Вячеслав Воробьев - ЛиПа
Я просто сяду на него.
Я не искал хвалы и комплиментов
и рук не опускал, судьбу кляня,
когда в заздравных одах рецензенты
не вспоминали, грешного, меня.
И не рождён для славы и парадов,
зла не копил на весь подлунный мир,
когда упоминался я в докладах
под кодовым названием «и др.»
(Михаил Ронкин. Костры на снегу)
МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ
Кого-то до небес превозносили,
зачитывали иногда до дыр;
меня же, если и не поносили,
то зачисляли в легион «и др.»
Но в жизни есть счастливые моменты.
Прослышал обо мне подлунный мир.
Теперь в заздравных одах рецензенты
меня включают в серию «и пр.»
Я верю: стерегут меня удачи.
Признанье обретается в труде.
Хочу быть упомянут не иначе
как в элитарной группе «и т.д.»
Как геометр, Гомер для нас
Расчислит синеву простора.
А теорема Пифагора
Звучит гекзаметром сейчас.
(Валентин Сидоров. Избранное)
СЛОВА И ЧИСЛА
Число и слово так дружны!
Стою, почти что равный Богу.
Что примерять: поэта тогу
Иль Пифагоровы штаны?!
Я бесконечности труда
Предпочитаю уравненья,
Трёх главных правил округленья
Не забывая никогда.
Фортуна, как всегда, слепа,
И ни гроша не стоит рифма.
Пред ясной сутью логарифма
Тускнеет образов толпа.
О снисхождении молю!
Есть реноме, и вес, и внешность,
Но абсолютная погрешность
Ведёт значение к нулю.
Строкам, что множу, нет числа,
И их прогрессия не рвётся,
Но мне никак не удаётся
Извлечь из жизни корень зла.
Я — житель города.
Ни разу
не видел, как растут подснежники.
Я видел, где лежат булыжники,
и знаю, где лежат бумажники.
(Вадим Фадин. Пути деревьев)
ГОРОДСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
...Я также видел ежедневно,
как озираются барышники,
как наживаются шабашники
и набиваются загашники,
как, мир упрятавши в наушники,
от рока млеют пэтэушники,
как вяжут лыко трикотажники
и гонят план шарашмонтажники,
как у пивной роятся бражники —
потенциальные острожники,
и как вчерашние биндюжники
колоннами уходят в книжники.
Я вижу часто, как пирожники
кричат, что, мол они — подвижники,
и как, ближайшие их смежники,
тачают бойко стих сапожники.
Чтоб свет над мраком впредь торжествовал,
Прими, мой друг, из рук моих фиал —
Как факел,
к нам дошедший от Петрарки...
(Аркадий Филёв. Старт)
ЭСТАФЕТА
...Я шесть веков его в руках держал
и, честно говоря, уже устал,
хоть флорентиец знал,
кому вручать подарки!
Летит, кружится жизни карнавал...
Смотри, чтобы сосуд не пустовал.
Минует череда веков —
и снова
преемнику, достойному похвал,
ты передашь торжественно фиал,
дошедший
от Аркадия Филёва!
«Боржоми» лучше пить в Боржоми,
И «Ахашени» — в Ахашени.
(Яков Хелемский. В начале седьмого)
МЕСТО ВСТРЕЧИ
Не мысля за великий грех
Знакомство с зельем приворотным,
Жалею, между прочим, тех,
Кто пьёт, к примеру, в подворотне.
Не в том беда, что есть Указ —
На родине напитки лучше.
Я пью в Баку портвейн «Кавказ»,
«Зубровку» — в Беловежской пуще.
Нарезав тоненько лимон
И плед набросив на колени,
Тяну коньяк «Наполеон»
На острове Святой Елены.
Устал! Попробуй-ка, успей —
Звенеть бокалами в Шампани,
А завтра — «Аромат степей»
Пить под Херсоном на кургане.
Здесь надобна такая прыть!
Мотаюсь до седьмого поту,
Но всё ж держусь. Ведь брошу пить —
Придётся ехать на работу.
ЛИПА 4
Я заблудился в Пушкинских Горах.
Висел туман сырой
и непроглядный,
Он скрыл округу пеленой,
проклятый!
И в душу мне закрался
Тайный страх.
(Евгений Антошкин. Возвращаются подснежники)
В ПОИСКАХ ВДОХНОВЕНИЯ
...Я этот страх
испытывал не раз:
Ведь в Шахматово ездил
и в Тарханы...
Пожалуй,
без усиленной охраны
Опасно там шататься
В поздний час.
В просторной
константиновской избе
Я чем-то был до жути
перепуган.
В Карабиху однажды
ездил с другом —
И там мне стало вдруг
Не по себе.
Сегодня сквозь туман
я брёл межой.
Но вышел Пушкин
и заметил строго:
«Вы, сударь,
перепутали дорогу.
Простите, но вы здесь
Совсем чужой!»
Да, мы не ведали беды,
Когда встречались тут.
О, Патриаршие пруды,
Или, точнее, пруд!..
О, привкус яблока во рту,
О, солнечная дата!...
Я собирался в Воркуту,
Потом ещё куда-то.
Я собирался впопыхах,
Я жил легко и честно.
А ты осталась на прудах,
Растаяла, исчезла.
(Евгении Блажеевский. Тетрадь)
ГОРОДСКОЙ РОМАН
Таких, как ты, хоть пруд пруди,
Известный, Патриарший!
И я без трепета в груди
Летал, как лист опавший.
Командирован был в Оскол —
О, солнечная дата!..
Но попрощаться не зашёл.
Потом уплыл куда-то.
Я, ошущая в пятках зуд
И тягу к непокою,
Спешил на БАМ, КАМАЗ, в Сургут,
Не взяв тебя с собою.
Ещё была Караганда,
Поездка по Алтаю...
Ты, помню, плакала тогда,
А почему — не знаю.
Тебя я бросил впопыхах,
И это было честно.
А ты осталась в дураках
И навсегда исчезла.
Поздним вечером во тьму
Выйду на шоссейку.
Свою милую возьму
Ласково за шейку.
И скажу ей: — Полюби!
Без тебя фигово!.. —
А она: — Хоть погуби,
Но люблю другого.
(Константин Ваншенкин. Жизнь человека)
ВОТ ЭТО ЛЮБОВЬ!
Сядем ночью под копну...
Пьяный без вина я.
Милой ласково шепну:
«Удавлю, родная!»
Так спокойно, не грубя,
Но с мужскою силой...
Засмеётся: «Я тебя
Отравлю, родимый!»...
Над копной встаёт рассвет.
Комары заныли...
Вот и ладненько, мой свет,
И поговорили...
Я прошагал легко и осторожно
К грибным своим нахоженным местам,
И, словно бы решив: «При этом можно»
Лес вновь запел,
Защёлкал,
Засвистал.
И началось вокруг меня такое!
Кусты мне разом поклонились в пояс,
Захлопали в ладоши лопухи,
И, от восторга сам себя не помня,
Скворец мне песню лучшую исполнил,
А дятел стал отстукивать стихи.
(Артур Вороненко. Земные заботы)
СИМБИОЗ
Такого лес не видывал давненько.
