Валерий Брюсов - Том 2. Стихотворения 1909-1917

Она мила, как маленькая змейка,
И, может быть, опасна, как и та;
Во влаге жизни манит, как мечта,
Но поверху мелькает, как уклейка.

В ней нет весны, когда лазурь чиста,
И дышат листья так свежо, так клейко.
Скорей в ней лета блеск и пестрота:
Она — в саду манящая аллейка.

Как хорошо! ни мыслить, ни мечтать
Не надо; меж листвы не видно дали;
На время спит реки заглохшей гладь…

В порывах гнева, мести и печали,
Как день грозы, была бы хороша
Ее душа… Но есть ли в ней душа?

Был день хрустальный, даль опаловая,
Осенний воздух полон ласки.
К моей груди цветок прикалывая,
Ты улыбалась, словно в сказке.

Сменила сказку проза длительная,
В туман слилось очарованье.
Одно, как туфелька пленительная,
Осталось мне — воспоминанье.

Когда, играя, жизнь нас связывает
В беседе тусклой и случайной,
Твой взгляд спокойный не высказывает,
Кем ты была в день свадьбы тайной.

Но мне мила мечта заманчивая, —
Что, нарушая все законы,
Тебе я вновь, свой долг заканчивая,
Надену туфлю Сандрильоны.

Что наша жизнь? Несчастный случай!
Напиток страсти, остро-жгучий,
Восторг пленительных созвучий,
Да ужас смерти, черной тучей
Висящий над рекой бегучей.

Что наша жизнь? Тропа по круче,
Над бездной, где поток ревучий
Грозит, где вьется змей ползучий;
Кругом — бурьян, сухой, колючий,
Да, вдоль расщелин, тмин пахучий.

Что наша жизнь? Корабль скрипучий
В объятьях тьмы. Бессильной кутая
Мы сбились, смотрим в мрак дремучий,
Где — то блеснет мираж летучий,
То вспыхнет метеор падучий.

О наша жизнь! Томи и мучай!
Взноси надменно меч могучий,
Грози минутой неминучей, —
Я буду петь свой гимн певучий,
Я буду славить темный случай!

Нет! ожиданья еще не иссякли!
Еще не вполне
Сердце измучено. Это не знак ли —
Поверить весне?

Нет! ожиданья еще не иссякли!
Но только на дне
Скорбной души, как в святом табернакле,
Молчат в тишине.

Нет! ожиданья еще не иссякли!
В какой же стране,
В поле, в чертоге иль в сумрачной сакле
Им вспыхнуть в огне?

Нет! ожиданья еще не иссякли!
И, друг старине,
Будущей жизни черчу я пентакли
При вещей луне.

Нет! ожиданья еще не иссякли!
Я, словно вовне,
Вижу трагедии, вижу миракли,
Сужденные мне.

Нет! ожиданья еще не иссякли!
Прильну, как во сне,
К милым устам, на веселом ценакле
Забудусь в вине.

Да! ожиданья еще не иссякли!
Я верю! — зане
Иначе бросить желанней (не так ли?)
И жизнь Сатане!

Безбрежность восторга! бездонность печали!
Твои неизмерные пропасти, страсть!
Из них открывается в жизни — едва ли
Десятая часть!

А если нас горе и счастье венчали,
Все в прошлое пало, как в алчную пасть,
И в памяти скудно хранится — едва ли
Десятая часть!

Мы жили, любили, искали, встречали,
Чтоб верить и плакать, чтоб славить и клясть;
Но радостных встреч нам досталась — едва ли
Десятая часть!

Нас миги любви, как качели, качали;
Взлетали мы к небу, чтоб жалко упасть…
Но, в перечне длинном, взлетаний — едва ли
Десятая часть!

Что ж пряжу мгновений, теперь, как вначале
Еще мы упорно стараемся прясть?
Совьется желаемой нити — едва ли
Десятая часть!

И пусть мы, певцы, о себе не молчали!
Что может и песен певучая власть?
Всех мук уцелеет в напеве — едва ли
Десятая часть!

Лишь безмятежного мира жаждет душа, наконец,
Взором холодным окину блеск и богатства Офира,
С гордым лицом отодвину, может быть, царский венец.
Жаждет душа без желаний лишь безмятежного мира.
Надо? — из груди я выну прежнее сердце сердец.
Что мне напев ликований, шум беспечального пира,
Что обольщенья лобзаний женских под звоны колец!
Прочь и певучая лира! Больше не ведать кумира,
Быть обращенным во льдину, быть обращенным в свинец!
В благостном холоде стыну, пью из святого потира
Тайну последних молчаний, сшедший с арены борец.
Прошлое прошлому кину! Лишь безмятежного мира,
Лишь раствориться в тумане жаждет душа, наконец!

Пора бы жизнь осмыслить, подытожить;
Уже в былом — сороковой порог,
И, если дни на счет годов помножить,
Пятнадцать тысяч превзойдет итог.

Но эти тысячи, порой несчастных,
Порой счастливых, пережитых дней, —
Как ожерелья белых, синих, красных,
Зеленых, желтых, всех цветов огней!

И эти бусы жгут и давят шею,
По телу разливают острый яд.
Я погасить их пламя не умею,
И в ночь и днем они меня язвят…

Какие камни сбросить мне? Не вас ли,
Рубины алые, где тлеет страсть?
Беру их в руку… Но давно погасли,
Как жемчуга, они. За что ж их клясть!

Так вас, быть может, яркие алмазы,
Вас, тайные, преступные мечты?
Нет! в ясном свете, вы — слепые стразы,
Обманный блеск поддельной красоты!

Так, значит, вас, глубокие опалы,
Воспоминанья скорби и могил?
Нет, нет! и вы — цветок уже завялый,
И ваш огонь стал мертвым и остыл!

А вы, исканья бога, аметисты?
И вы, сапфиры вдумчивых стихов?
Сверкал из вас, в былом, огонь лучистый,
Но вы теперь — лишь груз холодных слов!

Так что ж палит? Вы, скромные агаты?
Ты, нежная, святая бирюза?
Ты, гиацинт? — случайные утраты,
Мелькнувшие в вечерней мгле глаза,

Сны недовиденные встреч мгновенных,
Губ недоласканных прощальный суд?
Что жжет еще меж зерен драгоценных?
Смарагд? топаз? лал? оникс? изумруд?

Всмотрюсь, — и блекнет блеск великолепий:
На белых нитях — только тусклый груз…
Но эти нити сжали жизнь, как цепи,
Палят, как угли, звенья длинных бус!

И жаль порвать уборы ожерелий:
Палим, любуюсь ими я в тиши…
Пусть каждый камень мертв: они горели,
Горят и ныне — в тайниках души!

Когда мечты любви томили
На утре жизни, — нежа их,
Я в детской книге «Ювенилий»
Влил ранний опыт в робкий стих.

Мечту потом пленили дали:
Японский штрих, французский севр,
Все то, об чем века мечтали, —
Чтоб ожил мир былой — в «Chefs d'Oeuvre».

И, трепет неземных предчувствий
Средь книг и беглых встреч тая,
Я крылий снам искал в искусстве
И назвал книгу: «Это — я!»

Но час настал для «Третьей Стражи».
Я, в шуме улиц, понял власть
Встающих в городе миражей,
Твоих звенящих зовов, страсть!

Изведав мглы блаженств и скорби,
Победы пьяность, смертный страх,
Я мог надменно «Urbi et Orbi»
Петь гимн в уверенных стихах.

Когда ж в великих катастрофах
Наш край дрожал, и кликал Рок, —
Венчая жизнь в певучих строфах,
Я на себя взложил «Венок».

В те дни и юноши и девы
Приветом встретили певца,
А я слагал им «Все напевы»,
Пленяя, тайной слов, сердца,

Но, не устав искать, спокойно
Я озирал сцепленья дней,
Чтоб пред людьми, в оправе стройной,
Поставить «Зеркало Теней».

Я ждал себе одной награды, —
Предаться вновь влеченью снов,
И славить мира все услады,
И «Радуги» все «семь цветов»!

Но гром взгремел. Молчать — измена,
До дна взволнован мой народ…
Ужель «Девятая Камена»
Победных песен не споет?

А вслед? Конец ли долгим сменам?
Предел блужданьям стольких лет?
«Хвала вам, девяти Каменам!»
Но путь укажет Мусагет!