Автор неизвестен - Европейская поэзия XVII века

Когда стихи сравнялись с небесами
Таинственностью, нежно побежав
Причудливости пенными волнами,
Мой мозг стал пышен, буен, величав,
Метафор драгоценными камнями
Разубран и цветами запылав,

Вились, лились, переливались мысли,
На пиршество спеша, хоть я был сыт,
Иные я отбрасывал: прокисли,
Прогоркли или плакали навзрыд,
Но не было единственной — в том смысле,
Что солнце и судьбу она затмит.

Как буря ветра, пламени и пепла,
Меня завьюжил вихрь моих забот,
Но друг шепнул: «Рука твоя ослепла
И золота любви не признает. Черпни!
Любовь в поэзии окрепла,
А та пускай предъявит дивный счет!»

До звезд молитва превознесена.
Стареют ангелы, а человек
Юнеет; пусть душа изъязвлена,
Но небо завоевано навек.

Машины против Бога. Власть греха.
Христовы раны вновь кровоточат.
Отброшен старый мир, как шелуха,
От стольких перемен трепещет ад.

Всё: нежность, радость, доброта и мир,
Ждет манны с неба, славит чудеса,
Предвидя в будущем роскошный пир
И райских птиц. Ветшают небеса.

Над звездами гремят колокола.
Душа в крови, но разум обрела.

О Господи, мой грешный стих
Не пир, не сладостный напев,
Не милый абрис или штрих,
Не меч, не лютня и не хлев;

Он не испанец, не француз,
Он не скакун и не танцор,
Презрев забот житейских груз,
Он рвется на морской простор:

Не холст, не слов набор пустой,
Не биржа; он — мои крыла,
Он — способ пребывать с Тобой,
Тебе извечная хвала.

Тот, кто устал, пусть отдохнет,
А ты, душа,
Отверзи кладезь тайных вод,
Пой не спеша —
Уставший силы обретет.
Как угль, пылает человек,
Он не звезда.
Желаньем сладострастных нег
Объят всегда,
Но вот в скорбях проводит век.
Он жаждет лучшего. В трудах
И в суете,
Забыв, что обратится в прах,
Плоды тщете
Приносит он — насилье, страх.
Жизнь —
торжище, дом пыток, ад.
Здесь все товар.
Лучи ласкают спящий сад,
Полдневный жар,
А звезды заговор таят.
О, если б деревом я стал! —
Мне б пел ручей.
Я странникам плоды б раздал,
А меж ветвей
Ночами б соловей свистал.
Покамест жив, не забывай —
Ты прах и тлен.
Коль одарен — трудись, дерзай,
Верь, что взамен
Погибели обрящешь рай.

Кто б мог, но не в мечтах,
Здесь, на земле, воздвигнуть дивный храм
И пребывать привольно в нем?
Какой рукотворенный дом
Сравнится с храмом тела? Верь слезам:
Все обратится в прах.

Вокруг — цветущий рай!
Ты — яблоня под бременем плодов,
Но знай, что лишь тебе даны
И речь и разум. Попугай
Не ведает произносимых слов —
Его слова смешны.

Как ладно скроен, сшит,
Как крепко сделан человек! Рука,
Плечо — весь мир ему под стать!
И даль становится близка,
Когда шагают ноги, ум не спит,
На сердце благодать,

И пустоту сумел,
Как мышь, поймать всесильный человек,
Средь множества небесных тел
Узреть звезду, в песчинке — мир.
Нас травы лечат, продлевая век,
И радует эфир.

Ласкает ветерок,
Луг нежит, и слагает песнь поток,
Но мы спешим насытить чрево,
Наш бог — оно, ему кажденья
Давно утратив райские напевы,
Влечемся к наслажденью.

Слагает хор светил
Нам колыбельную, но поутру,
Когда ты бодр и полон сил,
Пусть устремится мысль твоя
К познанию законов бытия,
К извечному добру.

Природа наш должник:
Хлопочет, по весне ломая лед.
Она суда по рекам шлет,
Росой омоет утром лист,
Подарит дождь. О, как прекрасен лик
Природы, как он чист!

Повсюду столько слуг!
Взгляни, они таятся под листвой,
На тропке, мы же топчем их.
В лесу тоска стихает вдруг.
Мир в человеке! Рядом мир другой,
Он так послушен, тих,

О Господи, с тех пор,
Как Ты воздвиг сей храм, в нем чудно жить,
Вести с Тобою разговор,
Страдать, неистово любить.
С природою послушной наравне
Дай потрудиться мне!

Мне ведом путь познанья: почему
Бессонный ум печатным прессом движет;
Что от природы явлено ему;
Что сам открыл и домовито нижет
На нить законов; в чем секрет светил;
В чем пыл огня природу укротил;
Недавние и давние открытья;
Итог, в причине видящий себя,—
Все мне доступно, все могу открыть я.
Но я люблю тебя.

Мне ведом путь отваги, по душе
Задор и ум, схлестнувшиеся в споре,
Хоть разобраться — оба в барыше,
Когда влеченью к славе сердце вторит
И, в свой черед, ревнует к славе дел
Того, кто в мире славу углядел,
Плоды ее беря себе в заслугу.
В метаньях духа молодость губя,
Я доверялся недругу и другу.
Но я люблю тебя.

Мне ведом путь страстей, соблазн утех,
Блаженного восторга трепетанье,
Горячей крови неуемный бег,
Любви с рассудком вечное ристанье
На протяжении двух тысяч лет,
Музыка, мирт, призывный звон монет.
Я — только плоть, а плотью правят чувства.
Их целых пять, и я ропщу, скорбя,
Что тщетны воли воля и искусство.
Но я люблю тебя.

Я все постиг и все в себе ношу.
Не наобум — со знанием товара
И фурнитуры я к тебе спешу.
Платя по таксе, вовсе не задаром,
Твою любовь я, может, получу,
Хотя ручаться, право, не хочу.
Но мой рассудок слаб и безответен.
Лишь нить небес, тобою свитый шелк
Ведет меня сквозь лабиринты эти,
Чтоб я к тебе пришел.

Я мог бы, как мятежник, пасть в бою
С оружием в руках, — но власть твою
И в смерти не признал бы над собой:
Мой дух смири!
Гордыню покори;
Все крепости падут перед тобой.

Но если затаится этот яд,
Перебродив он станет злей стократ;
И пузырями изойдет душа,—
И вихрь любой
Умчит ее с собой;
Так подави зародыш мятежа!

Страх и Закон свой сердцу передай;
Или, пожалуй, новое создай,
Раз прежнее так сделалось черство:
Ему под стать
Уж не тебя вмещать,
А урной быть для праха моего.

Меня звала Любовь; но я не шел,
Жгли душу грех и стыд.
Тогда Амур, поняв, как был тяжел
Мне первый мой визит,
Приблизился и ласково спросил,
О чем я загрустил.

«Я недостоин!» Но Амур в ответ:
«Входи и гостем будь». —
«Я? Злой, неблагодарный? Духу нет
В глаза твои взглянуть!»
Амур с улыбкой отвечал: «Мой взор
Ты помнишь до сих пор».

«Но мною суть его извращена;
Вели мне прочь идти».
В ответ Амур: «Так знаешь, чья вина?»
«Я отслужу — прости!»
«Сядь, — он сказал, — отведай яств моих!»
И я отведал их.

Боже, сдержи твой бич,
Кротость твою яви:
Возвеличь
Избранный путь любви!

Ты — моих дум оплот,
И к одному тебе
Сердце льнет
В чистой своей мольбе.

Видимым и мирским
Не обольстить мой взгляд —
Я твоим
Вечным заветам рад.

Сбившийся с ног, в бреду
Буду стенать и звать —
Я найду
Горнюю благодать.

Боже, сдержи твой гнев.
Милость яви, творец,
Одолев
Черствость людских сердец.

Свят ты в любви твоей,
Ибо любовь — солдат,
Сила в ней,
Стрелы ее разят.

Стрелы повсюду те.
Ты ради нас страдал
На кресте —
Ты нам спасенье дал.

Боже, сдержи твой бич.
Грешным любовь яви.
Возвеличь
Избранный путь любви!

Поют ручьи, шумят леса,
С землей пирует небосвод,
На травах искрится роса —
Но все умрет.

Недолго будет пред тобой
Та роза, что сейчас цветет.
Спеши, любуйся красотой —
Она умрет.

Все пробуждая ото сна,
Даря цветы, весна грядет.
Хоть радости душа полна,
Но все умрет.

Кто добродетель возлюбил —
Пройдет разливы бурных вод,
Рассеет козни темных сил,—
Он не умрет.

Помилуй, Боже мой, спаси меня!
Сомнениям моим предела нет.
Бушуют мысли реками огня,
Чудовищ выводя на белый свет.
Лишь завершит работу голова,
Как вмиг воспламеняются слова.

И вмиг воспламеняются слова.
Пронизанные мысленным огнем,
Они крушат окрест, как булава,
Дыханьем бурным полня все кругом.
Но что слова, где похоть, гордость, срам?
И волю я даю моим рукам,

И волю я даю моим рукам.
И множатся грехи мои, растут,
Так Вавилон вознесся к небесам
Перед рассеяньем. То там, то тут
Грехи плодятся — так день ото дня.
Помилуй, Боже мой, спаси меня!

Неужто лишь сурьма да парики
К лицу стиху, а истина убога?
Лишь винтовые лестницы легки?
Лишь стул с картины, а не от порога
Достоии песенной строки?

Неужто стих — лишь рощи шепоток
Да скок теней по вымученным строкам?
Лишь для влюбленных пенится поток?
А чтение — погоня за намеком
И ловля смысла между строк?

Пусть пастушки потешатся игрой;
Они не лгут, а смысл ищи, кто хочет…
Мне ни к чему их соловьев настрой.
О, мне б сказать всей простотою строчек:
«Блажен господь, владыка мой!»

О нежное из нежных! Чуть отчаянье —
Исчадье тела — разум свяжет мой,
В тебе одном — мое святое чаянье
И щит души живой.

Плоть отряхая, тлению доступную,
Взмываю ввысь, свободен и велик,
В твою любовь и правду целокупную,
И — «бог хранит отринутых владык».

Да, я умру (и в этом — тайна малая),
Едва тебя, блаженное, лишусь,
Но, умерев, услышу: зазвучало — и
Опять проснусь.

Желанный, где ж ты? Я искать пошел
Тебя по свету.
Я в бездну потаенную сошел,
Но бездна вся в крови;
Подземный ветер хрипло стонет: «Нету,
И не зови!»

Я радуги увидел переливы.
«Я узнаю
Прообраз Мира — чистый и счастливый,
Сияющий добром!»
Но тучи скрыли радугу мою,
И грянул гром.

Я в сад вошел и там узрел цветок.
«О цветик дивный!
Ты — Мира благодатного росток!
Мир — в каждом лепестке!» —
Увы! из них тянулся червь извивный
К моей тоске.

И наконец я встретил человека!
«Ответь, старик,
Где Мир, который ищем мы от века?»
«Ступай, поэт, за ним
Туда, где он когда-то был велик,—
В Ерусалим!

В Ерусалиме правил мудрый Князь,
Но злостью вражьей
Замучен был, убит и втоптан в грязь.
Двенадцать колосков
Произрастают из могилы Княжьей,
В них — Мир Миров!»

«Произрастают? Разве все земное
Не подлежит
Перерожденью в страшное Иное,
Что означает смерть?
И те колосья разве охранит
От смерти Твердь?»

«Не веришь? Но найдешь в моем саду
Такие зерна.
Я лишь тебя, мой ревностный, и жду.
Тебе, кто слаб и сир,
Открою средство от напасти черной —
Извечный Мир!»

И я пошел, пошел я наугад
За идеалом.
И в жар пошел, и в хлад.
Я медлил над Отчаянья Провалом,
А наверху вздымалась, как беда,
Спеси Гряда.

И вышел я на Луг Воображенья.
Он весь в цветах.
О, дивное виденье!
Но тут же, рядом, в десяти шагах — Врата Заботы.
Я прокрался тенью
Под адской сенью.

И страсть легла пустыней предо мной!
В Пустыне Страсти,
Земной и неземной,
Лишился я последней жалкой части
Моих богатств, но ангела обрел.
Тот вдаль повел.

И вот он, вот он, Холм Святой Надежды!
Вот Холм Души!
Я открываю вежды —
Но мрак вокруг, и слышится в тиши
Лишь озерца замшелого шептанье.
О, упованье!..

И пали слезы из ослепших глаз!
И так воззвал я:
«Ах! И на этот раз
Я своего не вижу идеала!
Ужель моя заветная мечта —
Только тщета?»

Холм обойдя, я двинулся и дале…
Чу! Слышу крик:
«Идешь путем печали,
Идешь туда, где сгинешь через миг!»
«Что ж, — отвечаю, — смерть — в Юдоли Дрожи—
Лучшее ложе!»