Людмила Зыкина - Песня
Если попытаться кратко сформулировать мое впечатление от этой песни, то я бы сказала — стирание грани между зрительным залом и сценой, между исполнительницей и слушателями. Песня перелетает через рампу и входит в душу людей независимо от их возраста, профессии, характера.
«Воспевая русскую природу, русского человека, русскую жизнь,— писал в свое время о песне «Течет Волга» журнал «Театр», — певица вызывает в слушателях ощущение огромного мира, наполненного миллионами других людей… В этом, по-видимому, национальное начало творчества певицы…
Если национальное по своему духу творчество поднимается до высот обобщений, оно становится общечеловеческим достоянием».
Издалека долго
Течет река Волга,
Течет река Волга —
Конца и края нет.
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых
Гляжу в тебя, Волга,
Седьмой десяток лет.
Так рассказывает о себе герой этой песни, который любуется великой российской рекой в юности, в зрелом возрасте и на закате жизни. Эта нерасторжимая связь с Волгой, с землей убеждает его, что жизнь прекрасна и вечна. Человек живет верой во всепобеждающие нравственные начала — вот «второй» план этой глубоко философской песни.
В спокойном, размеренном течении Волги воплощена великая мудрость: неотделимость человека от родных мест, невозможность существования без Родины:
Здесь мой причал
И здесь мои друзья —
Все, без чего
На свете жить нельзя.
Эту песню любит единственная в мире женщина-космонавт Валентина Николаева-Терешкова. Ей, выросшей на Волге, она особенно близка.
А несколько лет назад, отдыхая в Хосте, я встречалась с пионерами одной из местных школ, и мне вручили лучшее школьное сочинение на тему: «Как творчество Людмилы Зыкиной учит нас любить Советскую Родину (песни «Течет Волга» и «Лишь ты смогла, моя Россия»)». Не ожидала я этого, конечно, и порадовалась от всей души.
Глава V
В творческом поиске
Когда я думаю о композиции «Тебе, женщина», мне вспоминаются неодобрительные высказывания некоторых в общем-то доброжелательно настроенных ко мне поэтов и композиторов. Одни говорили: «Зачем это тебе надо? Поешь песни, получается — и слава богу. Многим и этого не дано». Им вторили другие: «Аплодисментов тебе стало не хватать? Честолюбие душу разъедает? Уж и стиль свой и репертуар нашла, что называется, «жилу» свою поймала. Изведешься только, намучаешься. Все тебе мало…»
Именно в последнем скептики оказались правы. Попали в самую точку. Мне действительно было «мало». Проехав без преувеличения всю страну (в среднем из тридцати дней в месяц я двадцать на гастролях), совершив к тому времени продолжительные поездки по США, Японии, Франции, Дании, Польше, Чехословакии, Болгарии, ГДР и другим странам, я ощутила вдруг (а может, не вдруг, а естественно, закономерно!) творческую неудовлетворенность, потребность сказать моему слушателю и зрителю нечто более цельное, значительное и весомое на ту тему, которая, если отбросить случайные песни (а у кого из певцов их не бывает!), проходит красной нитью через все мои годы в искусстве.
Эта тема — судьба русской женщины. К 1967 году мой творческий стаж составил уже без малого двадцать лет. За этот срок в хоре имени Пятницкого, в Хоре русской песни радио и на эстраде я исполнила около семисот старинных народных и советских песен, в подавляющем большинстве посвященных русской женщине. Во многих из них российская история, нравы пропускались через ее восприятие: тут и труд, и быт, и свадьба, и разлука…
Так зародилась идея показать через песню путь тяжких испытаний и великих побед, выпавший на долю русской женщины.
Тему ее бесправия до революции «решали» в этой программе два известных плача (один из них акапельный): «Не по реченьке» и «Не бушуйте, ветры буйные». По контрасту с двумя плачами выделялась драматически заостренная «Матушка, что во поле пыльно», о которой я уже писала раньше. Для цементирования отдельных номеров в единую композицию были подобраны стихи Некрасова, Кольцова, Исаковского, Твардовского. С этой же целью композитор Э. Захаров сочинил небольшую увертюру и музыкальные «прокладки» между песнями.
Далее по смыслу напрашивалась песня, которая символизировала бы невозможность продолжения бесправной жизни, стремление к новому, к революции. Так в программе нашлось место героине из баллады Мариана Коваля «Это — правда» — непреклонной и мужественной революционерке, которая, отвергнув спокойную жизнь, «путь свой с честью и доблестью прошла».
Мне очень дорог этот образ. Он как бы перекликается с судьбой жен декабристов, отправившихся в Сибирь за своими мужьями, чтобы разделить их участь. У Коваля образ русской женщины получает свое развитие. Из пассивной, хотя и солидарной спутницы, женщина вырастает в активного борца, ничем не уступая мужу в революционной деятельности, полной опасностей и лишений.
Три старинные песни я исполняла в русском сарафане и кокошнике. На балладу «Это — правда» выходила при слабом освещении в очень скромном черном платье без каких-либо, украшений, что было созвучно всему облику пожилой героини, вспоминающей трудно прожитые годы.
Затем фантазия на тему песни «Смело мы в бой пойдем» подводила к великому событию — Октябрьской социалистической революции. Вслед за этим мне очень хотелось дать какой-нибудь песенный образ русской женщины в гражданской войне. По моей просьбе была даже написана песня об Анке-пулеметчице, духовной преемнице старой революционерки. Но, к сожалению, песня не получилась, а может, я и сама в ней толком не разобралась, из-за этого пришлось вводить в композицию сюиту П. Куликова о гражданской войне.
Переходя потом к периоду социалистического строительства, мне надо было обязательно найти яркую и колоритную песню о первых годах Советской власти, сделавшей все для равноправия женщин, для роста их политической сознательности, для приобщения к управлению страной. Выручил Анатолий Григорьевич Новиков.
— Да у меня же есть то, что тебе надо, — сказал он. — «Наша депутатка» называется. Еще когда-а-а написал.
Провожаем депутатку с Волги-матушки в Москву…
И еще очень помогли мне песни Дунаевского.
Мне кажется, нет у нас другого композитора, который бы так талантливо отразил пафос и радость вдохновенного труда 30-х и 40-х годов, как Исаак Осипович Дунаевский. Его искрящийся «Марш энтузиастов» и многие другие произведения и поныне звучат в самых «главных» наших праздничных концертах. Я включила песню «Идем, идем, веселые подруги» — бравурная, задорная, в ритме марша, она заняла важное смысловое место в программе. Вошла в композицию и лирическая песня Дунаевского «Ох ты, сердце». Она стала в программе узловой, прозвучав символом счастливой довоенной жизни, построенной напряженным трудом. Вот когда и время вроде бы наступило для покоя, для лирики, для любви. Но песня еще не отзвучала, а в последние ее звуки ворвалась тревожная «Вставай, страна огромная», а затем более мягкая «На позицию девушка».
«Родина-мать зовет» — каждый раз, когда я исполняю песню Евгения Жарковского на проникновенные стихи Константина Ваншенкина «Женька», встает у меня перед глазами плакат Ираклия Тоидзе. Всегда волнует меня этот рассказ о простой сельской девушке, ушедшей в партизаны.
Война калечила женские судьбы. Мои героини гибли в смертельной схватке с врагом; проводив мужей на фронт, становились «изваянием разлук», «солдатками в двадцать лет». Так, обогатившись от соседства с другими песнями, в этой программе зажили новой жизнью много раз петые «Рязанские мадонны».
Кульминацией женской скорби и страданий, вызванных войной, стало «Ариозо матери» А. Новикова. Когда впервые возникла идея включить эту песню в композицию, меня обуревали сомнения: справлюсь ли — ведь раньше эта вещь оставалась монополией главным образом оперных и филармонических певиц.
И опять на помощь пришел Анатолий Григорьевич. Он объяснил, что песня написана на сугубо народной основе, в ней явственно прослушиваются народные интонации. После долгих раздумий решила — все же надо попробовать. Спела. Анатолий Григорьевич сказал, что это самое оригинальное исполнение «Ариозо» с момента его написания. Приятно заслужить похвалу от автора без каких-либо поблажек и скидок!
«Ариозо» я пела на полном затемнении, в глубоко надвинутом на лоб черном платке. Насчет костюма много пришлось поспорить с режиссером. Ему хотелось, чтобы песни военного времени я непременно исполняла в шинели и сапогах. Мы разошлись во мнениях. Я ведь не драматическая актриса и заложенное в песнях обязана выражать прежде всего голосом, меняя концертный костюм (старинная песня сочетается со стилизованным русским платьем или сарафаном, современная — с обычным концертным туалетом) или добавляя к нему незначительные атрибуты: косынка на голове, бусы на шее, платочек в руках и т. д. в зависимости от характера и настроения песни.
