Михаил Херасков - Собрание сочинений

       Какая лютая и пагубная речь!
       Мне б должно в грудь твою вонзить сей острый меч
       И тем отечество от варварки избавить,
       Котора ни во что дерзает клятвы ставить;
       Зри ненависть в очах, любовь мою забудь.

       Тут сердце у меня! пронзай, пронзай мне грудь;
       На смерть, на бедствие, на казни я готова.
       Ах! не поляки вы — от вас не жду инова.

       Давно бы я твою неверну грудь пронзил
       И дух бы твой извлек, — но я тебя любил!
       Сие смущенное уму напоминанье
       Всё мщение мое приводит в недеянье.
       О! если бы ты мне верна была, княжна,
       Ты знатной девою была бы почтена;
       Была бы мною ты, как жизнь моя, любима
       И братом не была с презрением гонима.

       Но Вьянко бы моей душой не обладал.

       Таких я от тебя, таких речей и ждал!

       За нежность не вини несчастную Софию;
       Люблю Желковского, но чту — я чту Россию;
       Я именем своим и жизнью ей должна;
       Но в славе, в тишине приятна мне она,
       Под сенью мирною как будто рай цветуща;
       Не крови жаждуща, не в плен людей влекуща,
       Не поставляюша любовных чувств в вину.

       Ты в узах ли, княжна?

                                             Но Вьянко во плену!

       Его свободою не можешь ты и льститься.

       Позволь в последний раз с любезным мне проститься.
       Позволь!

                        Ищи в Литве послушников таких;
       Не прелесть — Тартар весь я зрю в очах твоих.
       Сейчас, неверная, сейчас иди ко граду!

       Я горесть здесь нашла, а там найду отраду.

       Где Вьянко, узник твой?

                                                  Под стражей пребывает;
       Но в узах об одной Софии унывает,
       Введенной мной во град.

                                                  Представь его ко мне;
       Я с ним беседовать хочу наедине.

       Хоть кроток видом он, приветлив, благодарен,
       Учтив, признателен, но льстив он и коварен.
       Не верь, о государь! не верь словам его.

       Не требую ни в чем совета твоего,
                                  Леон ушел.
       Исполни что велю.

                                        Что делать днесь, не знаю!
       Врученной властию скучать я начинаю;
       Мне тягостна она — о власть! верховна власть!
       Ты есть горчайшая для смертных в мире часть.
       Начальство над людьми, начальство есть почтенно;
       Но ах! с коликими трудами соплетенно!
       То блески, что вдали душе и сердцу льстят,
       Но кои, озарив, всю душу тяготят;
       За каждое от нас произнесенно слово
       Сужденье от людей всегда в устах готово;
       И нам подвластные нередко судят нас,
       Не вникнув в связи дел, не растворяя глаз;
       Властители людей осуждены ответом
       За малый общий вред пред Богом и пред светом;
       Природа рушит ли воздушну тишину,
       Гремят ли небеса, — всё ставят им в вину.
       Россия зрится мне, Россия изъязвленна,
       Во узы ввержена, бледна, окровавленна;
       Вздыхает вкруг меня, мне слышится, земля:
       Телами вскоре здесь покроются поля,
       И кровию трава российской обагрится;
       Здесь воды закипят, весь воздух загорится.
       О, если бы я мог сей ужас отвратить!
       Хотел бы кровь мою один за всех пролить.
       Душа Димитрия изменам не причастна,
       Но гордость князя мне Пожарского опасна;
       От Волги с войском он, как хищный вран, летел,
       Почто под властью быть моей не захотел?
       Кто пользу общую в виду своем имеет,
       Равно тому, другим он служит иль владеет.
       Князь хощет быть царем иль хощет нас предать,
       Я стану следствий сих со страхом ожидать;
       При подозрениях, мне в сердце впечатленных,
       Не дам во власть ему людей, мне подчиненных;
       Увижу, в пользу ль нам он действовать начнет
       Или предаст…

                                Но кто задумавшись идет?
       Он шествие ко мне с унылым стоном правит.

       Где я найду его? и кто ему представит?

       Кого ты ищешь здесь?

                                             Димитрия ищу;
       Я пасть к его ногам с почтением хощу.

       Димитрий я! — кто ты?

                                              Я враг страны Московской.
       Но ах! несчастнейший отец, гетман Желковской;
       Мой сын, о государь! во узах у тебя,
       На выкуп за него привел я сам себя;
       Которая сего несчастного прельстила,
       София мне его погибель возвестила;
       Не есть лазутчик он, ни варвар, ни злодей,
       Он в ночь сию пришел в российский стан для ней.
       Я, я московскому злодеем был народу;
       Прими во плен меня, но дай ему свободу;
       Благотворение угодно небесам,
       Имеешь сына ты, имеешь сына сам.
       Зри слезы ты мои, внемли душевны муки,
       К тебе дрожащие взношу, Димитрий, руки;
       Колена, государь, объемлю я твои —
       Будь жалостлив, внемли стенания мои;
       Мне сын мой на земли утеха есть едина;
       Терзай, губи, карай и мучь отца за сына.
       Я весь в руках твоих, — меня ты за него
       В темницу заключи, но выпусти его.