Иоганн Гёте - Фауст

Я весь охвачен чудной дрожью.
Часами бы стоял я здесь один,
На ложе глядя и на балдахин,
Где созданный природой ангел божий
Сначала развивался, как дитя,
И подрастал, играя и шутя,
И вдруг, созрев душевно и телесно,
Стал воплощеньем красоты небесной.
А ты зачем пришел сюда?
Таким ты не был никогда.
Чем ты взволнован? Чем терзаем?
Нет, Фауст, ты неузнаваем.
Дыханье мира и добра
Умерило твои влеченья.
Неужто наши настроенья
Воздушных веяний игра?
Когда б она, не чая зла,
Сейчас бы в комнату вошла,
В каком бы страхе и смущенье
Ты бросился бы на колени!

Живее вон! Она войдет сейчас.

Бежим! Дай кину взгляд в последний раз!

Смотри, как тяжела шкатулка эта.
Мы девушке ее поставим в шкаф.
В ней драгоценности и самоцветы.
Она с ума сойдет, их увидав.
Тут безделушки для твоей вострушки,
А дети ой как падки на игрушки!

А честно ль это?

Вот так оборот!
Ты может быть, присвоить хочешь ящик?
Сказал бы это наперед,
Чтобы меня избавить от хлопот,
Когда ты добродетели образчик.

Башку ломаешь для его персоны,
Из кожи лезешь вон,
А он,
К возлюбленной стремящийся влюбленный,
Стоит как пень,
Как будто в свой учебный день
Метафизическую дребедень
Жует в лекцьонном зале полусонно!
Скорее прочь!

Как в спальне тяжело дышать!

А на дворе не жарко, тихо.
Скорей бы воротилась мать!
Мне кажется, что неспроста
Такая в доме духота.
Какая я еще трусиха!

Король жил в Фуле дальней,[41]
И кубок золотой
Хранил он, дар прощальный
Возлюбленной одной.

Когда он пил из кубка,
Оглядывая зал,
Он вспоминал голубку
И слезы проливал.

И в смертный час тяжелый
Земель он отдал тьму
Наследнику престола,
А кубок — никому.

Со свитой в полном сборе
Он у прибрежных скал
В своем дворце у моря
Прощальный пир давал.

И кубок свой червонный,
Осушенный до дна,
Он бросил вниз с балкона,
Где выла глубина.

В тот миг, когда пучиной
Был кубок поглощен,
Пришла ему кончина,
И больше не пил он.

Откуда этот милый сундучок?
Как он здесь очутился? Просто чудо!
Я шкаф замкнула, помню, на замок.
Наверно, мать взяла его в залог,
Кому-нибудь давая денег в ссуду.
А вот и ключ. Что может быть внутри?
Открою-ка. В том нет греха большого,
О господи! Смотри-ка ты, смотри,
Я отроду не видела такого!
Убор знатнейшей барыне под стать!
Из золота и серебра изделья!
Кому б они могли принадлежать?
О, только бы примерить ожерелье!

Ах, мне б такую парочку серег!
В них сразу кажешься гораздо краше.
Что толку в красоте природной нашей,
Когда наряд наш беден и убог.
Из жалости нас хвалят в нашем званье.
Вся суть в кармане,
Все — кошелек,
А нам, простым, богатства не дал бог!

Постылые! Исчадья преисподней!
Мне жаль, что нет ругательств попригодней.

Да что с тобой? Что у тебя за вид?
Тебя какая муха укусила?

Я б чертыхался на чем свет стоит,
Когда бы не был сам нечистой силой.

Вот сумасшедший! Что за кипяток!
Не горячись! Здоровье б поберег!

Подумай, у попа шкатулка наша!
Все это Маргаритина мамаша.
Лишь глянула — и на пол чуть не бах,
Такой напал на богомолку страх.
Она благочестивая матрона.
По праздникам поет святым каноны.
Без промаха ее наводит нюх,
Где чистый скрыт и где нечистый дух.
Смекнула, поглядев на изобилье,
Что невидали этой не святили,
И говорит: «Дитя, не тронь серег.
Неправое имущество не впрок.
Пожертвуем-ка эти украшенья
Заступнице небесной в приношенье».
Дочь смотрит на каменьев перелив
И думает: «Ужель так нечестив
Даритель и его проступок грубый?
Дареному коню не смотрят в зубы».
Был совещаться вызван капеллан,
И он одобрил материнский план.
«Вы приняли разумное решенье,
Мир вашей добродетельной душе:
Кто жадность победил, тот в барыше.
А церковь при своем пищеваренье
Глотает государства, города[43]
И области без всякого вреда.
Нечисто или чисто то, что дарят,
Она ваш дар прекрасно переварит».

Как и всеядец ростовщик еврей
И главный королевский казначей.

Затем, минуты не промешкав,
Премного умиленный поп
Браслеты, цепь и кольца сгреб,
Как горсть каких-нибудь орешков,
На женщин милости небес
Призвал и был таков, исчез.

А Гретхен?

С места не встает.
Покоя ларчик не дает,
И неизвестность беспокоит,
Кто тот даритель-доброхот?
Весь день сидит, догадки строит.

Меня томит ее печаль.
Достань ей что-нибудь другое,
Пропажи первого не жаль.

Для вас, конечно, все пустое.

И вот мой план: веди подкоп
Обходный под ее соседку,
А Гретхен снова в гардероб
Цепочку сунь или браслетку!

Да, милостивый государь.

Влюбленных мания — подарки.
Хоть небо все ему обшарь
На звезды для его сударки.

Прости господь, мой муженек
Женою бедной пренебрег!
Соломенной вдовою вяну,
А сам уплыл за океаны.
А видит бог, я ль не жена?
Любила и была верна.

Небось уж помер на чужбине!
Иметь бы справку о кончине.

Ах, Марта!

Гретхен, что с тобой?

От ужаса дрожат поджилки.
На полке ящик костяной,
И в нем сокровищ, как в копилке!
Вещей в шкатулке без числа,
Полней, чем первая была!

Ты матери не говори,
А то раздаст в монастыри.

Вот ларчик, полюбуйтесь им!

Ах, куколка! Ах, херувим!

Ни в сад, ни в церковь, вот в чем горе,
Нельзя пойти в таком уборе.

Почаще забегай тайком.
Уже и то тебе забава
Пред зеркалом в добре таком
Чуть-чуть покрасоваться павой.
Там смотришь — праздник. День за днем
Мы осмелеем понемножку,
Наденем брошку, цепь, сережку
И с гору матери наврем.

Кто мог бы ларчики принесть?
Неладное тут что-то есть.