Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1

В алый час, как в бору тонкоствольном
Лалы рдеют и плавится медь,
Отзовись восклоненьем невольным
Робким чарам – и серп мой приметь!

Так позволь мне стоять безглагольным,
Затаенно в лазури неметь,
Чаровать притяженьем безвольным
И, в безбольном томленьи, – не сметь...

Сладко месяцу темные реки
Длинной лаской лучей осязать;
Сладко милые, гордые веки

Богомольным устам лобызать!
Сладко былью умильной навеки
Своевольное сердце связать.

Волшебник бледный Urbi пел et Orbi:[16]
То – лев крылатый, ангел венетийский,
Пел медный гимн. А ныне флорентийской
Прозрачнозвонной внемлю я теорбе.

Певец победный Urbi пел et Orbi:
То – пела медь трубы капитолийской...
Чу, барбитон ответно эолийский
Мне о Патрокле плачет, об Эвфорбе.

Из златодонных чаш заложник скорби
Аил черный яд. А ныне черплет чары
Медвяных солнц кристаллом ясногранным.

Садился гордый на треножник скорби
В литом венце... Но царственней тиары
Венок заветный на челе избранном!

Волшба ли ночи белой приманила
Вас маревом в полон полярных див,
Два зверя-дива из стовратных Фив?
Вас бледная ль Изида полонила?

Какая тайна вам окаменила
Жестоких уст смеющийся извив?
Полночных волн немеркнущий разлив
Вам радостней ли звезд святого Нила?

Так в час, когда томят нас две зари
И шепчутся лучами, дея чары,
И в небесах меняют янтари, —

Как два серпа, подъемля две тиары,
Друг другу в очи – девы иль цари —
Глядите вы, улыбчивы и яры.

Мы – два грозой зажженные ствола,
Два светоча занявшейся дубравы:
Отмечены избраньем страшной славы,
Горим... Кровь жил, – кипя, бежит смола.

Из влажных недр Земля нас родила.
Зеленые подъемля к Солнцу главы,
Шумели мы, приветно-величавы:
Текла с ветвей смарагдовая мгла.

Тоску Земли вещали мы лазури,
Дреме корней – бессонных высей бури;
Из орлих туч ужалил нас перун.

И, Матери предав лобзанье Тора,
Стоим, сплетясь с вещуньею вещун, —
Два пламени полуночного бора.

Два пламени полуночного бора,
Горим одни, – но весь займется лес,
Застонет весь: «В огне, в огне воскрес!» —

Заголосит... Мы запевалы хора.
Мы, рдяных врат двустолпная опора,
Клубим багрец разодранных завес:
Чей циркуль нас поставил, чей отвес
Колоннами пурпурного собора?

Который гром о нас проговорил?
И свет какой в нас хлынул из затвора?
И наш пожар чье солнце предварил?

Каких побед мы гимн поем, Девора?
Мы – в буре вопль двух вспыхнувших ветрил;
Мы – два в ночи летящих метеора.

Мы – два в ночи летящих метеора,
Сев дальних солнц в глухую новь племен;
Мы – клич с горы двух веющих знамен,
Два трубача воинственного сбора.

И вам, волхвы всезвездного дозора, —
Два толмача неведомых имен
Того, чей путь, вняв медный гул времен,
Усладой роз устлать горит Аврора.

Нам Колокол Великий прозвучал
В отгулах сфер; и вихрь один помчал
Два знаменья свершительного чуда.

Так мы летим (из наших нимбов мгла
Пьет лала кровь и сладость изумруда) —
Одной судьбы двужалая стрела.

Одной судьбы двужалая стрела
Над бездной бег расколотый стремила,
Пока двух дуг любовь не преломила
В скрещении лучистого угла.

И молнии доколь не родила
Тоска двух сил, – одну земля кормила,
Другую туч глухая мгла томила —
До ярых нег змеиного узла.

Чья власть, одна, слиянных нас надмила —
Двусветлый дар струить, чтоб темь пила, —
Двух сплавленных чтоб света не затмила?

И чья рука волшебный луч жезла
Четой эхидн сплетенных окаймила?
И двух коней одержит удила?

Одна рука одержит удила
Двух скакунов. Одним браздам покорны,
Мы разожгли горящих грудей горны
И напрягли крылатые тела.

Два молнию похитивших орла,
Два ворона единой вещей Норны,
Чрез горный лед и пламенные терны
Мы рок несем единый, два посла.

Один взнуздал наездник-демон коней
И, веселясь неистовой погоней,
То на двоих стопами, прям, стоит,—

То, разъяря в нас пыл и ревность спора,
На одного насядет – и язвит
Единая двоих и бесит шпора.

Единая двух коней колет шпора;
В нас волит, нас единый гонит дух.
Как свист бича, безумит жадный слух
Немая весть двойного приговора...

Земную грань порыва и простора
Так рок один обрек измерить двух.
Когда ж овцу на плечи взял пастух, —
Другой ли быть далече без призора?

Нет, в овчий двор приидет и она —
И, сирая, благого Криофора
На кроткие возляжет рамена.

Уж даль видна святого кругозора
За облаком разлук двоим одна:
Два ока мы единственного взора.

Два ока мы единственного взора;
И если свет, нам брезживший, был тьма,
И – слепоты единой два бельма,
И – нищеты единой два позора,

Бредя в лучах, не зрели мы убора
Нетленных слав окрест, – одна тюрьма
Была двоим усталых вежд дрема
Под кущами единого Фавора.

Но ты во храм сияющий вошла,
А я один остался у притвора,
В кромешной тьме... И нет в устах укора,—

Но всё тобой светла моя хвала!
Одних осанн мы два согласных хора,
Мечты одной два трепетных крыла.

Мечты одной два трепетных крыла
И два плеча одной склоненной выи,
Мы понесли восторги огневые,
Всю боль земли и всю пронзенность зла.

В одном ярме, упорных два вола,
Мы плуг влекли чрез целины живые,
Доколь в страду и полдни полевые
Единого, щадя, не отпрягла

Хозяина прилежная забота.
Так двум была работой Красота
Единая, как мед двойного сота.

И тению единого креста
Одних молитв слияли два полета
Мы, двух теней скорбящая чета.

Мы – двух теней скорбящая чета
Над сном теней Сновидца грезы сонной...
И снится нам: меж спящих благовонный
Мы алавастр несем к ногам Христа.

И спит народ и стража у креста,
И пьян дремой предсмертной пригвожденный.
Но, преклонив к нам облик изможденный:
«В иные взят, – так молвит он, – места,

По Ком тоской болеете вы оба,
И не найдет для новых, горших мук
Умершего земли мятежной злоба.

Воскресшего не сдержит темный круг... »
И вот стоим, не разнимая рук,
Над мрамором божественного гроба.

Над мрамором божественного гроба
Стоим склонясь: отверст святой ковчег,
Белеющий, как непорочный снег
Крылами вьюг разрытого сугроба

На высотах, где светов мать – Ниоба
Одела в лед свой каменный ночлег...
Отверст – и пуст. Лишь алых роз побег
Цветет в гробу. Глядим, дивяся, оба:

Ваяньями гробница увита, —
Всю Вакх заткал снаружи гроздьев силой
И стае птиц их отдал светлокрылой.

И знаем: плоть земли – гробница та...
Невеста, нам предстала ты могилой,
Где древняя почиет Красота!

Где древняя почиет Красота,
Ты, Дионис, гостей родной чужбины
Скрестил пути и праздновал гостины!
Из трех судеб разлукой отнята

Одна была. Два сорванных листа
Ты, сочетав, умчал в свои быстрины.
Трех прях прельстил и выпрял три судьбины.
Тобой благих явилась правота!

И, как пяте ответствует пята,
Когда один в священном пляшет круге
Иль звезд-сестер вращается чета, —

Исполнилась нецельных полнота!
И стали два святынь единых слуги,
Единых тайн двугласные уста.