Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
262
Как ты поспешно скрыл, Капитолийский прах,
От глаз моих всемирную столицу!
И ты исчез за ним, мой дом, мой рай земной…
Овидий сам замечает, что дом его находился близь Капитолия или даже был соединен с ним:
Hane (lunam) ego suspiciens, et ab hac Capitolia cernens,
Quae nostro frustra juncta fuere Lari;
Numina vicinis habitantia sedibus, inquam,
Jamque oculis nunquam templa videnda meis,
Dique relinquendi, quos Urbs habet alta Quirini:
Este salutati tempus in omne mihi, etc.
«Смотря на нее (луну) и при свете ее различая Капитолий, который вотще соединен был с моими домашними ларами, боги, — сказал я, — обитающие в соседственных чертогах; храмы, коих глаза мои уже никогда не должны видеть; боги, мною покидаемые, которыми обладает высокий Град квиринов, — простите навеки!» и проч.
263
Изгнанье там поэта ожидало,
Где воздух — снежный пар; туман — одежда дня,
Там, где земли конец или начало!..
Ulterius nihil est, nisi non habitabile frigus.
Heu quam vicina est ultima terra mihi!
«Далее нет ничего, кроме необитаемых льдов: как близка от меня последняя земля мира!»
264
Свирепый савромат выходит на разбой,
Иль хищный гет убийство разливает!
Кому неизвестно, какими ужасными красками изобразил Овидий место своего изгнания, климат Скифии и варварство окружавших его народов: бессов, савроматов, готов и проч., коих имена, как сам он выражается, не достойны его гения:
Quam non ingenio nomina digna meo!
265
Овидий в X элегии III-ей книги своих Тристов много жалуется на скифские ветры:
Tantaque commoti vis est Aquilonis, ut altas
Aequet humo turres, tectaque rapta ferat.
«Сила Аквилона, когда он свирепствует, такова, что высокие башни сравнивает он с землею и уносит сорванные крыши».
Описание следствий мороза также весьма живо и подробно:
Pellibus, et sutis arcent mala frigora braccis:
Oraque de toto corpore sola patent.
Saepe sonant moti glacie pendente capilli,
Et nitet inducto candida barba gelu.
«Шубами и мехами сопротивляются они лютому холоду; изо всего тела наружу только одно лицо. Часто отягченные льдом волосы звенят при малейшем движении, и брада белеет от мороза».
266
Кентавры хищные неслись в то время к нам
С огнем войны, с грозой опустошенья.
Sive igitur nimii Boreae vis saeva marinas,
Sive redundatas flumine cogit aquas;
Protinus aequato siccis Aquilonibus Istro,
Invehitur celeri barbarus hostis equo.
Hostis equo pollens, longeque volante sagitta:
Vicinam late depopulatur humum.
«Скует ли сила Борея воды морские или разливы вод речных, тотчас по уравненному сухими (морозными) ветрами Истру налетают к нам на быстрых конях варвары — враги, мощные конями и стрелами, далеко реющими: окрестные страны пустеют».
267
Нет! с лиры брошенной Назонова струна
На бранный лук тогда переходила…
Овидий, в своем Послании к Северу, жалуется на то, что изо всех римских изгнанников один он осужден на труды военные. «Читая стихи сии, — говорит он, — будь к ним снисходителен, ибо не должно забывать, что я пишу их во время приготовления к битве», и проч.
Deque tot expulsis sum miles in exule solus:
Tuta (nec invideo) caeteia turba jacet.
Quoque magis nostros venia dignere libellos,
Haec in procinctu carmina facta leges.
268
См. Письма из Болгарии, стр. 18–20.
269
Вначале царствовал простой и справедливый Сатурн,
Тогда Сегодня и Завтра были подобны друг другу,
Тогда жило безмятежное поколение пастухов,
Не имевшее нужды ни о чем заботиться:
Они любили и более не делали ничего,
Земля сама давала им всё необходимое.
270
Уж семирукий Истр…
По словам некоторых из древних писателей, Истер (Дунай) впадал семью устьями в Черное море; шестью, по мнению других, и только пятью, по свидетельству Иродота. Автор Исторической географии по древним картам Д’Анвилля замечает, что из этих семи устьев — пять занесены ныне песками.
271
…с покровом на главе,
Стеная над своей коралловою урной…
«На одной из медалей Траяновых он (Дунай) представлен склоненным на урну и покрытым занавесою в знак того, что исток его неизвестен» (Ноэль).
272
Как стар сей шумный Истр! чела его морщины
Седых веков скрывают рой:
Во мгле их Дария мелькает челн немой,
Мелькают и орлы Траяновой дружины…
Подробности Дариева похода против скифов и войны Траяновой с Децебалом, царем Дакийским, известны из Иродота и сокращений Диона Кассия.
273
Скажи, сафирный бог…
«Скифы, фракияне и геты чтили Дунай наравне с Марсом, изображавшимся в виде меча, верховным божеством своим» (Иродот).
274
…над брегом ли твоим,
По дебрям и горам, сквозь бор необозримый…
«Скордиски обратили страны сии (Мизию, Фракию и проч.) в пустыни, покрытые лесами, которые простираются на несколько дней путешествия» (Стравон).
275
Средь тучи варваров, на этот вечный
Рим Летел Сатурн неотразимый?
«Земли, простирающиеся над Дунаем… суть с незапамятных времен большая дорога и поле битвы всех варваров, извергнутых степями Азии на Европу» (Мальте-Брун. См. также Письма из Болгарии, стр. 47–50).
Рим сделался, по изречению Св. Иеронима, могилою народов, коих он был родителем… «Свет поколений угаснул; с главою империи Римской пала глава целого мира»[Quis credat ut totius orbis extructa victoriis Roma corrueret, ut ipsa suis populis et mater fieret et sepulchrum… …Postquam vero clarissimum terrarum omnium lumen extinctum est, imo romani imperii truncatum caput est, ut verius dicam, in una urbe totus orbis interiret… obmutui (Hieron, in Ezech). — Кто бы поверил, что рухнет Рим, возвеличенный победами над целым миром, что он сам станет для своих народов и матерью и гробницей… …После того, как угас подлинно славнейший светильник в мире, после того, как обезглавлена была римская империя, и поистине в один город вторгся целый мир… заграждаю уста мои (Иероним) (лат.). — Ред.].
276
Так точно Промысла не ведая путей,
Неслись полки Судьбы к ее предназначенью…
Зозим и Прокопий сохранили нам ответ Генсерика кормчему, спросившему его: на какой народ хочет он плыть войною? — «На тот, против которого бог!» — воскликнул предводитель вандалов [Cum e Carthaginis portu velis passis soluturus esset, interrogatus a nauclero, quo tandere populabundus vellet, respondisse: Quo Deus impulerit (Zozim., De bello Vandilico, Lib. I, p. 188).
Narrant cum e Carthaginis portu solvens a nauta interrogaretur quo bellum inferre vellet, respondisse: In eos quibus iratus est Deus (Procop., Hist. Vand., Lib. I). — Когда он готов уже был отплыть с распущенными парусами от Карфагенских ворот и хозяин корабля спросил его, кого же он собирается разорить, он ответил: «Кого обрек На это бог» (Зосим, О войне с вандалами, кн. I, стр. 188).
Рассказывают, что, когда он отплывал от карфагенской гавани, моряк спросил его, на кого он хочет идти войной, он же ответил: «На того, на кого разгневался бог» (Прокопий, История вандалов, кн. I) (лат.). — Ред.].
277
Остатки диких сих племен
Преобразили мир и с ним преобразились!
Орозий сохранил в своей истории любопытное, переданное ему Св. Иеронимом в Вефлеэмской пещере признание Атаульфа, наследника Аларикова: «Я сначала горел желанием, — говорит сей последний, — сгладить с лица земли название Рима и заместить империю кесарей империей готфов. Убежденный потом опытом в невозможности подчинить моих соотчичей власти законов, я переменил намерение и, вместо разрушителя, решился сделаться восстановителем империи Римской»[Nam ego quoque ipse virum quemdam Narbonensem, illustris sub Theodosio militiae, etiam religiosum prudentemque et gravem apud Bethleem oppidum Palestinae, beatissimo Hieronymo presbytero referente, audivi se familiarissimum Ataulpho apud Narbonam fuisse: ac de eo saepe sub testifecatione dedicisse quod ille, quam esset animo, viribus ingenioque nimius, referre solitus esset se in primis ardenter inhiasse, ut obliterato romanum nomine, romanum omne solum Gothorum imperium et faceret et vacaret: esset que, ut vulgariter loquar, Gothia quod Romania fuisset; …At ubi multa experientia probavisset neque Gothos ullo modo pareri legibus posse propter effrenatam barbariem, neque reipublicae interdici leges oportere, elegisse se vatem, ut gloriam sibi et restituendo in integrum augendoque Romano nomine, Gothorum viribus queret, habereturque apud posteros Romanae restitutiones auctor, postquam esse non poterat immutator (Oros., Lib. VII). — Я сам слышал от блаженнейшего пресвитера Иеронима, что некий муж из Нарбоны, который во время знаменитой войны при Феодосии проявил твердость, благоразумие и тщание под палестинской крепостью Вифлеемом, был в Нарбоне ближайшим человеком к Атаульфу, и часто рассказывал, приводя доказательства своим словам, что Атаульф, будучи велик духом, способностями и телесной крепостью, говорил, что он страстно жаждал быть единственным в первых, чтобы, уничтожив имя римлян, творить и разрушать все римское единой властью готов; говоря просто, чтобы Готию сделать Римом… Убедившись, однако, многократно на опыте, что готов нельзя подчинить законам из-за их варварской необузданности, а запрещать законы республики нецелесообразно, счел себя пророком и жаловался готским мужам, что, к славе своей восстановив и укрепив в прежнем виде римское имя, прослывет у потомков виновником восстановления римских обычаев из-за невозможности стать их разрушителем (Орозий, кн. VII) (лат.). — Ред.].
