Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения

Каждый день я умираю, каждый день рождаюсь вновь.
Утром с Солнцем в мир вступаю, ночью праздную любовь.

Ненасытно сердце хочет каждый день иной мечты,
Каждой ночью смотрят звезды с невозбранной высоты.

Опьяненное пространством. Солнце каждый день горит,
С неизменным постоянством Полночь сердцу говорит.

Слышу, слышу волны звона, то двенадцать бьет часов,
С голубого небосклона льются хоры голосов, –

Возрастающих в безгласьи, ясно внятных для души,
Гул растений ароматных, расцветающих в глуши.

Море времени и мысли бьется в бездне голубой,
О пределы понимании ударяется прибои.

И душе, для снов открытой, сладко знать, что берега
Принимают от созвездий и от Моря жемчуга.

Миг еще, и тьма закроет в Вечность глянувшую дверь,
И сознанье успокоит. Клад получен Спи теперь.

Ты – вневременное видел. Вновь во времени умри.
И на завтра встань венчанный в первозданности Зари.

Каждый цветок есть изваянный стих,
В каждом растении – сага.
В них очертания мыслей моих,
Слез освежительных влага.

Стоит мне только подумать о чем,
Мысли в пространство стремятся,
Светятся в нем достающим лучом,
В гроздьях созвездий роятся

Мыслью моею я все достаю,
В царствах бездонных Эфира
В кузницах тайных незримо кую
Звенья богатого мира.

То, что чернело, как грубый кусок,
Было обломком тяжелым,
Я превращаю в горящий цветок,
Отданный огненным пчелам.

Творческий молот стучит без конца,
Искры сплетаются в пляске.
Звенья растут Мирового Кольца,
Неумирающей сказки.

Дальше и дальше уходят мечты,
Нет для мышленья границы
В новых просторах раскрылись цветы,
Искрятся их вереницы.

В лилиях белых вся нежность моя,
Страсть моя в кактусах красных,
В желтых колосьях покой бытия,
Ласковость в розах атласных.

Арум зловещий, и старый анчар,
Пасть орхидеи тигриной
Яркая разность тождественных чар,
Отблески мысли единой.

Кровью я каждый цветок расцветил,
Или слезою воздушной,
Дал им вкусить от сверкающих сил,
Вырастил в бездне послушной.

Вырастил их, и до завтра затих,
Лучшие радости немы.
Каждый цветок есть изваянный стих
Вечно безгласной Поэмы.

Безмолвствуют высоты,
Застыли берега.
В безмерности дремоты
Нагорные снега.

Здесь были океаны,
Но где теперь волна?
Остались лишь туманы,
Величье, глубина.

Красивы и усталы,
В недвижности своей,
Не грезят больше скалы
О бешенстве морей.

Безжизненно, но стройно,
Лежат оплоты гор.
Печально и спокойно
Раскинулся простор.

Ни вздоха, ни движенья,
Ни ропота, ни слов.
Безгласное внушенье
Чарующих снегов.

Лишь мгла долин курится,
Как жертвы бледный дым.
Но этой мгле не слиться
С тем царством снеговым.

Здесь кончили стремленья
Стремительность свою.
И я как привиденье
Над пропастью стою.

Я стыну, цепенею,
Но все светлей мой взор.
Всем сердцем я лелею
Неизреченность гор.

О, люди, я к вам обращаюсь, ко всем,
Узнайте, что был я несчастен и нем,
Но раз полюбил я возвышенность гор,
И все полюбил я и понял с тех пор.

Я понял, но сердцем, – о, нет, не умом,
Я знаю, что радостен царственный гром,
Что молния губит людей и зверей,
Но мир наш вдвойне обольстителен с ней.

Мне нравится все, что Земля мне дала,
Все сложные ткани и блага и зла,
Всего я касался, всему я молюсь,
Ручьем я смеялся, но с Морем сольюсь.

И снова под властью горячих лучей
С высот оборвется звенящий ручей.
Есть мудрость, но жизнь не распутал никто,
Всем мудрым, всем мертвым, скажу я – «Не то!»

Есть что-то, что выше всех знаний и слов,
И я отвергаю слова мудрецов,
Я знаю и чувствую только одно,
Что пьяно оно, мировое вино.

Когда же упьюсь я вином мировым,
Умру и воскресну и буду живым,
И буду я с юными утренним вновь…
О, люди, я чувствую только Любовь!

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть,
Свет Луны они забыли, потеряли Млечный путь.

Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня,
Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня.

В тюрьмах дум своих, в сцепленьи зданий-склепов, слов-могил
Позабыли о теченьи Чисел, Вечности, Светил.

Но качнулось коромысло золотое в Небесах,
Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь в словах.

Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих,
Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных.

Чтоб к Стихиям, людям бледным, показал я светлый путь,
Чтобы вновь стихом победным, в Царство Солнца всех вернуть.

Я не устану быть живым,
Ручей поет, я вечно с ним,
Заря горит, она – во мне,
Я в вечно творческом Огне.

Затянут в свет чужих очей,
Я – в нежном золоте лучей,
Но вдруг изменится игра,
И нежит лунность серебра.

А Ночь придет, а Ночь темна, –
В душе есть светлая страна,
И вечен светоч золотой
В стране, зовущейся Мечтой.

Мечта рождает Красоту,
Из нежных слов я ткань плету,
Листок восходит в лепесток,
Из легких строк глядит цветок.

Мгновений светлый водопад
Нисходит в мой цветущий сад,
Живите ж все, любите сон, –
Прекрасен он, кто в Жизнь влюблен.

Строить зданья, быть в гареме, выходить на львов,
Превращать царей соседних в собственных рабов,
Опьяняться повтореньем яркой буквой я, –
Вот, Ассирия, дорога истинно твоя.

Превратить народ могучий в восходящесть плит,
Быть создателем загадок, сфинксом Пирамид,
И, достигши граней в тайнах, обратиться в пыль, –
О, Египет, эту сказку ты явил как быль.

Мир опутать светлой тканью мыслей-паутин,
Слить душой жужжанье мошки с грохотом лавин,
В лабиринтах быть как дома, все понять, принять, –
Свет мой, Индия, святыня, девственная мать.

Много есть еще созданий в мире Бытия,
Но прекрасна только слитность разных ты и я,
Много есть еще мечтаний, сладко жить в бреду, –
Но, уставши, лишь к родимой, только к ней приду.

Я знаю, что Брама умнее, чем все бесконечно-имянные боги.
Но Брама – Индиец, а я – Славянин. Совпадают ли наши дороги?
О, Брама – Индиец, а я – Скандинав, а я – Мексиканец жестокий,
Я – Эллин влюбленный, я – вольный Араб, я – жадный, безумный, стоокий.

Я – жадный, и жить я хочу без конца, не могу я насытиться лаской.
Не разум люблю я, а сердце свое, я пленен многозвучною сказкой.
Все краски люблю я, и свет Белизны не есть для меня завершенье.
Люблю я и самые темные сны, и алый цветок преступленья.

Оранжевый, желтый, и красный огонь мне желанен, как взор темно-синий.
Не знаю, что лучше: снега ли вершин или вихри над желтой пустыней.
И стебель зеленый с душистым цветком – прекрасен, прекрасна минута.
Не странно ли было б цветку объявить, что он только средство к чему-то.

И если ты викинга счастья лишишь – в самом царстве Валгаллы рубиться,
Он скажет, что Небо беднее Земли, из Валгаллы он прочь удалится.

И если певцу из Славянской страны ты скажешь, что ум есть мерило,
Со смехом он молвит, что сладко вино, и песни во славу Ярила.