Дмитрий Быков - Ясно. Новые стихи и письма счастья
И вот же чудо: только кислород придет на место сероводорода – и сразу будет все наоборот! Изменятся и климат, и погода, появятся и сдержанность, и прыть, и толк в событьях, и любовь в соитьях, и будет для чего глаза открыть, и даже – если вдруг – за что закрыть их; сползет проказа, словно корка льда; затихнут вопли слабых: «Увези нас!»… Я видел сам. Бывает так всегда – один щелчок, и все преобразилось. Придет эпоха свежей новизны, другой культуры, нового священства…
Боюсь, что мы не будем там нужны.
И знаешь – слава Богу, если честно.
Спутниковое
Из многих радостей доступных в одной мне видится запал: мы запустили мощный спутник, и он немедленно пропал.
Он был мощнее всех в Европе, в нем было связи до фуя – и вот космические топи его сглотнули, не жуя! Заметьте, мы не так богаты – швырять рубли на баловство. Его нашли как будто Штаты, но оказалось – не его. Среди небес дождливо-смутных, чертя привычный их пейзаж, летал другой какой-то спутник – и не крупнейший, и не наш. Как это, в сущности, жестоко! Но в этом логика видна, что наша Русь, по слову Блока, «всегда без спутников, одна». Насмешки циников прожженных всё беспардонней, всё грязней… Мы – тот несчастный медвежонок, что все искал себе друзей: придите, типа, меду выдам, я весь культурный, я в штанах! – но так пугал их внешним видом, что все кричали: нах-нах-нах. Когда-то было время, братцы, до всяких этих перемен, – имел он спутников пятнадцать, потом четырнадцать имел, и мы неслись, антенны пуча, в холодной, пасмурной нощи – но разлетелись после путча, и всё. Ищи теперь, свищи. Ушли в невидимые выси, о прежней дружбе не стоня. Где Киев, Таллин, где Тбилиси, где, извините, Астана? И как мы их пустили сдуру в суровый, непонятный мир? Один наш друг – атолл Науру да броненосный Ким Чен Ир, и тот глядит на нас со смехом, коммунистическая знать… Я слышал, он опять приехал. Мощнейший спутник, что сказать. Финал могучего проекта: медведь досчитывает медь. Теперь нас любят только те, кто хотят остатки поиметь. С друзьями, впрочем, очень туго не сотый, не двухсотый год: имелись два любимых друга – своя же армия и флот; они исправно помогали, но нынче, Родина, глазей: ты, может, справишься с врагами, но берегись таких друзей. Когда посмотришь трезвым глазом на этот дружный легион… Теперь мы дружим только с газом, но погоди – уйдет и он.
Средь звезд, навеки неприступных, в далеком, млечном их дыму, когда представишь этот спутник – как хорошо сейчас ему! Как он летит в свободном небе, неуловим, неутомим… Страна моя! Не лучший жребий – быть вечным спутником твоим. Вот он летает в темпе вальса среди других небесных тел. Как счастлив тот, кто оторвался – но ни к кому не прилетел! Ату, голубчики, ловите. Твой спутник в бездне голубой летает по своей орбите – вокруг тебя, но не с тобой, из всех твоих реестров выбыл, нигде не числится строкой… Ей-богу, это лучший выбор. В конце концов, я сам такой. Не помню, что со мною стало, – должно быть, сделалось само: хоть я из твоего металла, на мне стоит твое клеймо, на мне печать твоих Евразий, твоих полковников и Ко, но между нами нету связи.
И я лечу. И мне легко.
А ты загадочно блистаешь, в своей песочнице резвясь.
Когда ты вновь собою станешь, я первый вылечу на связь.
Футурологическое
Когда-нибудь, товарищи потомки, – мы тоже доживем, хотя не все, – сегодняшние мелкие подонки раскроются для вас во всей красе, и как сейчас – пригожинские тролли и глупых провокаторов орда, проявятся их подлинные роли. И что мы с ними сделаем тогда? Тогда уже не анонимный взломщик, таинственный боец Шалтай-Болтай[2], – все будет и торжественней, и громче, как было после культа, почитай. Мы всех тогда узнаем поименно, плюс выплаты с графою «итого»: отцов шедевра «Пятая колонна», хозяев Энтеве и Энтео, любимых идеологов системных – их в сумраке пока не различить, – спускавших на каналы четкий темник, кого превозносить, кого мочить; их всех, разоблачавших укро-бунты, плюс их духовных западных отцов, всех, кто кричал о злодеяньях хунты, сирийцев выдавая за донцов; тут подлинный разбой, а не пиар уж; план Геббельса, начало всех начал. Мне кажется порою, что и Ярош от них такой же темник получал. Что делать с вихрем этой нанопыли? Одних газетных монстров штук пятьсот… Я думаю, там искренние были, но искренность, ей-богу, не спасет: в единый ряд придется всем усесться. Там все равны – и циник, и дебил. Ведь если кто убил по зову сердца, он все равно, товарищи, убил. Прекрасный день придет и будет прожит, и мы увидим каждый грязный рот, поскольку вечно врать никто не может, особенно когда бездарно врет. «Известия», «Культура», «Литгазета», истерика, халтура, глас гэбни – со всех однажды спросится за это, и с каждого. Но мы же не они. Не ссылкой же грозить за эту ложь им – «иди, меняй профессию, удак»? Нас разгоняли – мы погнать не можем; нас прикрывали – «но нельзя же так!» Креаклы, нацпредатели, сислибы! Вруны пред нами правы и чисты. Мы в стоп-листы, пожалуй, их внесли бы – но мы же отвергаем стоп-листы, свободу гарантируем, как лохи, терпимостью пропитаны насквозь… Пропагандисты брежневской эпохи при гласности не каялись небось – ни за свои публичные медали, ни за свои секретные рубли: «Мы ни при чем», «Нам тоже много врали», «Есть дети», «Мы иначе не могли»… И вот, когда исчезнут тени в полдень, что делать нам?
Решение одно: для всех для них создать медиахолдинг и честно обозвать его «ОНО».
Я не найду названия иного. Пусть буквы трехметровые висят. Пусть гордо украшает это слово газеты шапку, здания фасад, изящный логотип телеканала… Пусть ежедневно слышит вся страна: «По мнению ОНА…», «ОНО сказало…», «Согласно сообщениям ОНА…». Канал «ОНО-информ», «ОНО-погода», «ОНО-кино», приятное уму, – и главное, что полная свобода и никаких репрессий никому! Ведь вся страна смотрела и молчала, сбиваясь обездушенным гуртом… И рейтинг будет бешеный сначала, хотя немного снизится потом, – но все, кто полон зависти и злобы, кто жаждет мучить, бить, ходить в строю, по всей стране смотрели бы «ОНО» бы и дозу получали бы свою. Иной увидит в этом святотатство – но нас ли, скромных, в этом обвинить? Иные, может быть, не согласятся – тем разрешат профессию сменить, и в этом есть оптимистичный вызов: тебе начать с нуля разрешено! А кто, как прежде, хочет в телевизор, – пожалуйста! Но на канал «ОНО». И никакого прочего канала, и никакого прочего труда, поскольку то, что вышло из анала, не смеет зваться мозгом никогда! Сначала, может быть, поколбасятся – особо те, кто в статусе светил, – но после, я уверен, согласятся. Вопрос цены, но я бы заплатил.
В конце концов, ОНО неистребимо, естественно и каждому дано… Но пусть хотя бы вместо псевдонима использует название «ОНО».
Сталинофильское
В стране, что как снегом завалена безвременьем, злом и тоской, – все чаще мне хочется Сталина. Вот я откровенный какой. России дорога тернистая уводит в разлад и распад. Не то чтобы стал сталинистом я – но ежели вправду хотят?! Куда как мила азиатина! Признайтесь, не прячьте глаза. Вернут Сталинград обязательно – все жители, кажется, за. Иначе выходит развалина, паденье ракет, воровство… Верните же Родине Сталина – она заслужила его! Разбудим Отечес– тво выстрелом, устроим ему пароксизм, он нами действительно выстрадан, как Ленин сказал про марксизм. К чему говорить о свободе нам? Она разлетелась как дым. С него начинается Родина – а также кончается им. Вам всем это сделалось ясно бы, решись вы смотреть без очков. Потребны не стерхи, а ястребы. Что делать, наш климат таков – замерзнет любая проталина, загадится всякий просвет… Верните товарища Сталина! На всех вас Иосифа нет! Пора поредеть населению. У страха глаза велики. Пора объяснить поколению, не знавшему твердой руки, всей швали, что так опечалена – мол, зря отменили расстрел! – что если бы выкопать Сталина, то он бы вас первых и съел! Бессильна абстрактная злоба ведь – давайте уж, так вашу мать! Не зря говорят, что попробовать – единственный способ понять.
Мое самолюбье ужалено бессилием в наших трудах. Не зря Окуджава про Сталина писал в девяностых годах: «Давайте придумаем деспота, чтоб нами он правил один от возраста самого детского и до благородных седин». Что проку смеяться оскаленно? Не лучше, чем выть на луну… Давайте мы свалим на Сталина всеобщую нашу вину! Ведь это – наш способ отбеливать и душу, и Родину-мать… Он нам не затем, чтоб расстреливать, он нам не затем, чтоб ссылать, – недаром Отечество славится единством в любых временах. Затем ведь и памятник ставится, чтоб после взорвать его нах. Чтоб он, в одеянье порфировом, народным слывя палачом, всю мерзость в себе сконцентрировал – а мы, как всегда, ни при чем! От этого принципа старого не сбечь ни за стол, ни в кровать. Давайте мы сделаем Сталина, чтоб после его же взорвать! В припадке бессмысленной дерзости (гордыня – действительно грех), в потоке безвыходной мерзости, что яростно хлещет из всех, в борьбе с родовыми стихиями – незнание, злоба, нужда, – я думаю: если такие мы, грядущего нет, господа. Теряется суть человекова, сознание рвется, как нить, – и главное, некого, некого за все это дело винить! Россия – сплошная окалина, плюс ненависть в сто мегаватт… А если мы вырастим Сталина – он будет во всем виноват. И снова мы станем неистово сбивать ненавистное «СТА…», и все начинается с чистого, как рабская совесть, листа.
