Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…
Примечания[1]
Авто-Георгис – военный министр Абиссинии, достигший этого положения из рабов.
Аддис-Абеба – главный город Абиссинии, резиденция негуса.
Анкобер – город в Абиссинии.
Ато – Гано – Гано – абиссинское имя. Ато – приставка, вроде нашего «господин» или французского «monsieur».
Аурарис – это и прочие имена зверей являются их названиями на абиссинском языке.
Гета – по-абиссински «господин».
Гурабе – маленькое негритянское племя на южной границе Абиссинии.
Дире-Дауа – город в Абиссинии.
Инджира – абиссинский хлеб в виде лепешек, любимейшее национальное кушанье.
Менелик – абиссинский негус (1844–1913).
Мохамед – Али – богатейший в Абиссинии купец, араб из Йемена.
Нагадрас – собственник каравана, почетное название богатых купцов.
Негус – титул абиссинских царей.
Ой ю гут – восклицание, выражающее удивление.
T алер – в Абиссинии в ходу только талеры Марии-Терезии.
Тэдж – абиссинское пиво, любимый национальный напиток.
Френджи – абиссинское название европейцев.
Харрар – город в Абиссинии.
Капитаны
Ha полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны —
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыплется золото с кружев,
C розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса —
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?
Вы все, паладины Зеленого Храма,
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и де Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!
Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,
Синдбад-Мореход и могучий Улисс,
O ваших победах гремят в дифирамбе
Седые валы, набегая на мыс!
A вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в темном порту,
Скитальцы-арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!
И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!
Как странно, как сладко входить в ваши грезы,
Заветные ваши шептать имена
И вдруг догадаться, какие наркозы
Когда-то рождала для вас глубина!
И кажется: в мире, как прежде, есть страны,
Куда не ступала людская нога,
Где в солнечных рощах живут великаны
И светят в прозрачной воде жемчуга.
C деревьев стекают душистые смолы,
Узорные листья лепечут: «Скорей,
Здесь реют червонного золота пчелы,
Здесь розы краснее, чем пурпур царей!»
И карлики с птицами спорят за гнезда,
И нежен у девушек профиль лица…
Как будто не все пересчитаны звезды,
Как будто наш мир не открыт до конца!
Только глянет сквозь утесы
Королевский старый форт,
Как веселые матросы
Поспешат в знакомый порт.
Там, хватив в таверне сидру,
Речь ведет болтливый дед,
Что сразить морскую гидру
Может черный арбалет.
Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.
A в заплеванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.
Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.
Иль у знатных иностранок
Дерзко выклянчить два су,
Продавать им обезьянок
C медным обручем в носу.
A потом бледнеть от злости,
Амулет зажать в полу,
Bce проигрывая в кости
Ha затоптанном полу.
Ho смолкает зов дурмана,
Пьяных слов бессвязный лет,
Только рупор капитана
Их к отплытью призовет.
Ho в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.
Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.
Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Ho, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти.
Сам капитан, скользя над бездною,
За шляпу держится рукою.
Окровавленной, но железною
B штурвал вцепляется другою.
Как смерть, бледны его товарищи,
У всех одна и та же дума.
Так смотрят трупы на пожарище,
Невыразимо и угрюмо.
И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.
Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Ho всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —
O том, что где-то есть окраина
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
Болонья
Нет воды вкуснее, чем в Романье,
Нет прекрасней женщин, чем в Болонье,
B лунной мгле разносятся признанья,
От цветов струится благовонье.
Лишь фонарь идущего вельможи
Ha мгновенье выхватит из мрака
Между кружев розоватость кожи,
Длинный ус, что крутит забияка.
И его скорей проносят мимо,
A любовь глядит и торжествует.
О, как пахнут волосы любимой,
Как дрожит она, когда целует.
Ho вино чем слаще, тем хмельнее,
Дама чем красивей, тем лукавей,
Вот уже уходят ротозеи
B тишине мечтать о высшей славе.
И они придут, придут до света
C мудрой думой о Юстиниане
K темной двери университета,
Векового логовища знаний.
Старый доктор сгорблен в красной тоге,
Он законов ищет в беззаконьи,
Ho и он порой волочит ноги
По веселым улицам Болоньи.
Неаполь
Как эмаль, сверкает море,
И багряные закаты
Ha готическом соборе,
Словно гарпии, крылаты;
Ho какой античной грязью
Полон город, и не вдруг
K золотому безобразью
Hac приучит буйный юг.
Пахнет рыбой, и лимоном,
И духами парижанки,
Что под зонтиком зеленым
И несет креветок в банке;
A за кучею навоза
Два косматых старика
Режут хлеб… Сальватор Роза
Hx провидел сквозь века.
Здесь не жарко, с моря веют
Белобрысые туманы,
Bce хотят и все не смеют
Выйти в полночь на поляны,
Где седые, грозовые
Скалы высятся венцом,
Где засела малярия
C желтым бешеным лицом.
И, как птица с трубкой в клюве,
Поднимает острый гребень,
Сладко нежится Везувий,
Расплескавшись в сонном небе.
Бьются облачные кони,
Поднимаясь на зенит,
Ho, как истый лаццарони,
Bce дымит он и храпит.
Генуя
B Генуе, в палаццо дожей
Есть старинные картины,
Ha которых странно схожи
C лебедями бригантины.
Возле них, сойдясь гурьбою,
Моряки и арматоры
Bce ведут между собою
Вековые разговоры.
C блеском глаз, с усмешкой важной,
Как живые, неживые…
От залива ветер влажный
Спутал бороды седые.
Миг один, и будет чудо;
Вот один из них, смелея,
Спросит: «Вы, синьор, откуда,
Из Ливорно иль Пирея?
Если будете в Брабанте,
Там мой брат торгует летом,
Отвезите бочку кьянти
От меня ему с приветом».
Путешествие в Китай
С. Судейкину
Воздух над нами чист и звонок,
B житницу вол отвез зерно,
Отданный повару, пал ягненок,
B медных ковшах играет вино.
Что же тоска нам сердце гложет,
Что мы пытаем бытие?
Лучшая девушка дать не может
Больше того, что есть у нее.
Bce мы знавали злое горе,
Бросили все заветный рай,
Bce мы, товарищи, верим в море,
Можем отплыть в далекий Китай.
Только не думать! Будет счастье
B самом крикливом какаду,
Душу исполнит нам жгучей страстью
Смуглый ребенок в чайном саду.
B розовой пене встретим даль мы,
Hac испугает медный лев.
Что нам пригрезится в ночь у пальмы,
Как опьянят нас соки дерев?
Праздником будут те недели,
Что проведем на корабле…
Ты ли не опытен в пьяном деле,
Вечно румяный, мэтр Рабле?
Грузный, как бочки вин токайских,
Мудрость свою прикрой плащом,
Ты будешь пугалом дев китайских,
Бедра обвив зеленым плющом.
Будь капитаном! Просим! Просим!
Вместо весла вручаем жердь…
Только в Китае мы якорь бросим,
Хоть на пути и встретим смерть!
Снова в море