Уильям Йейтс - Стихи. (В переводах разных авторов)
He follows whatever whim's most difficult
Among whims not impossible, and though scarred,
As with the cat-o'-nine-tails of the mind,
His body moulded from within his body
Grows comelier. Eleven pass, and then
Athene takes Achilles by the hair,
Hector is in the dust, Nietzsche is born,
Because the hero's crescent is the twelfth.
And yet, twice born, twice buried, grow he must,
Before the full moon, helpless as a worm.
The thirteenth moon but sets the soul at war
In its own being, and when that war's begun
There is no muscle in the arm; and after,
Under the frenzy of the fourteenth moon,
The soul begins to tremble into stillness,
To die into the labyrinth of itself!
Aherne. Sing out the song; sing to the end, and sing
The strange reward of all that discipline.
Robartes. All thought becomes an image and the soul
Becomes a body: that body and that soul
Too perfect at the full to lie in a cradle,
Too lonely for the traffic of the world:
Body and soul cast out and cast away
Beyond the visible world.
Aherne. All dreams of the soul
End in a beautiful man's or woman's body.
Robartes. Have you not always known it?
Aherne. The song will have it
That those that we have loved got their long fingers
From death, and wounds, or on Sinai's top,
Or from some bloody whip in their own hands.
They ran from cradle to cradle till at last
Their beauty dropped out of the loneliness
Of body and soul.
Robartes. The lover's heart knows that.
Aherne. It must be that the terror in their eyes
Is memory or foreknowledge of the hour
When all is fed with light and heaven is bare.
Robartes. When the moonТs full those creatures of the full
Are met on the waste hills by countrymen
Who shudder and hurry by: body and soul
Estranged amid the strangeness of themselves,
Caught up in contemplation, the mind's eye
Fixed upon images that once were thought;
For separate, perfect, and immovable
Images can break the solitude
Of lovely, satisfied, indifferent eyes.
And thereupon with aged, high-pitched voice
Aherne laughed, thinking of the man within,
His sleepless candle and laborious pen.
Robartes. And after that the crumbling of the moon.
The soul remembering its loneliness
Shudders in many cradles; all is changed,
It would be the world's servant, and as it serves,
Choosing whatever task's most difficult
Among tasks not impossible, it takes
Upon the body and upon the soul
The coarseness of the drudge.
Aherne. Before the full
It sought itself and afterwards the world.
Robartes. Because you are forgotten, half out of life,
And never wrote a book, your thought is clear.
Reformer, merchant, statesman, learned man,
Dutiful husband, honest wife by turn,
Cradle upon cradle, and all in flight and all
Deformed because there is no deformity
But saves us from a dream.
Aherne. And what of those
That the last servile crescent has set free?
Robartes. Because all dark, like those that are all light,
They are cast beyond the verge, and in a cloud,
Crying to one another like the bats;
And having no desire they cannot tell
WhatТs good or bad, or what it is to triumph
At the perfection of oneТs own obedience;
And yet they speak what's blown into the mind;
Deformed beyond deformity, unformed,
Insipid as the dough before it is baked,
They change their bodies at a word.
Aherne. And then?
Rohartes. When all the dough has been so kneaded up
That it can take what form cook Nature fancies,
The first thin crescent is wheeled round once more.
Aherne. But the escape; the song's not finished yet.
Robartes. Hunchback and Saint and Fool are the last crescents.
The burning bow that once could shoot an arrow
Out of the up and down, the wagon-wheel
Of beauty's cruelty and wisdom's chatter-
Out of that raving tide-is drawn betwixt
Deformity of body and of mind.
Aherne. Were not our beds far off I'd ring the bell,
Stand under the rough roof-timbers of the hall
Beside the castle door, where all is stark
Austerity, a place set out for wisdom
That he will never find; I'd play a part;
He would never know me after all these years
But take me for some drunken countryman:
I'd stand and mutter there until he caught
"Hunchback and Saint and Fool," and that they came
Under the three last crescents of the moon.
And then I'd stagger out. He'd crack his wits
Day after day, yet never find the meaning.
And then he laughed to think that what seemed hard
Should be so simple-a bat rose from the hazels
And circled round him with its squeaky cry,
The light in the tower window was put out.
Фергус и друид
Перевод с английского Анны Блейз
Фергус.
Весь день день я гнался за тобой по скалам,
Ты ж ускользал, обличьями играя:
То вороном прикинулся облезлым,
От старости все перья растерявшим,
То меж камней, как тень, мелькнул куницей,
Но наконец подобьем человека
Предстал передо мной, во мгле теряясь.
Друид.
Зачем пришел, король из Красной Ветви?
Фергус.
Послушай, о мудрейший из живущих!
Когда вершил я суд, сидел со мною
Конхобар юный. Он явил такую мудрость
И так легко сносил он бремя власти,
Что отдал я ему свою корону,
Хоть тем тоску свою стремясь развеять.
Друид.
Зачем пришел, король из Красной Ветви?
Фергус.
Король! Ты сам назвал мое мученье.
Пирую ль на холме с моим народом,
Брожу ль в лесах, веду ли колесницу
Вдоль пенной кромки шепчущего моря, -
Всё тяготит чело мое корона.
Друид.
Зачем пришел ты, Фергус?
Фергус.
Трон отринуть
И мудрость грез постичь – твое искусство.
Друид.
Взгляни на худобу мою и дряхлость,
На руки, коим меч навек запретен,
На тело, сотрясаемое дрожью!
Я женской ласки в жизни не изведал,
Мужчина не искал во мне собрата.
Фергус.
А что король? глупец, который платит
Своею кровью за чужие грезы.
Друид.
Что ж, коли так, возьми котомку грез,
Ослабь узлы и насладись мечтами.
Фергус.
О, жизнь моя рекою истекает,
Струится прочь, обличьями играя!
Кем только не был я – и каплей в море,
И бликом на мече, и старой елью,
Рабом, вертящим неподъемный жернов,
И королем на золоченом троне, -
Все это было дивно и прекрасно;
Но ныне, все познав, я стал ничтожен.
Друид, друид! что за тенета скорби
Таились в серой маленькой котомке!
Комментарии
Фергус, сын Ройга (Fergus mac Raoich) – в ирландских сагах король Улада, возлюбленный Медб, королевы Коннахта. Взял в жены мать Конхобара Несс, согласившейся на брак лишь после того, как Фергус пообещал на один год уступить трон Конхобару. За этот год Несс успела настроить благородных мужей Улада против Фергуса, и по истечении срока они отказались вновь признать его королем. Источниками образа Фергуса Йейтсу послужили, среди прочего, "История Ирландии" Стендиша Джеймса О'Грэйди (1878-1880) и поэма ирландского поэта Сэмюэла Фергюсона (1810-1886) "Отречение Фергуса мак Роя" (1864) из сборника "Песни западных гаэлов". В поэме Фергюсона Фергус, как и у Йейтса, изображен королем-поэтом, добровольно отрекающимся от трона, "дабы жить мирной лесной охотой".
В начальной и заключительной речах Фергуса отражено знакомство Йейтса с пантеистическими представлениями древних кельтов, в том числе с верой в способность друидов (как и прочих магических существ) переселяться в другие формы жизни.
(с) Анна Блейз
Fergus and the Druid
Fergus. This whole day have I followed in the rocks,
And you have changed and flowed from shape to shape,
First as a raven on whose ancient wings
Scarcely a feather lingered, then you seemed
A weasel moving on from stone to stone,
And now at last you wear a human shape,
A thin grey man half lost in gathering night.
Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?
Fergus. This would I say, most wise of living souls:
Young subtle Conchubar sat close by me
When I gave judgment, and his words were wise,
And what to me was burden without end,
To him seemed easy, So I laid the crown
Upon his head to cast away my sorrow.
Druid. What would you, king of the proud Red Branch kings?
Fergus. A king and proud! and that is my despair.
I feast amid my people on the hill,
And pace the woods, and drive my chariot-wheels
In the white border of the murmuring sea;
And still I feel the crown upon my head
Druid. What would you, Fergus?
Fergus. Be no more a king
But learn the dreaming wisdom that is yours.
Druid. Look on my thin grey hair and hollow cheeks
And on these hands that may not lift the sword,
This body trembling like a wind-blown reed.
No woman's loved me, no man sought my help.
Fergus. A king is but a foolish labourer
Who wastes his blood to be another's dream.
Druid. Take, if you must, this little bag of dreams;
Unloose the cord, and they will wrap you round.
Fergus. I see my life go drifting like a river
From change to change; I have been many things -
A green drop in the surge, a gleam of light
Upon a sword, a fir-tree on a hill,
An old slave grinding at a heavy quern,
A king sitting upon a chair of gold -
And all these things were wonderful and great;
But now I have grown nothing, knowing all.
Ah! Druid, Druid, how great webs of sorrow
Lay hidden in the small slate-coloured thing!
Байле и Айлин
Перевод с английского Анны Блейз
СОДЕРЖАНИЕ: Байле и Айлин любили друг друга, но Энгус, Владыка Любви, пожелав, чтобы они обрели счастье в его загробной стране, принес каждому из них весть о смерти возлюбленного, из-за чего сердца их разбились, и они умерли.
Едва заслышу ржанки крик
Иль ветром колыхнет тростник, -
Передо мной встают во мгле
Наследник Улада, Байле,
Буаны сладкоустый сын,
И дева нежная Айлин,
Лугайда дочь, владыки юга,
Навек желанные друг другу.
Их пыл иссякнуть не успел;
Ни груз забот, ни дряхлость тел
Им не поставили предел;
И, не вкусив утех земли,
Они в бессмертье расцвели.
То было в дни, когда Христос
Свое ученье людям нес,
Но Бурый Бык еще страну
Не вверг в жестокую войну.
Байле Медовые Уста -
Кого еще иной простак
Байле Малоземельным звал, -
Из Эмайн-Махи путь держал
С толпой арфистов и певцов,
С отрядом юных удальцов,
К равнине тучной Муйртемне
В мечтах о будущей жене.
И все вокруг на все лады
Сулили счастье молодым.
И вдруг навстречу им возник
Худой растрепанный старик:
Лишь полплаща на нем висит,
Зеленых косм ужасен вид,
И в башмаки набилась грязь;
Но, как у белки, блещет глаз.
О, птичьи крики в облаках!
