Николай Туроверов - Меч в терновом венце

Ты пришла к моей избушке,
Постучалась у дверей,
Увела меня с пирушки,
Отняла моих друзей.
Простодушный нрав молодки
Больше знать мне не дано —
Поднесла ты вместо водки
Иноземное вино.
И я выпил это зелье,
Осушил стакан до дна,
Мне досталась на похмелье
Гробовая тишина…
Но твое не властно пенье
Отогнать земные сны,
Голубое дуновенье
Расцветающей весны.
И средь мрака гробового
Не внушает больше страх
Заклинающее слово
В этих ангельских устах.

С каждым годом все лучше и лучше
Эти ночи весною без сна,
С каждым годом настойчивей учит
Непонятному счастью весна.
Все скупее, вернее и проще
Нахожу для стихов я слова.
Веселее зеленые рощи,
Зеленее за ними трава.
Голубее высокое небо —
Все короче положенный срок.
О, как вкусен насущного хлеба
С каждым годом все худший кусок!

Брат дервиша и пророка,
Да хранит тебя Аллах,
К нам пришедший одиноко,
С вещим словом на устах.
Одинок в своем ты счастье
И в несчастье ты один,
Целый мир тебе подвластен,
Одинокий властелин.
Целый мир твое жилище,
Но влечет тебя Кавказ —
Сердце знает, сердце ищет,
Сердце любит только раз.
Жизнь все лучше, все короче.
Для нежданного конца
Бережет судьба кусочек
Смертоносного свинца.
Но сегодня в дымной сакле
Беззаботен твой привал.
Ночевать в горах не так ли
Ты на севере мечтал?
Мы простимся на рассвете,
Поклонюсь тебе я вслед.
Счастлив тот, кого ты встретил,
Кто узнал тебя, поэт.

Еще твой мир и мудр, и прост,
Еще легко его дыханье;
Вечерних зорь, полнощных звезд
Еще незыблемо сиянье;
Еще сменяет ночь рассвет,
Полдневный свет еще ликует,
И слово краткое «поэт»
Тебя по-старому волнует.
А ты, как Божий мир, проста,
А ты ясна, как песни эти.
Ах, без любви, как без креста,
Нельзя прожить на этом свете.

Каждый раз, в один и тот же час,
На мосту, среди моей дороги
Я встречаю траурные дроги.
Спотыкаясь, конь едва бредет
И никто за гробом не идет.
Над рекой туманится рассвет.
Я спешу… Мне тоже дела нет
До того, кто в нищенском гробу
Без креста, без венчика на лбу
Одиноко едет на погост.
Божий мир и благостен, и прост.
И без нас Господь благословил
Свежий прах безыменных могил.

Постучится в эти двери нищета,
С нищетою постучится доброта,
Две сестры — два Божьих близнеца
Будут ждать тебя у этого крыльца.
Все, что было раньше, — позабудь!
Собирайся же в последний путь,
Выходи, не опасаясь, на крыльцо:
Знают две сестры тебя в лицо.
Даст тебе свой посох доброта,
И суму наденет нищета,
Выведут к просторам всех дорог
И, прощаясь, скажут: «Ты убог,
Но теперь ты Господом храним,
Лишь Ему подвластный пилигрим».

Мне сам Господь налил чернила
И приказал стихи писать.
Я славил все, что сердцу мило,
Я не боялся умирать,
Любить и верить не боялся
И все настойчивей влюблялся
В свое земное бытиё.
О, счастье верное мое!
Равно мне дорог пир и тризна,
Весь Божий мир — моя отчизна!
Но просветленная любовь
К земле досталась мне не даром. —
Господь разрушил отчий кров,
Испепелил мой край пожаром,
Увел на смерть отца и мать,
Не указав мне их могилы,
Заставил всё перестрадать,
И вот, мои проверив силы,
Сказал: «Иди сквозь гарь и дым,
Сквозь кровь, сквозь муки и страданья,
Навек бездомный пилигрим,
В свои далекие скитанья,
Иди, мой верный раб, и пой
О Божьей власти над тобой».

Просохнет земля на могиле моей,
И слезы у матери станут скупей,
А горе твое, престарелый отец,
Заглушит над гробом растущий чабрец.
Как вешнего снега, недолга пора
Печали твоей, дорогая сестра.
Но ты не забудешь чеченскую честь,
Мой старший возлюбленный брат,
Меня не забудешь — кровавую месть
Тебе завещает адат.
Меня не забудет и братец второй,
Пока сам не ляжет со мной.
Горячая пуля меня уведет,
Но пулям своим потерял я учет.
Земля мой последний покроет привал,
Но вволю ее я конем истоптал.
Холодная смерть, породнюсь я с тобой,
Но в жизни была ты моею рабой.

И придет внезапно срок
(Слишком рано, слишком рано),
Ты получишь от султана
Тонкий шелковый шнурок.
Вещи проще, чем слова.
Ах, как жизни будет жалко!
Эрзерумская гадалка
Оказалася права:
Вещий дар не обманул,
Зря над ним ты поглумился,
Прискакать поторопился
С вестью радостной в Стамбул.
Оказалась ложной весть,
Поражением — победа.
Должен был ты все разведать,
Все узнать и все учесть.
Твой судья теперь Аллах.
И без робости, без страха
Посмотри на падишаха,
Встав на звонких стременах.
Посмотри в последний раз
На окно Ильдиз-киоска,
На лицо желтее воска,
На печаль усталых глаз.

Во сто крат дороже злата,
Драгоценней, чем алмаз,
Мне подаренный когда-то,
Мной испытанный не раз
В дни тяжелого сомненья
Этот маленький, с вершок,
Трехсотлетнего женьшеня
Желтоватый корешок.
Тайной властью талисмана,
Колдовством подземных сил
От измены и обмана
Не меня ли оградил?
Заменил мне все богатства,
Указал в ночи порог,
От притворства, от коварства
И от злобы оберег.
На путях моих скитаний,
В жизни мирной и в боях,
Он подсказывал заране
Кто мне друг и кто мне враг.
И, ведя в объятия к другу
На пирушку у огня,
Мимолетную подругу
Делал музой для меня.

Calo-te, moun cor, calo-te!
Mistral

Успокойся, сердце, успокойся!
В авиньонской католической ночи
Русскою тоской не беспокойся,
Не стучи так громко, не стучи!
Я живу среди солдат без дела,
Ошалев от скуки и вина.
Вот уже и третья отшумела
Для меня несчастная война.
Все мы люди, все мы человеки:
Смерть придет — спеши иль не спеши.
Но зачем-то мне дано навеки
Это странное волненье души,
Это непонятное волненье
На прохладных ронских берегах —
Все еще прерывистое пенье
В только что написанных стихах.

La terra maire, la Naturo,
Nourris toujours sa pourtaduro
Dou mem la
Mistral

Меня с тобой земля вскормила
Одним и тем же молоком,
И мне близка твоя могила,
Твой мирный провансальский дом.
Шумят оливковые рощи,
И Рона быстрая шумит.
Учись писать как можно проще, —
Твоя земля мне говорит.
И ветер твой — рукой поэта —
Так нежно гладит по лицу.
Вот и мое подходит лето
Уже к законному концу.
Не все еще вокруг угасло
Для жизни бурной, но пора
Твое оливковое масло
Собрать для Божьего двора.