Гафур Гулям - Стихотворения и поэмы

Еще в твоей памяти горечь былого жива:
четыре сиротки и мать, молодая вдова,
всё время в труде, но на корку хватало едва.
Тебя вековая томила нужда, Мавджуда.

Вращался весь мир наподобие веретена:
голодные дни и унылые ночи без сна.
Судьба, точно пряжа, была и скудна и темна…
Как нити, мечты обрывались всегда, Мавджуда.

Челнок по основе летел, и худая рука
соседа была, как челнок, и суха и легка.
Бывало, следишь за работой ткача-старика —
и медленно тянется дней череда, Мавджуда.

Укутана в бархат богатого казия дочь.
За жалкую плату служить ей должна день и ночь
вдова, чтоб детей прокормить и нужду превозмочь.
Богатых и бедных извечна вражда, Мавджуда.

Всё это — печальная повесть минувших времен.
Теперь кипарисом свободы твой путь осенен.
Заботою партии, шелком октябрьских знамен
повиты твои молодые года, Мавджуда.

Навеки здоровья лишились и сна богачи.
Светило с небес на свободных бросает лучи.
В безводной пустыне забили живые ключи.
Зажглась над тобою свободы звезда, Мавджуда.

Ты ловкой рукою приводишь в движенье станки.
Задорно сверкают в глазах у тебя огоньки.
Струится, как плавные волны свободной реки,
поток твоего молодого труда, Мавджуда.

Ткачиха искусна, красива, проворна, ловка.
Подруги ее разодеты в цветные шелка.
И песня о счастье звучит, широка, глубока.
Наполнены ею сады, города, Мавджуда.

Прядешь ты надежную нить небывалой длины,
но более прочною нитью сердца скреплены.
Ты — славная дочь трудовой обновленной страны.
Республика наша, как ты, молода, Мавджуда.

В тебе отразилась великой Отчизны краса
и солнце ее, озаряющее небеса.
На выборах дружно тебе отдадим голоса.
Недаром Отчизна тобою горда, Мавджуда.

Звенит родник жемчужин вдохновенья,
Со времени Гомера не иссяк.
Мильярды слов, закованные в строки,
Утешьте, подтвердите, что не зря
Живу, огнем поэзии горя.

Как Навои — взволнованная юность,
Как мысль Бедиля — зрелости пора.
Вся жизнь — поэма. Рифмы, ритм чеканный…
Но что хитрить! Уже недалека
Финала неизбежная строка.

Ну что же, будем подводить итоги.
О чем писал я, что я воспевал?
Что, как рассвет, мне дали освещало,
Когда, родившись в сердце, как ручьи,
Текли стихи прозрачные мои?

«Любовь к отчизне, — отвечает сердце, —
Любовь и обещанье на заре:
Быть цельным, не менять своих воззрений
И так писать, чтоб хоры звучных строк
Вливались в души. Вот и весь итог».

Ты, жизнь моя, стала ясна, как алмаз.
Ты, жизнь моя, с солнцем навек подружись.
За всё, что ты сделала в мире для нас,
тебе я до смерти признателен, жизнь.

Под славной звездою все в нашем роду
рождались. Я эту звезду и пою.
Волна революции в Пятом году
качала, как мать, колыбельку мою.

В тот день, как столетье отпраздновал дед,
а внук его в школе за азбуку сел,
разнесся на весь возмутившийся свет
сигнал революции — Ленский расстрел.

Мой дед был рожден в год, когда из Москвы
бежал Бонапарт в потрясенный Париж.
Ты, дед мой, под саваном чистой травы
давно уж в объятьях безмолвия спишь.

(Джура, ты друзей рассмешил бы легко,
сказав им: «Уж внучек за книжкой сидит,
а дедушка в люльке спеленат лежит».
Молчи, что столетье меж нами легло.)

Случайность ли это? Глупцам ли на смех
рассказ мой о том, как мы начали жить?
Но нет, не случайность, — я знаю, нас всех
борьба нанизала на счастия нить.

В году двадцать третьем родился мой стих,
и сын мой родился в просторах земли.
В сознании детищ обоих моих
года проходили, пространства цвели.

Мой стих рос с тобою в родимом краю,
теперь ты стал взрослым, мой смелый солдат.
Пусть рядом с тобою в поющем строю
и стих мой шагает, как друг твой и брат.

Случайность ли это? Глупцам ли на смех
рассказ мой о том, как мы начали жить?
Нет, нет, не случайность, — я верю, нас всех
любовь нанизала на счастия нить.

Я помню, стихи для тебя я писал,
певучие строки вязал для тебя,
сидел на плече меньший брат твой Усар
и слушал стихи, свой кушак теребя.

Спросил меня: «Скоро ли Гитлер умрет?»
— «В день лучшего праздника в нашей стране».
— «А праздник когда?» — «А когда наш народ
фашистов раздавит в священной войне».

Всегда удивляться я буду, друзья,
случайностям нашей семейной судьбы.
В тот день, когда враг хлынул в наши края,
созрел мой Джура для военной страды.

Лети же, мой сокол отважный, вперед!
Тебе восемнадцать исполнилось лет.
Тебя наша партия в битву зовет.
Тебя осеняют знамена побед.

Я в возрасте Пушкина. Враг мой, держись!
Но здесь не дуэль, здесь возмездье и суд.
В дуэли — лишь смерть. А в борьбе нашей — жизнь.
Свободу войска наши миру несут.

Усар, успокойся, — наш праздник придет,
и Гитлер умрет, и ненастье умрет.
На битву в священный поднялся поход
великий, свободный советский народ.

Окончится счастливо начатый бой,
с народом наш мудрый отец говорит.
Будь стойким и храбрым, мой сын, — над тобой
священное знамя Отчизны горит!

Стужа. Сорок два градуса ниже нуля…
Только! Из хрусталя на потоках мосты.
Ветры быстры, как свет. Снег летит с высоты
и, кружась, бесконечные кроет поля.
           И под вьюгой гудят великаны леса.
           Это русской зимы несказанной краса!

Лед на окнах — иглистые ветви арчи.
Струны перебирает в избе паренек,
и ворчит и клокочет с борщом чугунок,
поднимается хлеб, зарумянясь в печи.
           Дом что полная чаша колхозный, родной…
           Это наша зима над счастливой страной!

Сруб колодца — подсвечник оплывшей свечи.
Вот и девушки шумно бегут за водой.
Наклонись и прислушайся к жизни самой —
чу, как песен весенних играют ключи!
           Как весной, здесь любовь и зимою в крови.
           Это русский январь — покровитель любви.

За окном — сорок два. Пятилетний Олег
с горки катится мимо отцовских ворот.
В шубке, в валенках, стужа его не берет.
И смеется он весело, падая в снег.
          Щеки — будто заря умывала сама.
          Он — сын русского! Это — родная зима!

Минус сорок два градуса… Гитлер кричит:
«Отступленья причина — мороз и зима…»
Но причина — народ, мощь руки и ума!
И Советское Информбюро говорит:
          «Вот — машина войны потеряла чеку,
           и зима помогала, была начеку!»

Похвальбой о «победах» во всех кабаках
и себя и лакеев своих убедя
и в объятиях у проституток найдя
свое счастье, поганцы в смоленских снегах
           замерзают сосульками тухлой воды.
           И зима беспощадно заносит следы.

Хорошо бы, кичливо топорща усы,
грабить, красть без помех, обжираться и пить,
хорошо б на ночлеге костры разводить,
мазать салом гусиным беспечно носы…
          Но ведь ясно, как в зеркале ясно сейчас,
          что в России зима хороша не для вас!

Полководцы у нас закаленные есть,
в свою пору у нас и зима — генерал!
До зимы вы хвалились пройти по Урал,
а теперь вы боитесь голов не унесть?
          Ваше завтра — могила и вечная тьма.
          Вам могильщиком будет такая зима.

Пред великим походом народа всего —
добродушней улыбки библейский потоп.
Я с копытцем водицы сравнил бы его,
затерявшимся среди заброшенных троп.
         Это хуже потопа, беда для врага.
         А зима наша и холодна и долга!

Минус сорок два градуса… Только! Как свет,
бурекрылая армия наша быстра.
Страшен гнев ее! Сталь ее шашек остра.
Ни пощады врагу, ни спасения нет.
          Впишем пламенем в книгу истории мы
          дни начала победы, дни этой зимы!