Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый
Гестаповец вышел из-за стола. Налил в чашечку кофе и пододвинул к ней.
— Не стесняйтесь, прошу.
Она взяла чашку и поставила на стол. Затем обеими руками, одной за блюдечко, другой за ручку чашки, поднесла ко рту ароматный кофе.
Офицер присел рядом и закурил.
— Вы обратили внимание, что мы не задавали вам никаких вопросов? Не так ли?
— Я ничего не знаю, меня задержали по недоразумению. Вы ошибаетесь, принимаете за кого-то другого, — начала Ирма.
— Не будем об этом. Так вас ни о чем не спрашивали. Почему? Да потому, что, как ни тривиально звучит, мы действительно все знаем. Вам зачитали документы и сообщения. На хуторах вы не были и так далее. Не будем терять времени. Нам известно многое, но, к сожалению, разумеется для нас, не все. Нам неизвестно, куда ушел отряд и где он сейчас. И вы нам это скажете.
— Я ничего не скажу. — Ирма запнулась. — Я просто не знаю. Мне ничего не известно ни о каких моряках.
— Зачем же так поспешно и неуклюже: то не скажете, а уж потом не знаете. И почему о моряках? Я же упомянул об отряде! Не собираюсь ловить вас на слове. Я уверен, вы сообщите, куда делся отряд подводников, — теперь я говорю, что это моряки.
— Я ничего не знаю. А про моряков мне сообщил вчерашний офицер, — попыталась вывернуться Ирма. — Можете делать со мной все, что хотите, мне безразлично.
— Это уже хорошо, что вы заговорили. Но не стройте из себя Жанну д’Арк, вам далеко не безразлично. Опять же, к великому сожалению, теперь уже для вас, фрейлейн, все то, что говорят о нашем учреждении во всем мире, — правда. Больше того, преуменьшенная. Мы применяем такие изощренные пытки, от которых застыла бы кровь в жилах у самых отпетых инквизиторов средневековья. Они были дилетанты, а мы вооружены последними достижениями науки и техники. Все, что известно о зверствах в гестапо, — правда. Боль для каждого гомо сапиенса остается болью, а Муция Сцеволы из вас не получится.
Ирма почувствовала мелкую дрожь во всем теле, перехватило дыхание, закружилась голова.
— Если я не узнаю, куда ушел отряд, вам будет очень плохо. Да и в протоколах мы отметим, что вы нам все рассказали. Это для ваших. Они вас проклянут. Если же вы скажете нам, где моряки и когда с ними встреча, я отпущу вас на все четыре стороны, уничтожив следы пребывания в нашем заведении. А сейчас разрешите продемонстрировать небольшой фильм, причем документальный. — Вайс вернулся к столу, сел и нажал кнопку.
Погас свет, остался лишь голубой плафон над диваном. На стене засветился яркий прямоугольник. Застрекотал аппарат. На белом полотне появилась точно такая же, до мельчайших подробностей, комната. Распахнулась дверь, и два обнаженных по пояс здоровенных гориллоподобных мужчины втолкнули в комнату молоденькую белокурую девушку в простеньком летнем платьице — фильм был цветной. В ее больших голубых глазах на показанном крупным планом хорошеньком личике застыл страх, пухлые губы полуоткрыты, слышалось частое, свистящее дыхание — фильм был озвучен. Дальше началось нечто невообразимо кошмарное. Казалось, самое больное воображение садиста-маньяка не смогло бы создать ничего подобного. С девушки сорвали одежду, выкручивали ей руки и ноги, ломали пальцы, рвали волосы, прижигали самые чувствительные места раскаленным железом. Из динамиков неслись душераздирающие вопли, стоны и хрипение, хруст костей и бульканье крови. Камера выхватывала из этой изуверской сцены одну за другой детали. В ярком свете все выглядело как что-то находящееся за пределами человеческого восприятия.
Когда Ирма пыталась отвернуться или закрыть глаза, заткнуть уши, стоящие рядом брали ее голову за подбородок, отводили пальцы от ушей, принуждая смотреть и слушать.
Если она теряла сознание, что было неоднократно, Вайс нажимал кнопку, фильм останавливался. И едва ее приводили в чувства — все продолжалось дальше.
Ирму тошнило. Ее била судорога. Она была на грани помешательства, не владела собой, снова теряла сознание. Очнулась она от сильного запаха нашатырного спирта. Тело как ватное, лицо, спину и грудь заливал пот, дрожали руки и ноги.
Комната была освещена. Аппарат молчал, световой прямоугольник на стене исчез.
Ирма обвела окружающих мутным взглядом и задохнулась от ужаса: в дверях стояли, ухмыляясь, те самые палачи-эсэсовцы, которые только что на экране истязали девушку.
— Вы меня слышите? — Над ней наклонился оберштурмфюрер. — Откройте глаза, вот так. Теперь все зависит от вас. Или скажете, где и когда встреча с отрядом, или молодцы проделают все то, что вы наблюдали в этом чудесном фильме, но героиней будете вы. Я жду ответа немедленно.
— Я скажу, — прошептала Ирма, — только оставьте меня хоть на час, на полчаса в покое…
Когда за ней закрылась дверь, вошел Вальтер. Вайс, довольно потирая руки, сказал:
— Вот как надо работать. Это называется психологической обработкой высшей степени. Между прочим, я не первый раз смотрю фильм, и всегда создается впечатление, что это действительно человек, а не муляж, — очень талантливо сделано. Вы видели ее реакцию? Приняла все за чистую монету. Исполнено со знанием дела, даже у меня пробегает мороз по коже. Дайте в ее камеру приглушенно звуковое сопровождение фильма. Мы сняли с коры ее мозга зрительные раздражители, а слуховые оставим…
Глава 7. БРОСОК ЧЕРЕЗ ФРОНТ
Третий день отряд подводников пробирался к линии фронта. После того как покинули замок Эльзелот, прошли в глубь леса на юг километров тридцать. Потом повернули на восток, выбирая самые глухие звериные тропы, обходя стороной одиноко стоящие хутора и деревеньки, стараясь держаться подальше от шоссейных и грунтовых дорог. Не обошлось и без происшествий.
На вторые сутки утром моряки залегли на опушке рощи, выжидая, когда спадет движение по шоссе и можно будет перескочить его одним махом.
Неожиданно четыре грузовика, полные солдат, свернули к противоположной обочине. Гитлеровцы, переговариваясь, высыпали на дорогу, полезли в кусты, стали ломать ветки для маскировки машин. Несколько человек схватили ведра и помчались к ближайшей речонке за водой. И вот тогда у кого-то из ребят не выдержали нервы. Над примолкшим шоссе грохнул одиночный выстрел. На мгновение замерли немцы и притаившиеся моряки. Секунду спустя ударил уже залп, в фашистов полетели гранаты, застрочили автоматные очереди. Подводники бросились на врага. Солдаты заметались среди грузовиков, пытались забраться в кузова, где оставили оружие, но везде их настигали пули. Часть гитлеровцев побежали вдоль дороги вперед, другие пытались укрыться в лесу или между колес автомобилей. Отряд перешел шоссе и углубился в чащу, оставив на дороге четыре горящих машины и полтора десятка трупов солдат. Правда, чья-то оплошность не обошлась для подводников безнаказанно: трое были убиты и пять ранены. Но самое главное, они обнаружили себя.
В полдень остановились на привал. На небольшой полянке среди высокой, в рост человека, травы стояла заброшенная рига, к которой подступал буйно разросшийся ольховый подлесок. Костров не разводили, закусили сухарями и мясными консервами и кто где мог примостились отдыхать.
Командир сидел на плащ-палатке и задумчиво грыз соломинку. Еще прошлой ночью они видели в той стороне, куда шел отряд, сполохи артиллерийских взрывов, и оттуда доносился глухой отзвук канонады. А сейчас они подошли к передовой вплотную. Ольштынский с нетерпением ждал, когда возвратятся разведчики во главе с лейтенантом. Долматов лежал рядом, опершись на локоть согнутой руки.
Наконец из кустов показались разведчики.
— Наконец-то! — Ольштынский вскочил и смахнул приставшую к брюкам солому. — Докладывайте, что там делается! Или лучше прямо изобразите вот здесь, на обороте карты. Рассказывай, штурман.
— Мы подошли почти к самому переднему краю… — Лейтенант карандашом нарисовал маршрут разведчиков и позиции противника. — Тут, чуть восточнее того места, где мы находимся, очевидно, стык двух частей. Кругом болота, почти непроходимая топь, камыши, руку поднимешь — не видать. Дальше на песчаных взгорках окопы, линии укреплений, проволочные заграждения, а в лесу доты и артиллерия. Танков поблизости не заметили. Вот здесь склады боеприпасов. Очень много ящиков, в каких обычно хранят патроны и снаряды. Охрана хотя и сильная, но впечатление такое, что с этой стороны немцы ничего не опасаются, все внимание вперед, где проходит оборона. Вот здесь блиндажи, а дальше, сдается, уже позиции наших. Огневая активность слабая: бросят десяток мин или снарядов с обеих сторон и молчат. Изредка завяжется короткая перестрелка — и опять затишье. Ничейная полоса метров двести, местность ровная, открытая, избитая воронками, — прямо лунный ландшафт. Днем не проскочить. Наши ничего не знают, и мы можем оказаться между молотом и наковальней. Вот дислокация огневых точек и график смены часовых. Мое мнение: прорываться именно на этом участке. Спуститься той же дорогой, какой мы подбирались. Скопиться в лощине, подстраховывая друг друга, и вперед. Бушлаты на проволоку — и баста. Но делать это следует ночью — днем все как на ладони, щелкай на выбор.
