Уильям Шекспир - Буря

Вы слышали, друзья? Какие звуки!

Волшебная гармония!

О боже!
Кто эти существа?

Живые куклы.[16]
Теперь и я поверю в чудеса:
В единорогов,[17] в царственную птицу,
Что Фениксом[18] зовется и живет
В Аравии…

И я готов поверить
Во все, что ты сказал… Во что угодно…
Нет, путешественники нам не лгут,
Хоть дураки над ними и смеются.

Вернись в Неаполь я и расскажи
Об этом чуде – кто бы мне поверил,
Что видел я таких островитян
(А это люди здешние, конечно),
Которые, хоть обликом и странны,
Но так гостеприимны и учтивы,
Как мало кто из нас.

Мой честный друг,
Ты прав: здесь, между вами, люди есть
Похуже дьяволов.

Я надивиться не могу на них:
Их музыка, их жесты, их движенья
Красноречивей, чем потоки слов.

Постой хвалить: конец венчает дело.

Как странно все они исчезли вдруг.

Что за беда? Зато остались яства,
А мы проголодались не на шутку.

Отведать не угодно ли?

О нет!

Чего же вам бояться, государь?
Да, в юности не верил я рассказам
О том, что есть диковинные люди
С подгрудками, как у быков; что есть
Другие – с головами на груди,
Но нашему свидетельству поверит
И самый искушенный мореход.

Ах, все равно! Я сяду и поем,
Будь даже эта трапеза последней:
От жизни больше нечего мне ждать. –
Брат, герцог, подкрепитесь вместе с нами.

Преступники вы трое, и судьба,
Которой в этом мире все подвластно,
Велела ненасытной бездне моря
Извергнуть вас на сей пустынный остров:
Вы недостойны жить среди людей.
Я на безумие вас обрекаю.

Жалка отчаянность самоубийц.
Глупцы! И я, и все мои собратья –
Посланники судьбы. И ваша сталь
Могла бы точно так же ранить ветер
Иль поцарапать воду, как она
Из крыл моих пушинку вырвать может.
Неуязвимы и мои собратья.
Да вам и не поднять своих мечей.
Для вас их тяжесть стала непосильной.
Итак, я здесь, чтоб вам троим напомнить:
Вы Просперо изгнали из Милана
И отдали во власть морской стихии.
За Просперо и за его дитя
Нескорое, но тяжкое возмездье
Благие силы ниспослали вам:
По воле их на вас восстало море,
Земля и все живые существа. –
Алонзо, ты уже утратил сына.
И, сверх того, на ваших всех путях
Вас ожидают медленные муки,
Которые страшнее самой смерти.
И вас на этом острове пустынном
От моего проклятья не спасет
Ничто – одно лишь разве покаянье
И праведная жизнь!

Мой Ариэль! О, как ты был прекрасен
И вместе страшен, гарпией явившись!
Сказал ты все, что я тебе велел,
Не упустив ни слова. И другие
Помощники мои легко и живо
Сыграли им порученную роль.
И вот уже подействовали чары:
Мои враги охвачены безумьем
И власть моя над ними безгранична.
Оставлю их пока, чтоб возвратиться
К покинутому мною Фердинанду,
Которого они сочли погибшим,
И к той, что нам обоим дорога.

Что с вами, государь? О боже правый,
Куда так странно вы вперили взор?

Чудовищно! Ужасно! Мне казалось,
Что волны мне об этом говорили,
Что ветер мне свистал об этом в уши,
Что в исступленном грохоте громов
Звучало имя Просперо, как будто
Трубили трубы о моем злодействе!
За это сын мой в тине погребен.
Но хоть пришлось бы мне спуститься глубже,
Чем лот свинцовый, я его найду,
Чтобы уснуть навеки рядом с ним!

Всех дьяволов – по очереди только –
Зову на бой!

А я – твой секундант!

Все трое обезумели. Их мозг
Давно отравлен ядом преступленья.
Но лишь теперь подействовал тот яд! –
Синьоры, вы моложе и проворней,
Так поспешите же вослед безумцам,
Чтобы в своем неистовстве они
Не натворили бед.

Скорей! За мной!

Жестоко я с тобою поступил,
Но будешь ты вознагражден сторицей:
Нить жизни собственной тебе вручаю,
Все, чем живу, тебе я отдаю.
С тобою так сурово обращаясь,
Твою любовь хотел я испытать.
И выдержал ты с честью испытанье.
Прими же, друг, перед лицом небес
Мой драгоценный дар. О Фердинанд!
Не удивляйся, что горжусь я так
Своею дочерью. Ты сам увидишь,
Что все хвалы ничтожны по сравненью
С достоинствами редкими ее.

Клянусь, что в этом ни один оракул
Меня не разуверил бы!

Итак.
Бери мой дар, тобою он заслужен.
Но если ты кощунственной рукой
Ей пояс целомудрия развяжешь
До совершенья брачного обряда –
Благословен не будет ваш союз.
Тогда раздор, угрюмое презренье
И ненависть бесплодная шипами
Осыплют ваше свадебное ложе,
И оба вы отринете его.
Так охраняй же чистоту, пока
Не озарил вас светоч Гименея.

Клянусь своею жизнью и любовью,
Грядущим счастьем и потомством нашим,
Что не позволю сумраку пещер,
Уединенью и дурным внушеньям
Злых духов осквернить мои мечты,
Благоговенье переплавить в похоть.
Не омрачу тот лучезарный день,
Когда казаться будет мне, что Феб
Остановил коней на небосводе,
Что ночь внизу прикована цепями!

Такая речь мне по душе. Садись же
И побеседуй с ней. Она твоя. –
Мой Ариэль! Искусный мой помощник!