Антонио Нобре - Мельник ностальгии (сборник)

О, трубка! Дивное кадило,
Тебе я должное воздам,
В честь прошлого, что так мне мило,
Курить я буду фимиам.

И этот дым, душист и тонок,
Напомнит, как я вечерком,
Ещё проказливый ребёнок,
Боясь отца, курил тайком.

Счастливыми, цветными снами
Возникнут, в памяти летя,
Мужчина в полутёмном храме,
За ручку с нянькою – дитя.

И в тишине слепой и хрупкой,
В ночной глубокой тишине,
Оставив всё, с любимой трубкой
Беседую наедине.

Я с трубкой обо всём судачу
В той башне Анту[1], где живу.
Проходит ночь…Порой я плачу,
Куря и слушая сову.

Ах, трубка, я молчу об этом,
Но про себя печалюсь я:
Верна ты дружеским обетам,
Но где другие – где друзья?

Укрыл давно их сумрак синий…
Ближайшие, те, трое, Те[2]…
Погибли или на чужбине
Следы их скрыты в темноте.

Коль Бог настроен благодушно,
Прошу о мёртвых, и во сне
Они, печально и послушно,
С кладбищ своих идут ко мне.

Гостей из этой дали дальней
Встречаю, обращаясь в слух,
Беседуем мы с ними в спальне,
Пока не закричит петух.

Другие странствуют по свету,
Пять океанов, миль не счесть…
Сто лет от вас ни строчки нету!
И живы ли ещё? Бог весть…

Сиротство так сродни покою,
Живу, печалью осиян.
Друзья, что навсегда со мною,
Вы: осень, трубка, океан!

Когда застынет кровь в ознобе,
И я закончу путь земной,
В украшенном, добротном гробе
Подруга трубка, будь со мной!

Сиделка, ты меня устроишь,
Обрядишь и проводишь в путь,
И коль глаза мне не закроешь,
Не страшно! Только не забудь:

Пускай моя подруга трубка
Лежит со мною, в головах.
Набей её полней голубка:.
Табак «Голд Флай» – я им пропах…

Дружок, ну как отель «Могила»?
Комфорт неважный в номерах?
С тобой и здесь устроюсь мило,
Забуду, что теперь я прах…

Сосед мой – плотник. Он торгует
От Доны Смерти разным платьем
Всё наметает, обмозгует,
И шьёт, и рад своим занятьям.
Всем деревянные костюмы
Он мастерит: чужим и сватьям;
Хоть бедняки, хоть толстосумы,
Сработает на вкус любой,
В пределах выделенной суммы
Украсит бархатом, резьбой.
Моё пальто мне надоело
И я не совладал с собой:
Пошёл туда: – Костюм мне нужен…
Сосед тотчас взялся за дело:
Искал везде, забыв про ужин…
– Вот этот дёшев, очень мил.
(Он сшит по моде, не обужен,
Я сразу о цене спросил).
– Отглажу, чтоб при всём параде, —
Добряк рубанок ухватил.

Друзья, поверьте, Бога ради:
Что на своих похоронах
В таком изысканном наряде
Я буду денди – просто «ах!»

Ах, розы винные! Откройтесь мне до донца!
Целую вашу грудь, о, как она сладка!
Хмелею всё сильней: я пью настой из солнца
О, этот терпкий вкус последнего глотка!

Цветки кровавых роз! откройте грудь смелее,
И запаха волна долины наводнит:
Офелий лунный лик, в речной струе белея,
В том запахе живёт, поёт, влечёт, манит…

Камелии! чуть-чуть вы губы отворите:
Луне, одной луне – томленье ваших чаш!
Мне, наперстянки, яд пунцовый подарите,
Тюльпаны, дайте мне багряный гений ваш…

Ах, маки, я сражён, и вы – мой сон бредовый,
И я пчелой вопьюсь в безумно-красный рот.
Мой улей я создам, о, это дом медовый:
Жестокой жажды жар…пунцовый сумрак сот…

Вы, астры, щёки мне раскрасьте в цвет коралла
Чтоб кровью молоко и оникс лалом стал.
Так после боя всё в крови густой и алой,
Снаряды и сердца: кровоточит металл…

Я страстоцвет молю, молю средь тьмы хулящей:
Раскрой же лепестков истерзанную плоть,
Ты, ярость цвета, ввысь извергни огнь палящий!
О, красный хохот язв и мук твоих, Господь…

Цветы раскалены – дымящие вулканы!
О, лавою своей натрите вы меня!
Во мне звучит оркестр из ваших гимнов тканый,
О, дайте силы мне! О, дайте мне огня!

О, дайте крови мне: пусть кровоток цветочный
В моих сосудах жизнь блаженно разольёт!
В них крови нет своей, они бесцветны, точно
Печаль в них обжилась, на всём её налёт…

Не скрыть больной души, но есть одна отрада.
Цветы! Как встречу вас, скачу повеселев!
И кровь тогда бурлит подобьем водопада,
И вою, и реву, томимый жаждой лев!

Врезаюсь в небосвод, где звёздная дорога,
Где Бесконечность льёт кипящим серебром,
И завершу полёт у стоп пресветлых Бога
Из катапульты ввысь заброшенным ядром.

Люблю я красный цвет! Пусть гостия заката
Рассеет скуку мне, сожжёт печаль дотла…
Но в миг, когда душа беспамятством крылата,
Шарлотта, мой цветок! Она бела, бела…

– Старое вино солнечного зноя!
Чашу мне налей славного Грааля.
Солнца багрецом, точно после боя,
Запад-цирк залит под пятой мистраля.

Чужестранцы вы, мне вы не родные,
Франции закаты, не люблю вас, нет!

– Солнце, ночь близка! В пелене тумана
Напоследок твой шабаш хороводит…
Падре-Океан из муки багряной
Гостию слепил, причащать приходит.

Троицы лучи на стекле цветные,
Час, когда помол мельники честные
Понесут домой, оставляя след…

Мощь твоя, закат! Дантов Ад камлает:
Грозный бой светил! Праздник злых колдуний!
Страшная, в крови, голова пылает,
Заклиная день мраком новолуний.

– В мире в этот час тишина такая!
Франции закаты, не люблю вас, нет!

Смеха семь цветов: радуга искрится,
Там Иуды зрак меж орлов! О, Солнце!
Пусть же развернёт свиток Плащаница,
Лик Христа явив в каждом волоконце!

В этот час замрёт суета людская:
Мне кивнёт Инеш, лавку замыкая,
И идёт с полей Педро, наш сосед…

Солнце! Ты – титан сей летучей глыбы,
Кровь её ты льёшь: вся в крови орбита.
А сама Земля, то ль с креста, то ль с дыбы,
То ль твоим ядром грудь её пробита…

– Час, когда вода раскроит суглинок…
Франции закаты, не люблю вас, нет!

Море и закат! Зелень льёт пурпурным…
Грозовая даль! Мчит мистраль сурово.
В сумерках мычит лунная корова,
Брызжет молоком, жёлтым и лазурным

Час, когда пройдут в золоте пылинок,
Девушки, что в храм горлиц-урсулинок,

Чистый и благой свой несут рассвет…

Ах, мои глаза! Двое старых пьяниц!
Солнце! В честь твою – сладкий хмель муската!
И горячкой в грудь винных чар багрянец…
Здравие твоё, Сир Фальстаф заката!

– Я люблю закат, но не столь кровавый,
Франции закаты, не люблю вас, нет!

Ну, прощай! Пора. К ночи разыгрались
Моряки-ветра, не по души ль наши?
А светила в круг в кабачке собрались,
Пьют они и пьют медленные чаши.

О, чахотки след – плат от крови ржавый!
О, небес плевок свету Божьей славы!
Франции закаты, не люблю вас, нет!

Первый мужчина
Какой огромный мир! И я так одинок!
Отец мой – небо. Мать – гора меж двух дорог.

Гора
Знай: волосы мои – вся тьма лесов тенистых,
И вены – речек синь, прозрачных, нежных, чистых.

Реки
Мы – Лета пот, елей на травяном ковре,
Луны водой святой мы станем в январе!

Луна
Я – древнее ядро: столетьям несть числа,
Как – Бога супротив – Земля войну вела…

Земля
Одно из яблок я, а было их немало…
И к деве в некий миг я с яблони упала!

Яблоня
Ещё плодов не счесть! Идите все в мой сад,
Трясите яблоню – и звёзды полетят!

Звёзды
Глядимся в зеркало морей, роняя свет,
Морские звёзды там рождаются в ответ…

Море
Я – падре. Из воды мои святые книги:
Зажгите мой алтарь, вы, красные молний миги!

Молнии
Мы – сумрачных ночей крылатый дикий конь,
Погоста Вечности блуждающий огонь.

Вечность.
Я – море нежное, здесь можешь отдохнуть.
Надежды высохла река…забудь… забудь…

Надежда
Я умерла, ушла, нет более Надежды,
У кипарисов на Земле – мои одежды.

Кипарисы
Мы кладбища покой всегда храним печальный:
Указываем ввысь как символ погребальный.

Кладбища
В раздумьи небеса: ещё вся рожь не сжата,
Всех мёртвых не вместит юдоль Иосафата…

Мёртвые
Столетья рушатся, и все проходят сроки —
Мы ж – сони вечные, и вечно одиноки!

Ноябрь. Один! Мой Бог! Как этот мир мне скучен!
И ни души нигде…Лишь марево свечей.
Ночь длится без конца… О, Боже! Я измучен.
Как ветра жалкий вой, моей душе созвучен
Сплин этих нескончаемых ночей!

Как холодно! Окно, где тесно чёрным тучам…
Постель, как лёд… Жозеф[2], ещё угля!
И лишь когда умрёт всё в пламени певучем,
И сердце, догорев, взовьётся, став летучим,
Сон снизойдёт, мне веки тяжеля…

Мяуканье и вой – то ветра истерия:
Шторм близится, и небосвод свинцов!
На шкотах, эй! Рыбак! Читай «Аве Мария!»
Вода так холодна! Безжалостна стихия…
Как страшен вид плывущих мертвецов!

Сон не идёт. Тоска! Под тихий свет лампад
И за окном струящуюся просинь
Меня уносит боль. Распад сознанья, ад
Сомнамбулический. Я вижу листопад
В апреле… О, души скорбящей осень!

О, жизнь! Счастливцы те, чьей жизни рвётся нить,
Я знаю: умирающие кротки…
Твоё сиротство, Смерть, хотел бы я делить!
Чу! Стук. Здесь кто-то есть? Вновь начало штормить?..
То бедный Жорж! Он кашляет в чахотке…

Ноябрь чахоточных! Пора недомоганий
И судорог последних до утра…
Священник радостен и потирает длани,
Аптека соберёт с больных побольше дани,
У плотников – горячая пора…

Вот поезд… Он меня на миг преображает,
Но прошепчу: «Не надо, не прельщай…»
«Прощай и в добрый путь!» Пусть нас мечта сближает,
Пусть счастлив будет тот, кто нынче уезжает,
И горе всем оставшимся… Прощай!

Все странствия – обман, и в мире всё обман:
Зло всюду – от людей, добро – от Бога…
Антеро[43] милый прах! Там бьёт крылом баклан…
Хочу молиться там, других не надо стран,
Лишь в Áгеда испить воды немного…

В Испании я был, там улочки узки,
А Франция так по ночам пригожа!
В Германии блуждал, одетый щегольски…
Я видел много стран, моря, снега, пески…
Тоска! Тоска! Везде одно и то же!

Уймите звуки вы циничных этих песен,
Пивные душные. О, звёзды в вышине!
Природа, лунный свет! Мне здешний воздух пресен!
О, тополя в ночи, чей запах так чудесен,
Подобные мечтам… Ещё вы снитесь мне!

Меня не мучит боль. Я счастлив этой верой
В Иную жизнь, там, в Небе ледяном.
Я продал книги, я идеи счёл химерой,
И медальон[44] ношу я на цепочке серой,
Беседую с ним часто перед сном.

А дождь идёт…Мой Бог! Как этот мир мне скучен!
И в доме никого. Лишь ветер – в сто бичей.
Ночь длится без конца… О, Боже! Я измучен.
Как ветра жалкий вой, моей душе созвучен
Смертельный сплин моих отравленных ночей!