Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

Моя тоска — домашняя зверюшка.
Она тиха и знает слово «брысь».
Ей мало надо: почесать за ушком,
Скормить конфетку и шепнуть: «Держись».
Она меня за горло не хватает
И никогда не лезет при чужих.
Минутной стрелки песенка простая
Её утешит и заворожит.
Она ко мне залезет на колени,
По-детски ткнётся носом и уснёт.
А на мою тетрадь отбросит тени
Бессмысленный железный переплёт.
И только ночью, словно мышь в соломе,
Она завозится, и в полусне
Тихонько заскулит о тёплом доме,
Который ты ещё построишь мне.

Леденцы, кому леденцы!
Нету слаще, прозрачней нет!
Налетай скорей, сорванцы:
На лучинках — целый букет!
Жёлтый заяц, красный петух
И четыре лиловых слона.
Забирай себе сразу двух:
Что за радость, если одна?
У моих леденцов секрет:
Ветер, мята и барбарис.
Нету слаще, прохладней нет —
Налетай и смелей берись:
Облизни — во рту холодок,
Откуси — растает как сон,
Глянь насквозь — зелёный ледок,
Жёлтый мёд, малиновый звон!
Динь-дон — сахарное стекло!
Этим летом, в этом саду —
Налетайте — вам повезло!
Завтра я уже не приду.
Жёлтый заяц, лиловый слон
Не вернутся — и не беда.
Леденцовый старый закон:
Что за радость, если всегда?

Наше время — больная корова:
Бабий взгляд и наждачный язык.
Изжевало нам судьбы без крови,
Без особых страстей и грозы.
Сунет морду — всё ближе и ближе,
Не успеешь оставшихся дней
Уберечь: дотянулось и лижет!
Тем охотнее, чем солоней.

На лестнице, пропахшей керосином,
На третьем марше, гулком, как орган,
Гранёная стекляшка — как красиво!
Восторг сорок, поэтов и цыган!
Бывают ли находки вдохновенней?
Скорей надраить об рукав — и вот
На что ни глянь — сиреневые тени
И апельсинный радостный обвод!
Витки перил! Карниз! Лепные маски!
И нетерпенье прыгает уже:
Не пропадут ли сказочные краски
Вне мрамора и пыльных витражей?
Но милостивы сумрачные чары:
Двор — в леденцах!
О, с кем бы разделить
Открытие?
— Муркет! Смотри, котяра:
Какое солнце, аж стекло болит!

Сложно жить летучей кошке:
Натянули провода.
Промахнёшься хоть немножко —
И калека навсегда!
Развели тоску такую,
Понавешали тряпьё...
Но лечу! Кто не рискует —
Тот шампанское не пьёт!
Виражи кручу я лихо,
Лучшим асам нос утру...
Догоняю воробьиху,
Хоть и в рот их не беру.
Мне приятно по привычке
Развлекаться по пути:
Выдрать хвостик Божьей птичке
И по ветру распустить.
Я люблю качать антенны,
Портить нервы паукам,
И заглядывать за стены,
И ходить по потолкам.
Я могу влететь в окошко
На девятом этаже,
Тихо скушать курью ножку,
Торт и мятное драже,
Глянуть в зеркало с улыбкой,
В ванной краны повертеть,
Изловить из банки рыбку —
И на крышу — песни петь.
Там уже под мокрым снегом
Пахнет мятой и луной,
Там не терпится коллегам
Поздороваться со мной.
Сколько рыжих, сколько серых
Стонет от моей красы!
Там такие кавалеры —
Со спины видны усы!
Март-апрель... Наверно, в мае
Буду нянчить я котят.
Ни за что не отвечаю,
Если тоже полетят!

Минуты памяти о недожитом лете
Пришли ко мне и встали у дверей,
Наивны и торжественны, как дети,
В тугих нарядах принцев и зверей.
Они свои сокровища держали
Так бережно на худеньких руках —
Все грозы, всех жуков!
Мне было жаль их.
И мы заговорили о стихах.
Потом листали мятые страницы,
Потом молчали. А ещё потом
Неслышные полуночные птицы
Столпились за единственным окном.
И так они внимательно глядели,
Так неуклонно, будто счёт вели,
Перебирая каждый день недели.
И гости распрощались и ушли.
А я в смятеньи собираю силы.
Ещё чуть-чуть! Мне следует давно
Тех птиц впустить.
Их время наступило.
Но как мне трудно отворить окно!

Господи, как он там? Присмотри за ним,
Чтоб с ума не сошёл в пустом закутке квартиры.
Устыди его боль, от отчаянья охрани —
Чтобы с ясным лицом — за двоих —
Он встал перед миром.
Подымаю чашу — да будет воля Твоя!
Видишь: руки спокойны, легко беру и не трушу.
Но на черно-белой эмульсии бытия —
Укрепи его душу!
Мне светлей, чем ему, и дорога моя проста:
Отшлифована сколькими!
Вызубрен каждый камень!
Мне не трудно на ней — гляди!
Лишь его не оставь
В сумасшедших углах, размеченных пауками!
Только руку не отними от его плеча,
Только не лиши опоры — Твоей твердыни,
И ошейник он скуёт на нашу печаль
Из бессмертного сплава верности и гордыни.
А когда мы вместе встанем пред Тобой,
Ни о чём не прося —
что больше, когда мы рядом? —
Ни клинком не разнять,
ни архангельскою трубой! —
Мы ответим Тебе, не опуская взгляда.

Я знаю, что его не получить
И не отправить. В мелкие клочки —
Как только домараю — черновик.
Потом. Когда-нибудь. Ведь ты привык,
Читая между недошедших строк,
Всё понимать. И в крошечный листок
Я умещаю ночь, не торопясь.
Куда спешить, когда минувший час —
Всё в тот же срок, неведомо какой.
И шевелится слово под рукой —
Скворчонком! Шорохом! Движением ресниц!
Всё хорошо. Но ты пока не снись.
Чуть позже. Я узлом скручу печаль,
Закину голову, и на уста — печать —
Улыбку, княже! Хоть издалека!
Ты чувствуешь: тепла моя рука —
По волосам! По впадинке щеки!
Как декабрём подуло на виски...
Как похудел... Ещё приснись, ещё!
Открыть окно. Подушке горячо.
Шаги за дверью, и на башне бой:
Два, три... Ты помнишь, а ведь мы с тобой
Не попрощались! Это ничего.
Четыре... Всё. Какой тяжёлый звон!

НОЧНАЯ ПЕСНЯ БАШНИ

Зи-ма. Темно.
За-крой окно.
Последний свет
Не упусти.
На сколько лет —
Зима в горсти?

Чет-вёртый сон —
И что потом?
Ко-торый стон
Душить платком?
Ко-торый век?
Бездарный счёт...
И хлоркой — снег —
Глаза печёт...
Дыши ровней!
...Не смей! Не смей!

Ах, какая смешная башня!
Горе-нянька моих ночей!
Как бы славно в одной рубашке
Пореветь на твоём плече!
Что за классика! Что за нега!
Упустить ли случай такой?
Упускаю. Казённым снегом
Простыня горит под щекой.
А на ней клеймо — чтоб не спёрли:
Изолятор, мол, КГБ...
Душно. Кошки скребутся в горле.
Хочешь, нянюшка, я тебе
Расскажу немодную сказку?
Слушай, старая, не ворчи.
Не смотри, что сюжет затаскан:
Всё на свете не без причин.

Жили-были серые мыши
В старом кованом сундуке.
И старались как можно тише
Шарудеть в своём уголке.
И плодились, и размножались,
Как Господь повелел зверью:
Потихонечку нарожают —
Да и песенку запоют.

МЫШЬЯ ПЕСЕНКА

— Спи, малыш.
Храбрый мыш.
Час проспишь
И два проспишь.
Кошку скушаешь во сне,
А кота оставишь мне.
Спи, убоище моё.
Мама песенку споёт:
Как за нашим
Сундуком
Сладко пахнет
Сахарком,
Как на нашем
На полу —
Корка хлебушка
В углу...
Корка тоже хочет
Спать...
Что ты крутишься
Опять?
Не пугайся, дурачок:
Это тикает
Сверчок.
В доме тихо —
Ни души.
Не скреби
И не шурши.
А не то придёт
Бабай...
Спи, ушастик,
Баю-бай!

И растили они детишек
Осторожно, как под метлой.
Объясняли им: тише, тише —
Злющий кот и хозяин злой!
Кот сожрёт,
Хозяин отравит...
Жисть — не песенка — не храбрись!
Изничтожат — и в полном праве,
И никто им не скажет: «Брысь».
Самый тихий мышонок слушал —
И наматывал на усы...
Но его послушную душу
Загубил кусок колбасы.
Мышеловка — такое дело —
Даже смирным кладёт предел!
Уж и мама его жалела!
Уж и папа весь поседел!
Самый умный мышонок думал:
Раз хозяин сильнее всех —
Я сотрудничать с ним пойду, мол,
Обеспечу себе успех.
Я могу из пугливой твари
Человечьим коллегой стать!
Сдал анкету, попал в виварий...
Но потом перестал писать.
Самый шустрый мышонок тоже
Не хотел, как велят отцы.
Говорил: «До чего я дожил,
Я не лошадь, чтоб под уздцы!
Всю мышиную жизнь бояться
Ради корочки или двух...
Ах, уйдёмте отсюда, братцы!
В чистом поле высокий дух
Обретём. Не рабы, не воры —
В старом дереве у реки
Мы такие построим норы
И отгрохаем сундуки!
Мы посеем ячмень, и воду
Проведём — не сочтём трудом...
Кто однажды глотнул свободы —
Не воротится в кошкин дом!»
Как он шкурку рвал нараспашку,
Этот маленький диссидент...
Ну да ладно, старая башня,
Обойдёмся без хэппи энд!
Хэппи энд — это суп с котом,
Это мышья толпа, ликуя...
Смейся, нянька, беззубым ртом!
Дело давнее, не могу я
Вспомнить, что с ним было потом.
Может, лучше начнём другую?
А другая сказка простая:
В чьём-то городе чей-то сын...
Но уже, посмотри, светает!
Не зевай, отбивай часы!
Всем измученным и бессонным
Возвести:
дождались утра!
И плывут за натужным звоном
Горы снега и серебра.

ДНЕВНАЯ ПЕСНЯ БАШНИ

Да. Да. Горе — не беда.
Время будет,
Время — ерунда.
Я-то знаю —
Голова седа —
Нет такого
Слова: навсегда!
Что часы —
Фигурки изо льда!
Их сметёт
Весенняя вода.
Что тоска —
По снегу борозда!
Не навеки
Тёмная звезда.
Пусть идут
Этапом поезда —
Посмотри:
Сменяются года.
Позади —
Сплошная череда,
Впереди —
Высокая гряда!

Вот я пишу, а ночь уже прошла,
И утро об решётку — в два крыла —
Стучит. И значит — хлеба накрошить,
Насыпать за окно. И значит — жить.
Зарядкой — в пот. И ледяной водой —
В озноб. Чтоб от бессонницы — следов —
Ни-ни!
Сухарь. Да пара польских книг.
Да с хрустом продираться сквозь язык
Полузабытый, но такой родной!
И вдруг!
Не может быть. Глазам темно:
«Будешь ясной панной, будешь ясной панной
При большом дворе,
А я чёрным ксёндзом, а я чёрным ксёндзом
В бел-монастыре...»
Та песенка! Я помню: двадцать строк —
Всегда до слёз! Ещё — большой платок.
Я им укутана. И — бабкиной рукой —
Крест-накрест: — да хранит...
Обряд простой,
Непостижимый, но привычный мне.
За гранью памяти, в забытом детском сне —
Та песенка! Какая встреча — здесь,
В клеймённой книге, после слова «честь»!
Ну что ж, прошло не меньше двадцати.
И я на предназначенном пути,
И ты, мой княже, рядом. И двоим —
Куда как легче в этот сладкий дым
Любезного отечества! В костёр!
В удушье камеры! Потом — в бетонный двор
На пять шагов, а после — на этап
С немецкою овчаркой по пятам —
Всё в тот же срок, неведомо какой.
Не столь уж отдалённым «далеко» —
Пренебрежём! Мы вместе! Не разнять
Соединённых, сросшихся! Ни дня,
Ни мысли — без тебя! Сквозь весь бетон
Ты слышишь — сердце? Но не крик, не стон —
Спокойный счёт. Как о причал прибой.
Вот так и жить. Удар в удар с тобой.
Вот так на суд. Ещё успеть обнять,
Ещё увидеться — хотя б на четверть дня,
Единственные выдохнуть слова,
Единственную руку целовать —
Твою!
И разделить одну скамью.
И первый круг. И крылья первых вьюг.