Владимир Корнилов - Стихи (сборник)
Все без намеку
И не в подтекст,
А, слава богу,
Так вот, как есть.
Пустопорожье
Все выжгло в нас.
Все-таки, все же
Вырвали шанс.
Если работа,
Если судьба —
Не от кого-то,
А от себя,
Сил и таланту
Хватит поспеть.
...А на попятный —
Гибель и смерть.
1987
ДВА ПОЭТА
Слух пошел: «Второй Некрасов!..»
Но брехня и чепуха...
Для статей и для рассказов
Этот не впрягал стиха.
Душу радовали кони,
И свиданьи за селом,
И лукавые гармони,
И гармония во всем.
Правда, пил средь обормотов,
Но зато в работе всей
Нету стертых оборотов,
Тягомотин и соплей.
Что ему журналов травля?
Сын задавленных крестьян
Барина из Ярославля
Победил по всем статьям.
Дар его был равен доле,
А стиху был равен пыл,
Знал он слово золотое
И сильней себя любил.
Жизнь отдавши за удачу,
Миру, городу, селу
Загодя шепнул: «Не плачу,
Не жалею, не зову...»
1987
МУКИ СВОБОДЫ
Смутные годы —
Ты им судья.
Муки свободы —
Выбор себя,
Выбор маршрута
В ад или в рай —
Круто, сверхкруто,
А выбирай.
Нынче пророки,
Выпустив гуж,
Сыплют попреки,
Злобу и чушь,
В духе рекламы
Благо суля...
Так что упрямо
Слушай себя.
Ведь не в начальстве
И не в толпе,
Скрыты несчастья
В нас и в тебе:
Сможем сурово
Жить не по лжи
Или готовы
Снова в ножи?
2001
ЛИРИКА
Смысл и честь России — лирика!
Ведь — куда глаза ни кинь —
Ты воистину великая
Средь бесчисленных святынь!
От Державина до Слуцкого,
Каждой власти не мила,
Падчерицей непослушною
Два столетия была.
То вразброд, а то лавиною
Шла, сломав державный строй,
И при том неуловимою
Удивляла красотой.
То вселенский гром затеявши,
То слышна едва-едва,
То восторженна, как девушка,
То печальна, как вдова.
А вокруг — без края мерзости,
И любое дело — швах,
Небо — в беспросветной серости,
А держава — сплошь впотьмах;
И ни крика и ни выкрика —
Немота да нищета...
Но зато какая лирика!
Жалкой жизни не чета.
1997
СОЛНЦЕ
Солнце мажет на фанере иероглифы,
На фанерной, на моей стене —
"Будьте счастливы" — а, может, "Будьте прокляты!"
Начертанья непонятны мне.
Солнце — дело тайное и тонкое,
С ним не угадаешь, что к чему.
Скоро стену обобью вагонкою,
Но навряд ли сверх того пойму.
2001
СОРОК ЧЕТВЕРТЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС
Сорок четвертый троллейбус
В полдень заполнен на треть.
Стоя у дверцы, проедусь,
Чтоб на тебя посмотреть.
Словно из старости в юность,
Словно бы через кордон,
Еду и зверски волнуюсь,
Чуть забелеет твой дом.
Добрый мой, славный товарищ,
Плоть моя, радость моя,
Ты не меня повторяешь,
Ты продлеваешь меня.
И, как подросток, неловок,
Чту я твое волшебство
Целые пять остановок,
Пять остановок всего.
1973
СОСНЫ
Сосны загораживают свет,
И темнеет в восемь...
Впрочем, у меня претензий нет
Ни к одной из сосен.
В сумерках деревьев красота
Даже величава,
Хоть открыта мне не высота,
А ее начало.
Солнца я не вижу, не узрю
Даже неба просинь.
И хоть лето по календарю,
В комнатенке осень.
Ничего, пришпорю явь и сны,
Вылезу из мрака...
Только как забыть, что из сосны
Сделана бумага?
И растут во мне восторг и стыд,
Назревает сшибка,
И, как дятел молодой, стучит
Старая машинка.
1986
* * *
Люблю и ненавижу...
Катулл
Среди рокового разгула,
Который пронесся не мимо,
А вихрем кружит по стране,
Я все повторяю Катулла,
Поэта погибшего Рима,
И два его чувства во мне.
Когда демократия денег —
Никчемны другие права,
Теперь и для самых идейных
Они как трава, трын-трава...
Распад, и раскол, и разброд,
И каждый истошно орет:
«Даешь возрожденье России!..»
Да вот непонятно какой...
Похоже, с сумой и клюкой
От шоковой сверхтерапии.
Не знаю, что станется с нами:
Навряд ли спасти доходяг
Сумеют трехцветное знамя
И птаха о двух головах.
Хотя в эти дни занесен
Из малопристойных времен,
Я все-таки весь не оттуда,
И скорбные строки свои
О ненависти и любви
Шепчу наподобье Катулла...
БЕЗБОЖИЕ
Стали истины ложны —
Что же делать старью?
Я последний безбожник
И на этом стою.
Если челюсти стисну,
Сбить меня не пустяк:
Черный хмель атеизма
И в крови, и в костях.
Чести-совести ради
Думал жить, не греша —
Всё равно с благодатью
Разминулась душа.
Но стиха ни в какую
Не сменю на псалом
И свое докукую
На пределе земном.
...От основ непреложных
Отошли времена.
Я последний безбожник,
Не жалейте меня.
1986
В БОЛЬНИЦЕ
I
Старик ворчит. Он стар.
С того небось ворчит.
С того, что слаб, что сдал, —
Ворчание как щит.
Ворчание как круг,
Чтоб не уйти на дно.
Ворчание как друг,
И с ним оно давно.
На фронте, может, был,
А может, и сидел,
А нынче хвор и хил
И вовсе не у дел.
И ты к нему не лезь,
Хотя вы с ним равны,
И на свою болезнь
Гляди со стороны.
II
До смерти было далеко,
Но до испуга близко...
Постукивало домино,
Но звук был глуше писка.
Из капельницы сильный жар
По шлангу капал в руку,
И я в ночи соображал,
Идти откуда звуку.
В окно с больничного двора?
А может, из котельной?
Но доминошная игра
Спех обрела хоккейный,
Как будто заскользили вдруг
Игрушечные клюшки,
И равномерным был тот стук.
Но я лежал в отключке.
1988
СТАРОСТЬ
Старость — странность, как Зазеркалье,
Как четвертое измеренье,
Как материи иссяканье
И параметров измененье.
Так и тянет обратно в детство
Всякой сладостью начиняться,
Детективами наглядеться,
Телевизором начитаться.
Что ж, погодки и однолетки,
Пухнут вены и стынут жилы,
И успехи на редкость редки,
Но покуда живем и живы,
Не насытится око зреньем,
Не насытится ухо слухом,
Не насытится угрызеньем
Память сердца, а дело — духом.
1988
ПРОРОК
Степи Киргиз-Кайсацкие,
Бунтов седых подруги,
Удаль и плеть казацкие
И крепостные муки
Вновь, через два столетия
Отражены убого
В жалких, как междометия,
Проповедях пророка...
Без языка не выразить
Душу — с того горазда
Всех языкатых вырезать,
Словно они — дворянство.
Смотрят опять из Азии
Горько и обреченно
Желтые очи Разина,
Черные — Пугачева.
1987
ЗАБОЙ
Стих — не особняк и не яхта,
Не “опель” и не “мерседес”,
А постриг — убогая шахта,
Куда опускаешься весь.
И в собственном этом забое,
На самой его глубине,
Он может остаться с собою
И с вечностью наедине.
Но даже на миг не помысли
Какую-то пользу извлечь:
Ведет не о качестве жизни
Он полубезумную речь.
И, чтобы дышалось и пелось
Ему — и отныне, и впредь
Нужны не богатство и бедность,
А снова бессмертье и смерть.
2001
ОДИССЕЙ
Странствие — как свобода,
Апофеоз движенья,
Но и притом работа
Силы воображенья.
Ежели государство
Душу твою не сжало,
Значит, душа гораздо
Шире земного шара.
Края ей нет и меры,
И потому не бойся
Двигаться вслед Гомеру
Или фантому Джойса —
Скорбному Одиссею,
Мистеру Лео Блуму,
Дублинскому еврею,
Нищему многодуму...
Будущность безутешна,
Скрыта везде угроза.
Но по волнам надежды
И по камням склероза,
Чуждый покою, странствуй.
Выдохся? Зубы стисни.
Странствуй — звучит как здравствуй!
Странствие — признак жизни.
СЛОВО
Памяти Велимира Хлебникова
Сущего первооснова,
Хоть не кислород-азот,
И при том уйти готово
Далеко за горизонт.
Бездорожье и дорога,
Ты, в чреде любых эпох,
У убогого — убого,
А у щедрого — как Бог.
И, достойное упреков
