Гаврила Державин - Гимн лиро-эпический на прогнание французов из отечества (отрывки)
Теперь не то: разгульный праздник наш С приходом лет, как мы, перебесился, Он присмирел, утих, остепенился, Стал глуше звон его заздравных чаш; Меж нами речь не так игриво льется, Просторнее, грустнее мы сидим, И реже смех средь песен раздается, И чаще мы вздыхаем и молчим.
Всему пора: уж двадцать пятый раз Мы празднуем Лицея день заветный. Прошли года чредою незаметной, И как они переменили нас! Недаром-нет!-промчалась четверть века! Не сетуйте: таков судьбы закон; Вращается весь мир вкруг человека, Ужель один недвижим будет он?
Припомните, о други, с той поры, Когда наш круг судьбы соединили, Чему, чему свидетели мы были! Игралища таинственной игры, Металися смущенные народы; И высились и падали цари; И кровь людей то славы, то свободы, То гордости багрила алтари.
Вы помните: когда возник Лицей, Как царь для нас открыл чертог царицын, И мы пришли. И встретил нас Куницын Приветствием меж царственных гостей. Тогда гроза двенадцатого года Еще спала. Еще Наполеон Не испытал великого народа Еще грозил и колебался он.
Вы помните: текла за ратью рать, Со старшими мы братьями прощались И в сень наук с досадой возвращались, Завидуя тому, кто умирать Шел мимо нас... и племена сразились, Русь обняла кичливого врага, И заревом московским озарились Его полкам готовые снега.
Вы помните, как наш Агамемнон Из пленного Парижа к нам примчался, Какой восторг тогда пред ним раздался! Как был велик, как был прекрасен он, Народов друг, спаситель их свободы! Вы помните-как оживились вдруг Сии сады, сии живые воды, Где проводил он славный свой досуг.
И нет его-и Русь оставил он, Взнесенну им над миром изумленным, И на скале изгнанником забвенным, Всему чужой, угас Наполеон. И новый царь, суровый и могучий, На рубеже Европы бодро стал, И над землей сошлися новы тучи, И ураган их...
1836
Н. М. ЯЗЫКОВ
Д. В. ДАВЫДОВУ
Жизни баловень счастливый, Два венка ты заслужил; Знать, Суворов справедливо Грудь тебе перекрестил! Не ошибся он в дитяти: Вырос ты - и полетел, Полон всякой благодати, Под знамена русской рати, Горд, и радостен, и смел.
Грудь твоя горит звездами: Ты геройски добыл их В жарких схватках со врагами, В ратоборствах роковых; Воин смлада знаменитый, Ты еще под шведом был, И на финские граниты Твой скакун звучнокопытый Блеск и топот возносил.
Жизни бурно-величавой Полюбил ты шум и труд: Ты ходил с войной кровавой На Дунай, на Буг и Прут. Но тогда лишь собиралась Прямо русская война; Многогромная скоплялась Вдалеке-и к нам примчалась Разрушительно-грозна.
Чу! труба продребезжала! Русь! тебе надменный зов! Вспомяни ж, как ты встречала Все нашествия врагов! Созови из стран далеких Ты своих богатырей, Со степей, с равнин широких, С рек великих, с гор высоких, От осьми твоих морей!
Пламень в небо упирая, Лют пожар Москвы ревет; Златоглавая, святая, Ты ли гибнешь? Русь, вперед! Громче буря истребленья, Крепче смелый ей отпор! Это жертвенник спасенья, Это пламень очищенья, Это фениксов костер!
Где же вы, незванны гости, Сильны славой и числом? Снег засыпал ваши кости! Вам почетный был прием! Упилися, еле живы, Вы в московских теремах, Тяжелы домой пошли вы, Безобразно полегли вы На холодных пустырях!
Вы отведать русской силы Шли в Москву: за делом шли! Иль не стало на могилы Вам отеческой земли? Много в этот год кровавый, В эту смертную борьбу, У врагов ты отнял славы, Ты, боец чернокудрявый, С белым локоном на лбу!
Удальцов твоих налетом Ты, их честь, пример и вождь, По лесам и по болотам, Днем и ночью, в вихрь и дождь, Сквозь огни и дым пожара Мчал врагам, с твоей толпой, Вездесущ, как божья кара, Страх нежданного удара И нещадный, дикий бой!
Лучезарна слава эта, И конца не будет ей; Но такие ж многи лета И поэзии твоей: Не умрет твой стих могучий, Достопамятно-живой, Упоительный, кипучий, И воинственно-летучий, И разгульно-удалой.
Ныне ты на лоне мира: И любовь и тишину Нам поет златая лира, Гордо певшая войну. И как прежде громогласен Был ее воинский лад, Так и ныне свеж и ясен, Так и ныне он прекрасен, Полный неги и прохлад.
Август 1835
П. А. КАТЕНИН
ИНВАЛИД ГОРЕВ БЫЛЬ (Отрывок)
Тысяча восемьсот четвертого года Рекрут брали по всей Руси. Бонапарте, Брезгая консульством, молвил: "Я - император". Сытая бунтами Франция иго надела; Слабым соседям не спорить: признали с поклоном; Сильные ж с гневом отвергли, злое предвидя.
Англия, враг коренной, поднялась кораблями, Цезарь-ратью на суше; царь православный К ним пристал, и с той поры началася На десять лет война: великие сечи, Сходки насмерть безвестных друг другу народов, Смены царств и владык, гульбы по столицам С юга на север, с востока на запад; от моря Бурным приливом к Москве и отливом к Парижу.
Вдоволь стоило денег, и крови, и плача Всем, покуда Бог виновника скорбей, Свергнув с престола, по смерть не запер в неволю. Видели мы чудеса; с трудом им поверят Внуки. В начале никто их не чаял; но просто Воинов новых, взамен отставных и умерших Двух с пятисот, по всей Руси набирали. Волости Спасской крестьянин Макар Еремеев, Горев по прозвищу, младший в семье из трех братьев, В город губернский свезен. В присутствие: годен! "Лоб!" Забрили. Пошел он на царскую службу, Биться с врагом. Поплакал он на прощанье. Есть и о чем: жена у него молодая, Сын по девятому году, парень отменный, Умный, красавец, весь в матушку Мавру Петровну.
Вот на нее поглядеть, так сам надорвешься: Словно вдова безмужняя, голосом вопит, Слезы ручьем! А сколько слов причитает Ласковых-мужу, колючих-себе с сиротою! Вспомнить невмочь, а где пересказывать? Деверь, В сани ее посадив, увез уж насильно.
Горев с другими пошел в свой полк гренадерский. В полгода там обучился приемам ружейным, Шагу, заряду, пальбе, глазам, поворотам, Словом, всему, что знает исправный служивый. В пору как раз. Полкам поход за границу. Спешно в Австрию звали на выручку русских. Всем не вдруг поспеть. Кругом на передних Враг налег. Пробились штыками навстречу Братьи, идущей к ним с отцом-государем. Стали лицом к лицу противники в битву: Тут цветки созрели в ягоды волчьи, Тут легло людей, что в жатву колосьев, Кровь лилась, что брага на свадебном пире.
Горев сражался, покуда ноги держали: Рана в плече от осколка гранаты; другая Пулей в ляжку; пикой в левую руку Третья; в голову саблей-четвертая; с нею Замертво пал. Разъезд неприятельский утром Поднял, а лекарь вылечил. Пленных погнали Всех во Францию. Минул год с половиной; Мир заключили, вечный, до будущей ссоры. С миром размен; и многих оттоль восвояси Русских услали. Забыли о бедном Макаре!
Беден всяк вдали от родины милой; Горек хлеб, кисло вино на чужбине: Век живи, не услышишь русского слова! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наполеон меж тем взять новое царство Вздумал: Гишпанию алчному надо вдобавок! С сыном король не ладил. "Милости просим В гости!-сказал Бонапарте.-Соседнее дело, Мир". Те спроста приехали; он их, лукавый, В ссылку обоих за стражей; и землю с народом, Брата, как куклу, им в короли, и присвоил, Ладно бы все, да лиха беда: не даются! Силой бери! И, полк за полком, через горы Рать повалила, всякое племя земное. С прочими вечные слуги французов - поляки. С ними наши, кто был в полону. И Макару Велено вновь под ружье, под ранец в полпуда: Бейся насмерть, а не за матушку Русь, а уж бог весть За что! На смех играет судьба человеком!
Люто стал за святыню народ богомольный: С ядом, не только с мечом. И даром что Горев, Истый наш брат христианин, не грешен в кощунстве, Не драл икон, не сквернил церковных сосудов, Даже других унимал, не бояся насмешки, Все бы плохо попасть чернецам либо черни.
В том и зло, что правый вравне с виноватым Гибнет в смуте войны и горячек мятежных: Где разбирать? Господь на том свете рассудит! Но бог милостив был и вывел Макара Жива-здорова, немногих в числе, как пришельцев Дочиста смел с земли своей полуостров.
В то же время другую войну на противном Света краю завел губитель; и войска Столько с ним, что в месяц двадцать пять тысяч Тратить мог: его ж окаянное слово! Шли к Москве напролом, и дорого стоил Каждый шаг на Руси, но вождь не жалеет: Много в запасе! Пусть лягут на приступах тьмами, Две под Смоленском, четыре в полях москворецких, Лишь бы нам величаться в Кремле златоверхом.
Бог попустил, на кару гордыни. Кутузов, Вечная память ему, сшепнулся с морозом; Выбрал крепкое место, так, чтобы мимо Взад ни вперед ступить нельзя супостату; Выждал, и стал вымораживать, словно хозяин Из дому вон тараканов. Недруги в драку: Нет удачи! Погреться?-Заперты двери. Съесть бы!-Падерой конской лакомись вволю. Бегство пошло; тут меч, и голод, и холод Все против них: живые шатались как тени; Мертвыми путь усеян: на версту сотня!
Вождь ускакал восвояси за новою ратью; Наша вперед, а немцы к ней приставали: Первый-преемник Фридриха; после и цесарь; Там и все. Числом встречались уж равным; Либо, как в Кульме, малым великое дело Делалось, к диву военных, к спасенью мирных. Царь хвалил, чужие сказали спасибо: Лестно было назваться воином русским.
