Валерий Брюсов - Том 2. Стихотворения 1909-1917

Я смотрел, в озареньи заката,
Из Милана на профили Альп,
Как смотрели, на них же, когда-то
Полководцы в дни Пиев и Гальб;

Как назад, не предвидя позоров,
Горделиво смотрел Ганнибал;
И, тот путь повторивший, Суворов, —
Победители кручей и скал;

Как смотрели владыки вселенной,
Короли и вожди, — иль, скорей,
Как наш Тютчев смотрел вдохновенный,
Прозревавший здесь «падших царей».

Альпы! гордые Альпы! Вы были
Непреложным пределом земли,
И пред вами покорно клонили
Свой увенчанный гнев короли…

Но взнеслись небывалые птицы,
Зачирикал пропеллер с высот,
Презирая земные границы,
Полетел через Альпы пилот.

На заре он в Германии сеял
Разрушительный град сквозь туман,
А к полудню в Италии реял,
Восхищая союзный Милан.

Долго вы, день за днем, век от века,
Воскресали в пыланьи зари,
Но пришло торжество человека…
Преклоняйтесь, былые цари!

Пусть царит уныние где-то на земле!
Беспечально празднество рыб в Па-де-Кале!

В залах малахитовых водного дворца
Собрались, по выводкам, толпы без конца:

Здесь акулы грузные, окуни, трески,
Рыбешки летучие, пестрые бычки.

Малые, огромные, все плывут, спешат…
Светит электричеством, в коридорах, скат;

Сверху светит водоросль, пышный канделябр:
Сколько блесков, отблесков, и чешуи, и жабр!

Будут пляски разные, и потехи ждут:
Там, на груде раковин, позабавит спрут;

В хижине коралловой хор морских коньков
Пантомимой пламенной увлечет без слов;

Рядом, для поклонников олимпийских муз,
Разыграет Демеля труппа из медуз.

А под утро самое, предварив разъезд,
Выведен с процессией пятипалых звезд,

Скажет с красной кафедры, жестами всех лап,
Речь громоподобную многоумный краб;

Объяснит, что праведно был прославлен днесь
Тот, кто кормит тщательно мир подводный весь,

Что сему кормителю так давно пора
Хоть клешней качанием прокричать: «Ура!»

Что все бури, отмели и огонь твой, Эльм!
Славься между рыбами царь торпед — Вильгельм!

У подножья башни древней
Море Черное шумит;
Все любовней, все безгневней
Другу старому твердит:

«Как тебе не надоело
Столько медленных веков
В полусне глядеть без дела
На игру моих валов?

Я ведь помню все былое,
Дед далеких времена.
Сколько раз сходились в бое
В этом месте племена!

Ты еще здесь не стояла,
Здесь другой был, древний град;
Но я здесь не раз внимало,
Как мечи о щит стучат.

А когда на скат угрюмый
Стала твердой ты стопой, —
Помнишь снова: крики, шумы,
Гулы схватки боевой?

Иль другие вспомни были,
Как со; всех концов земли
К этим камням подходили,
В пестрых флагах, корабли!

Как твой град был славен в мире,
И смотрел мой хмурый вал —
В императорской порфире
Твой владыка выезжал!

Или всё, как сон вчерашний,
Ты не хочешь вспоминать?
Иль тебе не скучно, башне,
В тихой лености дремать?»

Волны шепчут, вея гривой,
О преданьях давних лет…
Морю Черному лениво
Башня древняя — в ответ:

«Не забыла я былого,
Помню битвы и пиры!
Но не видеть людям снова
Славной, сказочной поры!

Битвы в мире отшумели,
Нет былых, великих дел.
Иль народы одряхлели,
Или край наш постарел.

Не придут с заката солнца,
В сталь и меч облечены,
Дерзким сонмом македонцы,
Принося разгул войны.

На утесы и в долины
Не поскачут на конях
В белых ризах бедуины
С криком радостным: „Аллах!“

И давно с высот Ирана
К нам сойти не хочет рать,
Чтобы с ратями султана
Переведаться опять.

Дремлют турки, и армяне
Свыклись с игом вековым…
Правда, видела в тумане
Я вчера огонь и дым,

Да еще ко мне недавно
Подходил безвестный флот,
Погрозил мне своенравно,
Но исчез в просторах вод.

Верно, это все — пустое:
Люди стихли, присмирев.
Дай же мне дремать в покое,
Слушать волн твоих напев!»

Но у камней башни древней
Море Черное шумит,
Все любовней, все напевней
Другу старому твердит:

«Что корить людей Востока,
И Царьград, и Тегеран!
Разливаюсь я широко,
Вижу много разных стран.

Ах, немало проспала ты!
Будь не так дружна со сном,
Слышать ты могла б раскаты
Новых битв и новый гром!

Не ленись хоть оглянуться!
Много див увидишь ты.
Скоро страшно содрогнутся
Эти долы и хребты.

Север новой, грозной бурей
В нашу сторону дохнул.
Видишь: отблеск на лазури?
Слышишь: отдаленный гул?

Возвращаются былые,
Роковые времена,
И под громы боевые
Ты проснешься ото сна!»

Все настойчивей, напевней
Море Черное гудит
У подножья башни древней…
Та проснулась, та глядит.

И уже весь край в смятеньи:
Пламя, залпы, крики, шум…
Видит: в смутном отдаленьи
Вновь свободен Эрзерум.

Видит: войско с горных кручей,
Сквозь туман и чрез снега,
Сходит к морю черной тучей,
Гонит радостно врага.

И, крепя собой отряды,
Что идут вдоль берегов,
Броненосные громады
Режут синий строй валов.

В рое вымпелов с крестами
Потемнел Эвксинский понт…
Миг — и русскими войсками
Занят древний Требизонт.

Тридцатый месяц в нашем мире
Война взметает алый прах,
И кони черные валькирий
Бессменно мчатся в облаках!

Тридцатый месяц, Смерть и Голод,
Бродя, стучат у всех дверей:
Клеймят, кто стар, клеймят, кто молод,
Детей в объятьях матерей!

Тридцатый месяц, бог Европы,
Свободный Труд — порабощен;
Он роет для Войны окопы,
Для Смерти льет снаряды он!

Призывы светлые забыты
Первоначальных дней борьбы,
В лесах грызутся троглодиты
Под барабан и зов трубы!

Достались в жертву суесловью
Мечты порабощенных стран:
Тот опьянел бездонной кровью,
Тот золотом безмерным пьян…

Борьба за право стала бойней;
Унижен, Идеал поник…
И все нелепей, все нестройней
Крик о победе, дикий крик!

А Некто темный, Некто властный,
Событий нити ухватив,
С улыбкой дьявольски-бесстрастной
Длит обескрыленный порыв.

О горе! Будет! будет! будет!
Мы хаос развязали. Кто ж
Решеньем роковым рассудит
Весь этот ужас, эту ложь?

Пора отвергнуть призрак мнимый,
Понять, что подменили цель…
О, счастье — под напев любимый
Родную зыблить колыбель!