KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Михаил Армалинский - Чтоб знали! Избранное (сборник)

Михаил Армалинский - Чтоб знали! Избранное (сборник)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Армалинский, "Чтоб знали! Избранное (сборник)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Сузанне

Нисколько градусов тепла —
и снег расплавился, как в домне,
но страшно холодны тела,
в твоём собравшиеся доме.

Там вечеринка до утра,
а утро целый день продлилось,
там взял я тело на ура —
в него ни капли не пролилось,

поскольку СПИД тебя страшил,
и ты три года не давала,
ты призывала, чтоб дружил,
но трусиков не надевала.

Ты рот закрыла на замок
и даже задом не вертела,
но чтобы я не занемог,
твоя рука на ём твердела.

И вот расплавленная страсть
тебе излилась на мамону,
а чтоб со мною вровень стать,
не строить из себя мадонну,

ты вдруг произвела на свет
вибратор с новой батарейкой
и вылетела из тенет,
запев от счастья канарейкой.

И так невинно шли часы,
что через час мне надоели,
и я послал тебя в трусы,
что нехотя себя надели.

Простился я, и навсегда,
без целомудрых жизнь – малина.
И улица, в снегу, седа,
чтоб потоптал её, молила.

* * *

Что такое? За тобой
волочусь, бегу, пылю
проторённою тропой.
Получалось, что люблю.

Слово напоследок взял —
ведь последнее, пойми.
Словом я тебя связал,
говорил себе: «Пройми

ты её». Но ведь за ней
все последние слова.
Ей, наверное, видней
по ночам. Она – сова:
мокрый глаз всегда открыт,
палку я в него совал,
но не слепнет, а горит.

* * *

Так было спокойно зимой,
и вдруг наступило тепло,
теперь семя в землю зарой
и песенку пой, как трепло,

что, мол, возрождается род
людской и звериный средь луж,
что семя в земле, словно крот,
и вьётся наружу, как уж.

* * *

Двадцать лет назад, совсем недавно,
я с тобой на выставке сошёлся,
через пару дней с тобой зашёлся.
По тебе тоска давно не давит —

отпустила двадцать дней назад.
Лишь стихи по-прежнему гнусят,
что, мол, даже двадцать лет спустя
о тебе мечтал, когда спускал.

* * *

Презрев презерватив, я погружусь по пояс
в горячую вселенную пизды.
А там уж Бог пусть мне предложит полис,
страхуя от болезней. И пусть ты

без имени, без будущего и без
одежды нижней и ненужной спишь,
ты ощущаешь, от блаженства лыбясь,
вселённый во вселенную мой шиш.

* * *

Из пизды зародыш изымали,
чтоб над похотью семья не надругалась.
Из беременности, как из каземата,
женщина, свободная, другая

выходила, с обновлённым циклом —
три минуты длилось возрожденье,
в матке создавалось разряженье —
и вовне пронёсся мотоциклом

бич священной похоти народной —
мы её в обиду не дадим,
и вскипит волною благородной
семя, видя женщину дородной,
и у всех нас встанет, как один.

* * *

Чтоб не свихнуться от любви к ебле,
ненависти к ней народы учат.
Не было б Освенцимов и Треблинк,
если Гитлер был бы поебучей.

Но он имел одну Еву Браун, и
то свидетели видели – не ёб,
а только хватался за браунинг,
заслыша интеллигенции трёп.

Яйца у него разработаны не были,
и пулями зачал он Третий Райх.
А что может быть миролюбивей ебли,
создающей тренья рай?

* * *

Я не хочу, чтоб годы проходили
и крышу наслажденья прохудили,
которая нас верно укрывала
от горестей, от холода и шквала.

Мы, скованы цепями наслажденья,
в нём цепенели, изменив сужденья
о бренности и суетности тела,
оно бессмертной птицею летело

в неведомом доселе поднебесье, мы
в унисон одну стонали песню.

Она была о счастье первозданном,
которое захвачено и скрыто
стыдом, что нами заправляет сыто,
на Бога нападая партизаном.

* * *

Портреты плоти – явный натюрморт,
природа мёртвая в спирту холщовой банки,
ты смотришь на обилье плоских морд,
а на углу объемистые панки

картинное пространство создают,
стиляги, но уже восьмидесятых,
как встарь, они насилуют уют,
а тот запоминает их с досады

и выставит портретами, чтоб мы
лет через сто в них время опознали,
и так как с приговором опоздали,
то пир продлится посреди чумы.

НА ВЫСТАВКЕ

Как счастливы должны быть мертвецы,
коль души их следят за жизнью нашей,
особенно такие молодцы,
которых помним мы за подвиги и даже

за преступленья. Как отрадно им
что словом добрым, злым, но вспоминают.
Пред импрессионистами стоим,
что нас за воздаянье принимают.

* * *

Прецеденты делают грусть никчёмной —
я оглянусь на былые разлуки,
в них накопил я на день на чёрный
порнографической показухи.

Как я легко выходил из транса
одиночества – лишь приближалась
женщина с телом, пусть залежалым,
пусть без кровати, а лишь с матрацем.

Вот и теперь – неужели стану
страсть предавать – предаваться грусти,
оттого что в объятьях не слышно хруста,
от разряженья твоих касаний?

Женщина женщине грянь на смену!
Ибо тревожна сия задержка,
как твоя, что бросает тебя на стену
от страха, что нет никого, а в поддержку —
похотник одиночества твёрдым орешком.

* * *

Раньше я был озабочен смертью,
всё это благодаря усердью
в думах о бренности и суете.
Годы, зачем мне под нос суёте
тщетный поднос, на котором тёти,
на коих я так подзалетел.

Жизнь пока посильнее смерти,
я тружусь, как простые смерды,
но над словами, о коих речь.
Так что, если пизда перед носом,
я не страдаю словесным поносом,
а молчаливо стремлюсь с ней лечь.

Вот она жизнь, что сильнее смерти,
жизнь годами да горем не мерьте
– радостью производите замер.
Пусть необъятно число объятий,
нет, пока они длятся, апатий —
и тому я – живой пример.

ГИНЕКОЛОГ НА СВАДЬБЕ

Навидавшийся пизд гинеколог
не на баб, а в тарелку смотрел,
столько в женщин всадил он иголок,
что амурных не пользовал стрел.

Он на свадьбах давно завсегдатай,
и не только чтоб потчевать рот —
не манкировать чтобы зарплатой,
новобрачной устроить аборт

или вытащить силой младенца,
раз невеста законно дала.
Утирает он рот полотенцем,
потому что салфетка мала.

* * *

В заоргазмье – покой и сон.
Воплощение райских кущ,
отдыхает лобка газон
от сминавших его кликуш.

Как в блаженстве бились они,
заходились в истерике спазм.
Хуем лишь по пизде полосни —
предлагает бесстыдства запас —

неприкосновенным звался он,
а теперь он подносится мне
щедрым взмахом бёдер извне,
в предоргазменный унисон.

* * *

Вижу женщины край,
подхожу невпопад,
это может быть рай,
это может быть ад.

Я заглядывал в рот,
я оглядывал зад,
женский значился род
там, где губы висят.

* * *

В поисках дозы пизды
вынужден в позу вставать,
будто у жизни – призы,
чтоб по заслугам воздать.

Но омерзительна ложь,
хоть у народа в чести.
Зря представленье из лож,
лапками громко части.

* * *

Готовься к пустоте, которую природа,
как говорят, не терпит.
Она не только есть, но не чужда приплода,
на море и на тверди.

Природа для отвода глаз простор навертит
и удивляет вроде.
Но потому она так пустоты не терпит,
что пустота – в природе.

* * *

Волна покрывает волну,
и рождается берег.
А тот, кто вкушает
вину, если смотрит на перед,

пусть будет утоплен в воде,
святой или сточной,
что в западной белиберде
и в догме восточной.

* * *

На старости лет Казанова
решил написать мемуар, чтоб
каждая в жизни зазноба
запомнилась, словно кошмар.

Их было не пять и не десять,
поэтому сотня томов
поднялись, как сдобное тесто
питательных женских даров.

Он пальцы облизывал долго,
и быстро скользило перо.
Он был в описаниях – дока,
но всё это было – старо.

И старость, увы, неподсудна —
помиловали небеса.
А значит, уже недоступна
была для него новизна.

* * *

Страшно оказаться без пизды,
долгое беспиздье же – страшнее.
Так что ни сюрпризы, ни призы
не заменят женских украшений.

Я, их одевая на себя,
сразу становлюсь неотразимым
для людей, для бешеных собак,
для работы дальней утром зимним.

Я надел пизду как амулет,
берегущий от любой напасти.
Нет виденья слаще и милей,
чем пизда, лежащая в запасе.

* * *

Нет укромней гнезда,
чем любая пизда.

В ней откладывать яйца,
так, чтоб глаз намозолил,
но не щурил китайцем
птенчик-сперматозоид.

Уж всегда-то на мокром
месте глаз пиздяной,
и мигает мне оком
твой оргазм записной.

Раскрасневшись, пизда
мне давала дрозда.

* * *

Мне попадались женщины холодные.
О, нет – они кончали до конца.
Совокупленья данные исходные
наглядно говорят – я не кацап.

И мне хотелось нежности еврейской,
на крайний случай – кротости буддийской,
но шли стада иль с кровушкой арийской,
иль скандинавской. Вымя лишь потискай,

и между их кисельных берегов
молочная река моя заплещет,
а я их всех любил без дураков
и, как дурак, хватал их всех за плечи

и разворачивал к себе лицом,
заплаканным от слов моих горючих,
и прижимал к себе, и утешал – короче,
счастливым всё заканчивал концом.

* * *

После оргазма чресла прозрачны,
мы наслаждаемся только душой.
Пусть же пекутся о страсти чужой
заговорённые догмою брачной.

Мы же с тобою разлукой сильны,
похоть вливающей в новые встречи.
Жажда замазывает противоречья,
выведенные на теле стены,

что между нами всегда и везде,
даже в святое мгновенье оргазма,
вместе, но порознь празднуем праздник,
чтобы тереться в любовной вражде.

* * *

Как прекрасно вместе спать,
как ужасно вместе жить,
высочайшей страсти спад
голову начнёт кружить.

Что за пропасть бытия,
что так подленько манит?
Что за сердце бунтаря,
что о славе томно мнит?

Что же в жизни ждёт меня,
кроме смерти? – Лишь Земля,
холящая семена,
мною сплюнутые, бля.

* * *

И – всё. Ты больше не нужна,
пока не возродится снова
желанье. О, как страсть смешна,
когда бессильны плоть и слово.

И только вера в чудеса
о возрождении из пепла
терпеть позволит телеса,
в которых временно ослепла

столь зримая нагая страсть.
Но возвращается наружный
симптом – едины можем стать.
И – всё, нам только плоть под стать
и больше ничего не нужно.

* * *

Меня сегодня Муза посетила,

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*