Гарик Сукачёв - Внезапный будильник (сборник)
Просто вынув набраную финку, взял и отобрал.
Но мы ж его просили, мы же говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек».
Не сфартило Коле мобильнуть на волю –
Выперлась с каптерки вдруг бабулька – божий василек.
С шайкою и шваброй и с больной подагрой,
Но бабка смело засвистела в ментовской свисток.
Но мы ж его просили, как мы говорили:
«Уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто никакого творческого роста,
И погоришь по мелочи ты, Коля Огонек».
ПМГ, наручники, ноют ноги-рученьки,
АКМ, к башке прижатый, холодит висок.
Понятые-дворники, потерпевший скромненький,
Так сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
С ним недолго ботали ментовскими ботами,
И сгорел-пропал навеки Коля Огонек.
Но как мы говорили, как его просили:
«Уходи, уходи в завязку, Коля, Коля, ты уже дедок.
У тебя же просто не осталось творческого роста»,
И погорел на мелочи наш Коля Огонек.
Черная весна
Ветер злой поднял вой,
Это неспроста,
Между небом и землей
Черная весна.
Банды туч первый луч
Рвут со всех сторон.
И как кровью, злым дождем
Истекает он.
Письма в пепел сожжены,
Значит, навсегда
Между мной и тобой
Черная вода.
Больше нет прежних лет,
Нет ночей без сна,
Ведь между мною и тобой
Черная весна.
Льет и льет с неба дождь.
И грязная вода
Размывает нас с тобой
Раз и навсегда.
Письма в пепел сожжены –
Это неспроста.
Ведь между мной и тобой
Черная весна.
Между нами навсегда
Черная весна.
Серенькие ежики
Серенькие ежики маленькие ножики
Будут осторожненько по улицам гулять.
Востренькими ножиками раненьких прохожиков
Серенькие ежики будут ковырять.
Черные да красные, синие да разные,
Дамы не заразные в шелковых трусах.
Возьмут под ручку ежиков с маленькими ножиками
И пойдут по улице, по улице гулять.
Подворотни потные с мордами поблеклыми
Встретят их так радостно, как родненьких гостей,
И в этих подворотинках ежики и тетеньки
Будут делать страшненьких ужасненьких детей,
Ужасненьких детей,
Будут делать страшненьких ужасненьких детей,
Ужасненьких детей,
Будут делать страшненьких ужасненьких детей.
Людоед пойман
Я часто вижу его по утрам, когда бреюсь.
Он плюет мне из зеркала прямо в лицо.
И тогда я опасною бритвою режусь,
Чтоб увидеть на нем след кровавых рубцов.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, но не пленен.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, и я явно не он.
У него те же глаза и та же улыбка,
У него в левом ухе по отдельной серьге.
Он смолит мой «Житан» и с соседскою Лидкой
Он давно и надежно на короткой ноге.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, но не пленен.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, но я явно не он.
Это я, а не он, когда жизнь на излете,
Умею крылами Луну подметать.
И несясь сквозь парсеки в таранном полете
Насмерть биться о землю, но снова вставать.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, но опять не пленен.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, и я явно не он.
Людоед пойман…
Людоед пойман, но не пленен.
Людоед пойман, людоед пойман,
Людоед пойман, и я явно не он.
Полюби меня
Я иду Арбатом к мужикам в гараж,
У меня под глазом перманентный бланш.
А моя наколка – ветер и броня,
Не видала в жизни толка – полюби меня.
Я курю отборный, сборный табачок,
Пиджачок мой черный чешет ветерок.
И бульварным морем проплываю я,
Не видала горя, полюби меня!
И в бульварном море пропадаю я,
Не видала горя – полюби меня!
Взгляд от подбородка, я весел и суров,
А моя походка мелет пыль дворов.
Я исполнен страсти жаркого огня,
Не видала счастья – полюби меня!
Я исполнен страсти, воли и огня,
Не видала счастья – полюби меня!
Самый маленький звук
Струна отзвенела, уснул саксофон,
Он неловко укрылся плечами.
Аккуратно закашлялся аккордеон,
И тарелки, озябнув, смолчали.
Контрабас как-то нежно взглянув на трубу,
Вдруг вздохнул еле слышно бемольно.
И когда дозвучал самый маленький звук,
Стало больно, очень больно.
И когда дозвучал самый маленький звук,
Стало больно, очень больно.
Страсть
Твой взгляд – словно бритвой по глазам,
А ласки твои рвут и душу и тело на клочья.
Отдав всю себя этим грубым рукам,
Ты выпьешь по капле меня этой ночью.
Мы в аду, мой ангел, мы в аду.
Хоть мы называем его сладким раем.
Мы в бреду, мой ангел, мы в бреду.
И мы это оба прекрасно знаем.
Сгорая дотла в жаркой страсти своей,
Мы прокляты будем навеки, навеки.
Ты будешь глядеть из-под мокрых кудрей
На то, как дрожат мои ноздри и веки.
Мы в аду, мой ангел, мы в аду.
Хоть мы называем его сладким раем.
Мы в аду, мы в аду.
И мы это оба прекрасно знаем.
Мы в аду, мой ангел, мы в аду.
Хоть мы называем его сладким раем.
Мы в бреду, мой ангел, мы в бреду.
И мы это оба прекрасно знаем.
И мы это оба прекрасно знаем.
И мы это оба прекрасно знаем.
Человек-привычка
Обещал – не позвонил,
Или ошибаюсь я,
Где-то шлялся, пиво пил,
По друзьям таскаешься.
Обещания давал,
Все как с веток листики,
Грош цена твоим словам
И такой софистике.
А у меня все отлично,
Просто все отлично у меня,
Просто ты – человек-привычка,
Человек-привычка – это я.
Просто ты – человек-привычка,
Человек-привычка – это я.
На фотку я твою смотрел,
Аж от любови корчился,
Так обнять тебя хотел,
По ночам ворочался.
Оборвал весь телефон,
Перебил все вазочки,
Но не встретил, не нашел
Твои ручки-глазочки.
А у меня все отлично,
Милый, все отлично у меня,
Просто ты – девушка-привычка,
Девушка-привычка – это я.
Просто ты – девушка-привычка,
Девушка-привычка – это я.
А у нас все отлично,
У тебя и у меня,
Просто ты – человек-привычка,
Человек-привычка – это я.
А у нас все отлично,
У тебя и у меня,
Просто ты – девушка-привычка,
Девушка-привычка – это я.
Просто ты – человек-привычка,
Человек-привычка – это я.
Твой шепот и смех
Твой шепот и смех, и взгляд невзначай,
А поступь, как трепет ветров,
И в теплых руках пригрелась печаль,
А в сердце, как в клетке, – любовь.
Никому не скажу, как, любовью храним,
Лишь тобой брежу злыми ночами.
Над твоей головой высшей святости нимб
И два белых крыла за плечами.
Песенка про табак
Мне жена говорит, что у нас все в моем табаке.
В табаке, в табаке, в табаке, я не буду скрывать.
Но зато я немного умею гадать по руке
И умею часами лежать и не спать.
Я умею по кухне бесцельно слоняться в трусах,
Или гладить кота, или просто уйти на балкон.
Я умею молчать и совсем ничего не сказать,
Хорошо, что у нас все пропахло моим табаком!
Я умею молчать и совсем ничего не сказать,
Хорошо, что у нас все пропахло моим табаком!
Колечки
Годы такие неправые,
Годы такие дебелые.
Кому-то колечки на правые,
Кому-то колечки на левые.
Кому-то колечки на правые,
Кому-то колечки на левые.
Слезами девчонки умоются,
Мальчики быстро состарятся,
Бабки вовек не отмолятся,
Мамки вовек не отмаятся.
Бабки вовек не отмолятся,
Мамки вовек не отмаятся.
Сядут в вагоны зеленые,
Только версты перекатные
Взгляды запомнят влюбленные,
Или вовек безвозвратные.
Взгляды запомнят влюбленные,
Или вовек безвозвратные.
А дома все будет по-прежнему,
Те же друзья да товарищи,
Только уже неизбежно им
Помнить стальные пожарища.
Только уж тем, кто остался жив,
Взглядом прочесывать местности.
Лес называя зеленкою,
Видя родные окрестности.
Лес обзывая зеленкою,
Видя родные окрестности.
Годы такие дебелые.
Годы такие неправые,
Кому-то колечки на левые,
Кому-то колечки на правые.
Кому-то колечки на левые,
Кому-то колечки на правые.
Гибель «Курска»
Они вышли из порта, только глянул рассвет,
Море нежилось тихим прибоем.
Только чайки о чем-то кричали им вслед
И тревожно кружили над морем.
Лодка шла на норд-вест, встав на намеченный курс,
Выполнять боевую работу.
И на солнце сверкая грозным именем «Курск»,
Уходила в глубокую воду.
Черные ленты, а на них якоря,
Любят матросы, знают моря,
Прямо за бортом в дымке морской,
За горизонтом берег родной.
Но внезапно беда, и спасения нет,
Страшный взрыв, тьма, заклинило люки,
