Редьярд Киплинг - "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)
И снова: Дин! Дин! Дин!
Поворачивайся, старый сукин сын!
Все орут на бедолагу:
Ну-ка, быстро лей во флягу,
А иначе — врежу в рожу, Ганга Дин!
Он хромает день за днем,
И всегда бурдюк при нем,
Не присядет он, пока не сляжет зной;
В стычках — Боже, помоги,
Чтоб не вышибли мозги! —
Ну а он стоит почти что за спиной
Если мы пошли в штыки —
Он за нами, напрямки,
И всегда манером действует умелым
Если ранят — из-под пуль
Вытащит тебя, как куль:
Грязнорожий, был в душе он чисто-белым.
Опять же: Дин! Дин! Дин!
Так и слышишь, заряжая карабин,
Да еще по многу раз!
Подавай боеприпас,
Подыхаем, где там чертов Ганга Дин!
Помню, как в ночном бою
В отступающем строю
Я лежать остался, раненый, один
Мне б хоть каплю, хоть глоток —
Все ж пустились наутек,
Но никак не старина, не Ганга Дин.
Вот он, спорый, как всегда;
Вот — зеленая вода
С головастиками, — слаще лучших вин
Оказалась для меня!
Между тем из-под огня
Оттащил меня все тот же Ганга Дин!
А рядом: Дин! Дин! Дин!
Что ж орешь ты, подыхающий кретин?
Ясно, пуля в селезенке,
Но взывает голос тонкий:
Ради Бога, ради Бога, Ганга Дин!
Он меня к носилкам нес.
Грянул выстрел — водонос
Умер с подлинным достоинством мужчин,
Лишь сказал тихонько мне:
«Я надеюсь, ты вполне
Был водой доволен», — славный Ганга Дин.
Ведь и я к чертям пойду:
Знаю, встретимся в аду,
Где без разницы — кто раб, кто господин;
Но поилка наш горазд:
Он и там глотнуть мне даст,
Грешных душ слуга надежный, Ганга Дин!
Да уж — Дин! Дин! Дин!
Посиневший от натуги Ганга Дин,
Пред тобой винюсь во многом,
И готов поклясться Богом:
Ты честней меня и лучше, Ганга Дин.
Пер. Евгений Витковский
11. ВЕРБЛЮДЫ
(Товарные поезда Северной Индии)
Когда сердца солдат сильней забиться бы могли?
От слов команды: «Заряжай!» — а после: «Ляг!» и «Пли!»?
Нет: вот когда у тесных троп все с нетерпеньем ждут,
Чтоб интендантский груз привез снабженческий верблюд.
Ох, верблюд! Ох, верблюд! С важным видом идиота
Он раскачивает шеей, как корзиной злобных змей.
Не ворчит он, не кричит, делает свою работу.
Нагрузите-ка побольше, приторочьте поплотней!
Что заставляет нас, солдат, всё в мире проклинать?
И что солдат-туземцев заставит задрожать?
То, что патаны в эту ночь нам разнесут палатки?
Да нет, похуже: вдруг верблюд над ней раздует складки!
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Волосатый и косматый,
За оттяжки от палаток спотыкается в пыли.
Мы шестом его бьем, мы орём ему: «Куда ты?»,
Ну а он ещё кусает руки, что его спасли.
Известно: лошадь-то чутка, а вол совсем дурак,
Слон — джентльмен, а местный мул упрямей, чем ишак.
Но вот снабженческий верблюд, как схлынет суета,—
И дьявол он, и страус он, и мальчик-сирота.
Ох, верблюд! Ох верблюд! Ох, кошмар, забытый богом,
Где приляжет — вьется птичка и мелодию свистит.
Загородит нам проходы — и лежит перед порогом,
А как на ноги поднимем — так, скотина, убежит!
Хромает, весь в царапинах, воняет — просто страх!
Отстанет — потеряется и пропадёт в песках.
Он может целый день пастись, но в ночь — поднимет вой,
А грязь найдет — так уж нырнет аж чуть не с головой!
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Шлеп и хлоп — в грязи забавы,
Только выпрямил колени — и во взгляде торжество.
Племя дикое налево, племя дикое направо,
Но для Томми нет заторов, раз верблюд везет его!
Но вот закончен трудный марш, и лагерь впереди.
И где-то выстрелы гремят, и крики позади,
Тут расседлаем мы его — испил он скорбь до дна,
И так мечтает он за всё нам отомстить сполна,
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Как горбы в пустыне плыли!
У источника приляжет, где фонтанчиком вода,
А когда к нему подходим так не ближе, чем на милю:
В бочку мордой он залезет — пропадём ведь мы тогда!
Пер Галина Усова
12. МАРОДЁРЫ
Если яйца ты фазаньи хоть однажды воровал,
Иль белье с веревки мокрое упер,
Иль гуся чужого лихо в вещмешок к себе совал —
Раскумекаешь и этот разговор.
Но армейские порядки неприятны и несладки,
Здесь не Англия, подохнешь ни за грош.
(Рожок: Не врешь!)
Словом, не морочься вздором, раз уж стал ты мародером,
Так что —
(Хор.) Все — в дрожь! Все — в дрожь! Даешь!
Даешь! Гра-беж!
Гра-беж! Гра-беж!
Ох, грабеж! Глядь, грабеж!
Невтерпеж прибарахлиться, невтерпеж!
Кто силен, а кто хитер,
Здесь любой — заправский вор,
Все на свете не сопрешь! Хорош! Гра-беж!
Хапай загребущей лапой! Все — в дрожь! Даешь!
Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!
Чернорожего пристукнешь — так его не хорони,
Для чего совался он в твои дела?
Благодарен будь фортуне — да и краги помяни,
Коль в нутро твое железка не вошла.
Пусть его зароют Томми — уж они всегда на стреме.
Знают — если уж ограбим, так убьем.
И на черта добродетель, если будет жив свидетель?
Поучитесь-ка поставить на своем!
(Хор.) Все — в дрожь!.. — и т. д.
Если в Бирму перебросят — веселись да в ус не дуй.
Там у идолов — глаза из бирюзы.
Ну, а битый чернорожий сам проводит до статуй,
Так что помни мародерские азы!
Доведут тебя до точки — тут полезно врезать в почки.
Что ни скажет — все вранье: добавь пинка!
(Рожок: Слегка!)
Ежели блюдешь обычай — помни, быть тебе с добычей
А в обычай — лупцевать проводника.
(Хор.} Все — в дрожь!., и т. д.
Если прешься в дом богатый, баба — лучший провожатый
Но — добычею делиться надо с ней.
Сколько ты не строй мужчину, но прикрыть-то надо спину
Женский глаз в подобный час — всего верней.
Ремесло не смей порочить: прежде чем начнешь курочить
На кладовки не разменивай труда:
(Рожок: Да! Да!)
Глянь под крышу! Очень редко хоть ружье, хотьстатуэтка
Там отыщется, — поверьте, господа.
(Хор.) Все — в дрожь!., и т. д.
И сержант и квартирмейстер, ясно, долю слупят с вас
Отломите им положенную мзду.
Но — не вздумайте трепаться про сегодняшний рассказ,
Я-то сразу трачу все, что украду.
Ну, прощаемся, ребята: что-то в глотке суховато,
Разболтаешься — невольно устаешь.
(Рожок: Не врешь!)
Не видать бы вам позора, эх, нахлебнички Виндзора,
А видать бы только пьянку да дележ!
(Хор.) Да, грабеж!
Глядь, грабеж!
Торопись прибарахлиться, молодежь!
Кто силен, а кто хитер,
Здесь любой — матерый вор.
Жаль, всего на свете не сопрешь! Хо-рош! Гра-беж!
Гра-беж!
Служишь — хапай! Всей лапой Все — в дрожь!
Все — в дрожь! Гра-беж! Гра-беж! Гра-беж!
Пер. Е. Витковский
13. ВОРЧУН **
Вот что в жаркой битве было с батареей полковой,
Что зовётся Первой Леди и Богиней вставших в строй;
В битве… только — черт! — не помню что была там за война,
Но второго в той упряжке знали все как «Ворчуна».
Пропал пехтура — так никто и не глядит;
А конный погибнет — полковник сердит;
Но коль в колесе отскочила чека,
Храбрец — бомбардир послабее щенка!
Их ввели в сраженье сразу, чуть призвали, ей же ей!
Чтобы дать урок примерный толпам здешних дикарей;
Встали крепко на высотах, нам любая цель видна.
Вдруг — бабах — ядро шальное в бок лягнуло Ворчуна.
Шлепнув, тут же отскочило — конь почти напополам,
Но, стараясь долг исполнить, попытался встать он сам;
Передок перекосило, возчик крикнуть смог едва:
'Ворчуна спасайте, братцы: меж коленок голова!'
Спрыгнул тут его помощник, колесо сдержать сумел
Только пушка неподвижна, а кричат — 'Сменить прицел!'
Грит: «Тебя водил я всюду, и любил, без хвастовства,
Но теперь ты бесполезен, меж коленок голова!»
Не успел сказать, что думал — грохнул разрывной снаряд
В середину батареи, меж орудий в аккурат;
А как дым-то разогнало, у колес красна трава,
И валяется помощник — меж коленок голова.
Еле слышно грит помощник, речь невнятна, но проста:
Милость Божья будь со мною, вижу райские врата'.
