душе.

Ведь это ленинское слово
Уста народа говорят.
Его любовно и сурово
Произносил далекий брат.

Мы на крутом остановились спуске,
Там, где упрям дороги поворот,
А склоны скользки и тропинки узки.

Невольно медлит робкий пешеход.
Спускается, за столбики хватаясь,
То вслух бранясь, то втайне усмехаясь,
Он еле подвигается вперед.
Он вдруг долину взором обведет
И замолчит. И хорошо вздохнет.

А перед ним отчетливей и шире
И неба край, синеющий вдали,
И дальние леса, и снежный берег Свири.

Там, в бороздах чернеющей земли,
Несется вьюга белыми клоками
Вдоль рельсовых путей и от костра к костру.
Оттуда шум работ машинными гудками
То долетит, то смолкнет на ветру.

Там бревна как рассыпанные спички,
Там дым как пух из птичьего гнезда,
И в шуме трудовом, как в братской
   перекличке,
К обрывам подбегают поезда.

Дымки паровиков белеют, отлетая,
Как будто тая, отлетает звук,
И темной насыпи черта крутая
У берега очерчивает круг.

А за рекой просторно и отлого
Поднялся склон. О зимняя краса! —

Синеющая санная дорога
И сизые прозрачные леса.
Я был бы рад и зимнему туману,
Когда метель и паровозов дым
Покроют реку облаком густым,
Но думалось: и сам таким же стану,
Как эта даль, и ясным и простым.

Все отдаленное мне представлялось рядом,
И как отчетливо! Открыто. На виду.
Хотел бы я таким же чистым взглядом
Глядеть на все, что на земле найду.

Родимый Север мой! Не кинем мы друг
   друга.
И свежесть бодрую мы понесем с собой
И к морю запада, и на предгорья юга,
В спокойный труд, и в беззаветный бой.
Кидай в лицо горстями снега, вьюга,
Шуми, метель, и наши песни пой!

И ты, река, родная мне, как Волга,
Как половецкий Днепр, петровская Нева,
Твоя под снегом дремлет синева…
Хотел бы я остаться тут надолго, —
Тут, как степной ковыль, былинная трава,
Вся бурая, дрожит на косогоре,
И галька сыплется со снегом пополам,
И пыль морозная дымится по холмам…

О русская краса! На всем земном просторе
Милей всего, всего желанней нам
Затейница в недорогом уборе,
Подруга верная и в радости и в горе.
И кто с тобой не весел и не боек,
Кто в деле не удал и в горести не стоек?

Или не знали наши небеса
И косарей на зорьке голоса,
И глухари заливистые троек,
И строгие леса заветных наших строек,
И наших заповедников леса.

Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты — мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.
   Я кую, ты пашешь поле,
   Оба мы трудом живем,
   Оба рвемся к светлой воле,
   С бою каждый шаг берем.
Я сверлю земные недра,
Добываю сталь и медь.
Награжу тебя я щедро
За твои труды и снедь.
   Наши руки мощью дышат,
   Наши груди крепче лат,
   Наши очи местью пышут,
   Постоим за брата брат.
Мы с тобой родные братья,
Я — рабочий, ты — мужик,
Наши крепкие объятья —
Смерть и гибель для владык.

Когда заиграют походные горны —
Предвестники грозных атак,
Глубокою ночью, тревожной и черной,
Коня оседлает казак.

   Эгей, эй!..
   Коня оседлает казак.

Товарищ потуже подтянет подпругу,
Серебряной саблей звеня.
Сначала казак поцелует подругу,
Потом приголубит коня.

   Эгей, эй!..
   Потом приголубит коня.

И низко пройдут облака над станицей,
И соком нальются плоды.
— Казак, дай коню вороному напиться
Речной и студеной воды!

   Эгей, эй!..
   Речной и студеной воды!

По дальнему шляху он звякнет подковой,
Стальные рванет мундштуки.
И Тихому Дону поклонятся снова
Родные орлы-казаки.

   Эгей, эй!..
   Родные орлы-казаки.

И низко пройдут облака над станицей,
И трубы сильней зазвучат, —
Донцов на защиту советской границы
Горячие кони помчат.

   Эгей, эй!..
   Горячие кони помчат.