Олег Зоин - Крик в тумане

«Ночная жизнь в Челнах!..» — сказал весьма лукаво
Наш друг Андре Ремакль, отпетый жизнелюб.
Он прав, конечно в том, что жизнь кипит вулканно, —
Ночная жизнь берёт своё с челнинских губ!
Когда идут дожди и падают туманы,
Когда собачья дрожь прохожего гнетёт, —
На улицы Челнов выходят хулиганы,
Чтоб по-французски здесь остаться тэт-а-тэт…
В общагу поскорей — согреться поллитровкой.
Аллах любимый мой да сохранит меня!
Бредут гурьбой бичи, за ними гурт — бичёвки,
Согреются они у Вечного огня!
Вставай, Муса Джалиль, простреленное сердце
Беляеву снеси на блюде от души.
Пусть мелет совьетхан то сердце с горьким перцем
И сделает, шакал, с тем фаршем беляши!
Отец родной Челнов, он лучше прочих знает
Голодных работяг нешуточный настрой.
Послушай же, как он Ремаклю заправляет:
«Про кладбище вопрос ужасно непростой!
Нам негде хоронить своих первопроходцев —
Инфаркты их, представь, удавами и — в гроб!..
А мне создать уют ребятам в яме хотца,
И я вопрос решу, не то мне лопнуть чтоб!..»
Ремакль смотрел Челны сквозь стёкла в ресторане,
Армянский пил коньяк, жрал русскую икру,
А рядом за окном раздался крик в тумане —
Кого-то подберёт милиция к утру…
Вставай, Муса, браток, бери покрепче камень,
Ночную жизнь крушить партийную давай.
Мы не были с тобою отродясь волками,
Поэтому, Муса, товарищ мой, вставай!

Прёт истребитель в небо по гиперболе…
Я вздрогнул,
Глянув вслед поверх плеча —
Запаздывает звук, взыграв над вербами,
Железным зверем в облаке рыча.
От чуда техники
След остается тоненький,
Оно, как шприц, вонзается в зенит!
Дурманно-душно дышится над донником,
И бомбовозно,
Грузно шмель звенит…
ХХ-й век, такой безумно правильный —
Цветок,
Ребёнок,
Синяя река…
И как проклятие,
Вполнеба вдруг над травами —
След самолётный
В средние века!..

Доктрина наша жёстко запрещала
Авианосцы строить сорок лет.
И вот он — «КИЕВ»!
Торжество металла
И командир вальяжный, как валет…
Экватор режет вкось стальная масса.
Взлетают вертикально летуны.
По трапам скачет молодое мясо,
Чтоб воевать за мир, против войны.
Занятны диалектики извивы —
Сначала голубь мира был кумир,
Затем борьба за мир и «панча-шила»,[2]
И, наконец, война — война за  м и р!
Полундра, братцы! Вспять меридианам,
Поближе к берегам далёких стран!
Мы убедим ракетой интриганов,
Что прав наш престарелый капитан…

Метёт позёмка по аэродрому,
Взлетает «ТУ»,
Ложится на крыло…
Москва внизу,
Но далеко до дома,
В котором ты
И, стало быть, тепло.
Ещё неделю проявлять сноровку,
Искать решенья
И искать ночлег…
Как же длинна
Порой командировка
В наш электронный,
Суматошный век!..
А «керогаз» залез на 10 тысяч.
Ревут турбины,
Славя коммунизм,
И стюардесса,
В кресла задом тычась,
Нам демонстрирует
Свой безупречный низ.
Но что мне эта приторная баба?
К тебе душа парит, как дельтаплан, —
Домой пора,
Обнять тебя пора бы,
Но «ТУ» упорно делает финплан.
Динамик повествует о прилёте,
Ты далека,
Ещё не скоро в дом…
И так всю жизнь —
Верхом на самолёте,
С аэродрома —
На аэродром…

Есть в океане острова — Ох, дальние! —
Мечта розовощёкого раджи.
Там дует бриз и пахнет пальмами.
Это — Фиджи!
Там ходят девушки совсем без зонтиков,
Лишь в том, в чём мама родила,
И пахнут девушки экзотикой.
Как пахнут их точёные тела!
Песком прибрежным бегают пай-мальчики,
Тюльпанами пипирки заменив —
Над ними, видно, шефствует романтика,
А стиль старушки этой шаловлив!
С кораллового грота,
Нерешительно,
Выходишь ты, улыбкой одаря,
Несусь к тебе,
Принцессе восхитительной, —
Племяннице подводного царя.
Но через час над синими атоллами
Туман молочный тихо скрыл двоих.
Мы таем в нём,
И всё висит над волнами
Волшебный запах орхидей твоих…

Мы — ягода хмельная, мы — бродило.
Мы — мир пронзившая невидимая ось,
Когда в семнадцатом Россия задурила, —
Видать, бродило в чаны пролилось!
Элита разума, интеллигенты,
Мы презираем тирании зло.
На виселицу, в каторгу и «к стенке»
Спокон веков упрямство нас вело.
Судьба наша — светить другим, сгорая.
Мы счастливы от яростной судьбы!
Мы — мазохисты. Нам не надо рая,
Не надо сытости, не надо похвальбы.
Иезуитов мира обличаем,
А между тем, в глазах блестит слеза.
Ничто не возникает из отчаянья —
Добро не всходит, не растёт лоза.
Зачем когда-то в православном храме
Мы богохульствовали, дети и отцы?
И души прадедов утюжа тракторами,
Мы радостно смеялись, подлецы…
Мы — мир пронзившие за сотню лет насквозь,
Фермент чумы, начало разрушенья,
Мы бешенства опасный ржавый гвоздь, —
Мы — для чего?
Для смеха и забвенья…

Какая благость эти поезда,
Когда в купе,
Жарой промаринован,
Ты ищешь рифму к слову «ерунда»,
И, не найдя, «Боржоми» дудлишь снова!..
Дороги все ведут теперь к Москве,
Как раньше в Рим вели,
В Париж и в Мекку.
Под косогором,
Во густой траве
Пьют бражку три весёлых человека…
Лариса дремлет…
Мысль почти что спит,
И, проходя, зевает проводница…
А поезд неустанно нас стремит
В далёкую дождливую столицу.

Москва — большая олимпийская деревня,
Здесь встретишь эскимоса и пигмея.
Брожу под марши по бульварам древним,
От восхищения взволнованно немея.
Везде — в метро,
В подземных переходах
Уродцев олимпийских тьма, с запасом —
Портрет абстрактный нашего народа, —
Строителя, спортсмена, свистопляса!..
Я думал, что народ — это все мы,
И тётя Хая и, конечно, дядя Ваня.
Но оказалось, будучи людьми,
Мы, тем не менее, всего только миряне.
Народ же — знай! — передовая часть!
А часть отсталая,
Плетущаяся следом, —
Все остальные, серая напасть,
Элиту укрывающая пледом.
Нетёсанное, злое гражданьё,
Простые олимпийские уродцы…
Да зд-р-равствует отечество моё,
В котором надобно за каждый день
Бороться!
Я думал, я — основа, я — народ,
Но, выявилось, зверски ошибался.
Москва — дурдом,
И в нём я — идиот —
Вновь к  Д о к т о р у  на удочку
Попался…

И вот они рванули, мегатонны,
Взревели танки, дрогнула Земля,
И испарился Белый Дом фотонно,
И место ровное осталось от Кремля.
Нейтронный залп просёк стерильно Землю —
И стала тяжко утихать Земля.
Мерцали звёзды, нашей склоке внемля,
И ждали крысы, чтоб начать с нуля.
Ещё работали программы неустанно,
В эфире марши бодрые неслись,
Всплывали атомные лодки в океанах
И в сотый раз
Стреляли тупо в Жизнь.
А крысы ждали, взвизгивая дико,
Их звёздный час настал,
А наш — разбился вдрызг…
И в атласах юпитерян планета Дикта
С тех пор зовётся —
Астероид Крыс.

Настало тяжко времечко
Хозяйственной усталости —
Упали круто премии, —
Чего ж ещё, металла нет!

Металла нет в характере,
Металла нету в голосе,
Пошла такая практика,
Что шевелятся волосы…

И вот уже тоска в глазах,
И тоньше стали в талии мы,
За ветровым стеклом в пазах
Иконки с ликом Сталина.

Мы — ушлые,
Мы — дельные,
Мы — орденно-медальные,
Нам снится жуть предельная,
Нейтронно-моментальная.

…Эх, ноченька метельная,
Эпоха безметальная!..