Андрей Белый - Петербург. Стихотворения (Сборник)
Бегство
Шоссейная вьется дорога.
По ней я украдкой пошел.
Вон мертвые стены острога,
Высокий, слепой частокол.
А ветер обшарит кустарник.
Просвистнет вдогонку за мной.
Колючий, колючий татарник
Протреплет рукой ледяной.
Тоскливо провьется по полю;
Так сиверко в уши поет.
И сердце прославит неволю
Пространств и холодных высот.
Я помню: поймали, прогнали —
Вдоль улиц прогнали на суд.
Босые мальчишки кричали:
«Ведут – арестанта ведут».
Усталые ноги ослабли,
Запутались в серый халат.
Качались блиставшие сабли
Угрюмо молчавших солдат;
Песчанистой пыли потоки,
Взвивая сухие столбы,
Кидались на бритые щеки,
На мертвые, бледные лбы.
Как шли переулком горбатым,
Глядел, пробегая, в песок
Знакомый лицом виноватым,
Надвинув на лоб котелок.
В тюрьму засадили. Я днями
Лежал и глядел в потолок…
Темнеет. Засыпан огнями
За мной вдалеке городок.
Ночь кинулась птицею черной
На отсветы зорь золотых.
Песчаника круглые зерна
Зияют на нивах пустых.
Я тенью ночной завернулся.
На землю сырую пал ниц.
Безжизненно в небо уткнулся
Церковный серебряный шпиц.
И ветел старинные палки;
И галки, – вот там, и вот здесь;
Подгорные, длинные балки[10]:
Пустынная, торная весь.
Сердитая черная туча.
Тревожная мысль о былом.
Камней придорожная куча,
Покрытая белым крестом:
С цигаркой в зубах среди колец
Табачных в просторе равнин,
Над нею склонил богомолец
Клоки поседевших седин.
Россия, увидишь и любишь
Твой злой полевой небосклон.
«Зачем ты, безумная, губишь», —
Гармоники жалобный стон;
Как смотрится в душу сурово
Мне снова багровая даль!
Страна моя хмурая, снова
Тебя ли я вижу, тебя ль?!
Но слышу, бездомный скиталец,
Погони далекую рысь,
Как в далях шлагбаум свой палец
Приподнял в холодную высь.
В полях
В далях селенье
Стеклами блещет надгорное.
Рад заведенье
Бросить свое полотерное.
Жизнь свою муча,
Годы плясал над паркетами.
Дымная туча
Вспыхнула душными светами.
Воля ты, воля:
Жизнь подневольная минула.
Мельница с поля
Руки безумные вскинула.
В ветре над логом
Дикие руки кувыркает.
В логе пологом
Лошадь испуганно фыркает.
Нивой он, нивой
Тянется в дальнюю сторону.
Свищет лениво
Старому черному ворону.
Хулиганская песенка
Жили-были я да он:
Подружились с похорон.
Приходил ко мне скелет
Много зим и много лет.
Костью крепок, сердцем прост —
Обходили мы погост.
Поминал со смехом он
День веселых похорон: —
Как несли за гробом гроб,
Как ходил за гробом поп:
Задымил кадилом нос.
Толстый кучер гроб повез.
«Со святыми упокой!»
Придавили нас доской.
Жили-были я да он.
Тили-тили-тили-дон!
Путь
Измерили верные ноги
Пространств разбежавшихся вид.
По твердой, как камень, дороге
Гремит таратайка, гремит.
Звонит колоколец невнятно.
Я болен – я нищ – я ослаб.
Колеблются яркие пятна
Вон там разоравшихся баб.
Меж копен озимого хлеба
На пыльный, оранжевый клен
Слетела из синего неба
Чета ошалелых ворон.
Под кровлю взойти да поспать бы,
Да сутки поспать бы сподряд.
Но в далях деревни, усадьбы
Стеклом искрометным грозят.
Чтоб бранью сухой не встречали,
Жилье огибаю, как трус, —
И дале – и дале – и дале —
Вдоль пыльной дороги влекусь.
Вспомни!
Вспомни: ароматным летом
В сад ко мне, любя,
Шла: восток ковровым светом
Одевал тебя.
Шла стыдливо, – вся в лазурных
В полевых цветах —
В дымовых, едва пурпурных,
В летних облачках.
Вспомни: нежный твой любовник
У ограды ждал.
Легкий розовый шиповник
В косы заплетал.
Вспомни ласковые встречи —
Вспомни: видит Бог, —
Эти губы, эти плечи
Поцелуем жег.
Страсти пыл неутоленной —
Нет, я не предам!..
Вон ромашки пропыленной —
Там – и там: и там —
При дороге ветром взмыло
Мертвые цветы.
Ты не любишь: ты забыла
Всё забыла ты.
Побег
Твои очи, сестра, остеклели:
Остеклели – глядят, не глядят.
Слушай! Ели, ветвистые ели
Непогодой студеной шумят.
Что уставилась в дальнюю просинь
Ты лицом, побелевшим, как снег.
Я спою про холодную осень, —
Про отважный спою я побег.
Как в испуге, схватившись за палку,
Крикнул доктор: «Держи их, держи!»
Как спугнули голодную галку,
Пробегая вдоль дальней межи —
Вдоль пустынных, заброшенных гумен.
Исхлестали нас больно кусты.
Но, сестра: говорят, я безумен;
Говорят, что безумна и ты.
Про осеннюю мертвую скуку
На полях я тебе пропою.
Дай мне бледную, мертвую руку —
Помертвевшую руку свою:
Мы опять убежим; и заплещут
Огневые твои лоскуты.
Закружатся, заплещут, заблещут,
Затрепещут сухие листы.
Я бегу… А ты?
Осень
Мои пальцы из рук твоих выпали.
Ты уходишь – нахмурила брови.
Посмотри, как березки рассыпали
Листья красные дождиком крови.
Осень бледная, осень холодная,
Распростертая в высях над нами.
С горизонтов равнина бесплодная
Дышит в ясную твердь облаками.
Время
Куда ни глянет
Ребенок в детстве,
Кивая, встанет
Прообраз бедствий.
А кто-то, древний,
Полночью душной
Окрест в деревни
Зарницы точит —
Струей воздушной
В окно бормочет:
«В моем далеком
Краю истают
Годины.
Кипя, слетают
Потоком
Мои седины:
Несут, бросают
Туда:
Слетают
Года —
Туда, в стремнины…»
Слетают весны.
Слетают зимы.
Вскипают сосны.
Ты кто, родимый?
– «Я – время…»
Много ему, родненькому, лет:
Волосы седые, как у тучек.
– Здравствуй, дед!
– Здравствуй, внучек!
– Хочешь, дам тебе цветок:
Заплету лазуревый венок.
Аукается да смеется,
Да за внучком, шамкая, плетется.
Он ли утречком румяным – нам клюкою не грозит?
Он ли ноченькою темной под окошком не стучит?
Хата его кривенькая с краю:
Прохожу – боюсь: чего – не знаю.
Как токи бури,
Летят годины.
Подкосит ноги
Старик и сбросит
В овраг глубокий, —
Не спросит.
Власы в лазури —
Как туч седины.
Не серп двурогий —
Коса взлетела
И косит.
Уносит зимы.
Уносит весны.
Уносит лето.
С косой воздетой
Укрылся в дымы:
Летит, покрытый
Туманным мохом.
Коси, коси ты, —
Коси ты,
Старик родимый!
Паду со вздохом
Под куст ракиты.
Пусть жизни бремя
(Как тьмой объяты)
Нам путь означит,
А Время,
Старик косматый,
Над вами плачет.
Несутся весны.
Несутся зимы.
Коси, коси ты, —
Коси ты,
Старик родимый!
Успокоение
Л.Л. Кобылинскому
Вижу скорбные дали зимы,
Ветер кружева вьюги плетет.
За решеткой тюрьмы
Вихрей бешеный лёт.
Жизнь распыляется сном —
День за днем.
Мучают тени меня
В безднах и ночи, и дня.
Плачу: мне жалко
Былого.
Времени прялка
Вить
Не устанет нить
Веретена рокового.
Здесь ты терзайся, юдольное племя:
В окнах тюрьмы —
Саван зимы.
Время,
Белые кони несут;
Грива метельная в окна холодные просится;
Скок бесконечных минут
В темные бездны уносится.
Здесь воздеваю бессонные очи, —
Очи,
Полные слез и огня.
Рушусь известно в провалы я ночи
Здесь с догорающим отсветом дня.
В окнах тюрьмы —
Скорбные дали, —
Вуали
Зимы.
Ночь уходит. Луч денницы
Гасит иглы звезд.
Теневой с зарей ложится
Мне на грудь оконный крест.
Пусть к углу сырой палаты
Пригвоздили вновь меня:
Улыбаюсь я, распятый —
Тьмой распятый в блеске дня.
Простираю из могилы
Руки кроткие горе,
Чтоб мой лик нездешней силой
Жег, и жег, и жег в заре,
Чтоб извечно в мире сиром,
Вечным мертвецом,
Повисал над вами с миром
Мертвенным челом —
На руках своих пронзенных,
В бледном блеске звезд…
Вот на плитах осветленных
Теневой истаял крест: —
Гуще тени. Ярче звуки.
И потоки тьмы.
Распластал бесцельно руки
На полу моей тюрьмы.
Плачу. Мне жалко
Света дневного.
Времени прялка
Вновь начинает вить
Нить
Веретена рокового.
Время белые кони несут:
В окна грива метельная просится;
Скок бесконечных минут
В неизбежность уносится.
Воздеваю бессонные очи —
Очи,
Полные слез и огня,
Я в провалы зияющей ночи,
В вечеряющих отсветах дня.
Первое свидание