Семен Надсон - Полное собрание стихотворений
2 июня 1879
Сон Иоанна Грозного*
И мрак и тишина… В торжественном молчаньи
Горит немая ночь над сонною Москвой…
Затих обычный шум на улицах столицы,
И ряд огней погас в светлицах теремов.
Промчался шумный день… На площади широкой
Как тень стоит еще высокий эшафот,
Но не вопит вокруг толпа, не слышно стонов
И не видать суровых палачей.
И только в сумраке разбросанные трупы
Лежат вокруг – и бледный лик луны
Глядит на них с безмолвным состраданьем
И снова прячется за облаком седым.
А завтра вновь – и эшафот, и муки,
И новых жертв покорная толпа,
Покуда ночь не остановит казни,
Покуда день не утомит царя.
Дворец его, суровый и безмолвный,
Один не спит во мраке. Вся в огнях
Сияет царская трапеза. За столами
Сидят опричники, бояре и дворяне,
И кравчий, брагою наполнив чаши,
Их подает пирующим гостям.
Задумчивый и грустный за трапезой
Сидит сегодня царь… Его не тешит
Ни шум толпы, ни песни удалые
Двух гусляров, которые поют
Про грозный бой у белых стен Казани
И славят Русь и русского царя…
В его уме встают иные сцены:
То видит он суровый эшафот,
С которого звучат ему проклятья,
То чудятся ему истерзанные трупы
И слышится предсмертное хрипенье…
И вздрогнув, он очнется – и велит
Подать вином наполненную чашу,
Пьет сам – и требует, чтоб гости пили,
И гуслярам дает приказ плясать…
А ночь бежит… Уж кое-где дымятся
Угасшие лампады… Уж в речах
Гостей звучит порою утомленье
И клонит сон их головы хмельные.
И вот вином в последний раз
Наполнены сверкающие чаши, –
И грозный царь, на посох опираясь,
Уходит из трапезы… Вслед за ним
Расходятся и гости – и вокруг
Царит немая мгла и мертвое молчанье…
6 июня 1879
Желание*
О, если там, за тайной гроба,
Есть мир прекрасный и святой,
Где спит завистливая злоба,
Где вечно царствует покой,
Где ум не возмутят сомненья,
Где не изноет грудь в борьбе, –
Творец, услышь мои моленья
И призови меня к себе!
Мне душен этот мир разврата
С его блестящей мишурой!
Здесь брат рыдающего брата
Готов убить своей рукой,
Здесь спят высокие порывы
Свободы, правды и любви,
Здесь ненасытный бог наживы
Свои воздвигнул алтари.
Душа полна иных стремлений,
Она любви и мира ждет…
Борьба и тайный яд сомнений
Ее терзает и гнетет.
Она напрасно молит света
С немой и жгучею тоской,
Глухая полночь без рассвета
Царит всесильно над землей.
Твое высокое ученье
Не понял мир… Он осмеял
Святую заповедь прощенья.
Забыв твой светлый идеал,
Он стал служить кумирам века;
Отвергнув свет, стал жить во мгле, –
И с той поры для человека
Уж нет святыни на земле.
В крови и мраке утопая,
Ничтожный сын толпы людской
На дверь утраченного рая
Глядит с насмешкой и хулой;
И тех, кого зовут стремленья
К святой, духовной красоте, –
Клеймит печатью отверженья
И распинает на кресте.
7 июня 1879
В тени задумчивого сада*
В тени задумчивого сада,
Где по обрыву, над рекой,
Ползет зеленая ограда
Кустов акации густой,
Где так жасмин благоухает,
Где ива плачет над водой, –
В прозрачных сумерках мелькает
Твой образ стройный и живой.
Кто ты, шалунья, – я не знаю,
Но милым песням на реке
Я часто издали внимаю
В моем убогом челноке.
Они звенят, звенят и льются
То с детской верой, то с тоской,
И звонким эхом раздаются
За неподвижною рекой.
Но чуть меня ты замечаешь
В густых прибрежных камышах,
Ты вдруг лукаво замолкаешь
И робко прячешься в кустах;
И я, в глуши сосед случайный
И твой случайный враг и друг,
Люблю следить с отрадой тайной
Твой полный грации испуг.
Не долог он; пройдет мгновенье –
И вновь из зелени густой
Твое серебряное пенье
Летит и тонет за рекой.
Мелькнет кудрявая головка,
Блеснет лукавый, гордый взор –
И всё поет, поет плутовка,
И песням вторит синий бор.
Стемнело… Зарево заката
Слилось с лазурью голубой,
Туманной дымкой даль объята,
Поднялся месяц над рекой;
Кустов немые очертанья
Стоят как будто в серебре, –
Прощай, – до нового свиданья
И новых песен на заре!..
22 июня 1879
«Я заглушил мои мученья…»*
Я заглушил мои мученья,
Разбил надежд безумный рой
И вырвал с мукой сожаленья
Твой образ из груди больной.
Прощай! Мы с этих пор чужие,
И если встанут пред тобой
Былого призраки святые –
Зови их бредом и мечтой…
Гони их прочь! – не то, быть может,
Проснется стыд в душе твоей,
И грудь раскаянье загложет,
И слезы хлынут из очей…
Июнь 1879
Наедине*
Памяти Н. М. Д.
Когда затихнет шум на улицах столицы
И ночь зажжет свои лампады вековые,
Окутав даль серебряным туманом,
Тогда, измученный волненьями дневными,
Переступаю я порог гостеприимный
Твоей давно осиротевшей кельи,
Чтоб в ней найти желанное забвенье.
Здесь всё по-старому, всё как в былые годы:
Перед киотом теплится, мерцая,
Массивная лампада; лик Христа
Глядит задумчиво из потемневшей рамы
Очами, полными и грусти и любви, –
И так и кажется, что вот уста святые
Откроет он – и в тишине ночной
Вдруг прозвучит страдальца тихий голос:
«Приди ко мне, усталый и несчастный,
И дам я мир душе твоей больной…»
Вокруг окна разросся плющ зеленый
И виноград… Сквозь эту сеть глядит
Алмазных звезд спокойное сиянье,
И тонет даль, окутанная мглой.
Раскрыто фортепьяно… На пюпитре
Твоих любимых нот лежит тетрадь.
На письменном столе букет увядший
Из роз и ландышей; неконченный эскиз,
Набросанный твоей неопытной рукою,
Да Пушкин – твой всегдашний друг…
Страница
От времени успела пожелтеть,
Но до сих пор хранит она ревниво
Твои заметки на полях – и время
Не смеет их коснуться…
На стенах
Развешаны гравюры и картины,
И между ними привлекает взор
Один портрет: лазурные, как небо,
Глаза обрамлены ресницами густыми,
Улыбка светлая играет на устах,
И волны русые кудрей спадают
На грудь… Как чудное виденье,
Как светлый гость небесной стороны,
Он дышит тихою, но ясной красотою,
И, кажется, душа твоя живет
В портрете этом, светится безмолвно
В его больших, задумчивых глазах
И шлет привет из стороны загробной
Своей улыбкой… Бледное сиянье
Лампады довершает грезу…
Тихо
Склоняю я пред образом колена
И за тебя молюсь… Пусть там, за гробом,
Тебя отрадно окружает всё,
Чего ждала ты здесь, в угрюмом мире
Земных страстей, волнений и тревог,
И не могла дождаться… Спи, родная,
В сырой земле… Пусть вечный ропот жизни
Не возмутит твой непробудный сон,
Пусть райский свет твои ласкает взоры
И райский хор вокруг тебя звучит
И ни один мятежный звук не смеет
Гармонию души твоей смутить…
В моих устах нет слов, – мои моленья
Рождаются в душе, не облекаясь
В земные звуки, и летят к престолу
Творца, – и тихие, отрадные рыданья
Волнуют грудь мою… Мне кажется, что небо
Отверзлось для меня, что я несусь
В струях безбрежного эфира к раю,
Где ждет меня она, с улыбкой тихой
И лаской братскою… Оживший, обновленный
Вступаю я под сень его святую,
И мир земной, мир муки и страданий,
Мне чужд и жалок… Я живу иной,
Прекрасной жизнью, полною блаженства
И сладких снов…
Но вот моя молитва
Окончена. Святое вдохновенье
Меня касается крылом своим, – и я
Сажусь за фортепьяно… Звук за звуком
Несется в тишине глубокой ночи,
И льется стройная мелодия… В груди
Встают минувших дней святые грезы,
Звучат давно затихнувшие речи, –
А со стены всё тем же ясным взором
Глядит знакомый лик – и свет лампады
Играет на его чертах. И мнится
Порою мне, что тень твоя витает
Вокруг меня в осиротелой келье
И с ласкою безмолвной и горячей
Склоняется неслышно надо мной.
Пора: рассвет не ждет… Бледнеют звезды,
И свод небес блеснул полоской алой
Проснувшейся зари.
Июнь 1879