Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Ничего не осталось
между пальцами все утекло
Исчезает какая-то тень

Слышен где-то
шум шагов
Задушить надо голос надрывно и громко звучащий
Он наверное будет стонать ночь и день
Он летит все быстрей
Только вы остановите чудный порыв

О надежда и гордость моя
Ветры вас унесли подхватив
Опадала листва
в это время синицы считали
капли чистой воды
Лампы гасли и слепнули окон ряды
Нет идти слишком быстро не надо
Можно все поломать громким звуком шагов

Так далеко живу от голосов!
Гул празднеств гаснет постепенно…
Что мелет мельница, какую пену,
Когда источник плача пересох?
Как тяжко тащатся часы
По безысходным лунным побережьям…
Я тихо в тесной теплой щели сплю,
В сгиб локтя головой уткнувшись.
Кругла как мир пустыня света лампы,
Бесчеловечно время,
Ужасно время, выгнанное в ночь,
От призрачной прозрачности бокалов,
Ленивого мурлыканья уюта,
В дождь, в глину, в схватку — стиснув зубы, —
В боль старую, что у твоих корней трепещет…
Я выбрал смерть, достоинство, забвенье.
О, как я далеко, когда перебираю все, что люблю.

Движение руки
Как листьев трепетанье
И холодок с реки
И чей-то оклик дальний
В молчании густом
Где ни единой складки
Ладонь рассветных слез и отмелей перчатки
Волна тревожит гладь
Проходит борозда
И небо еле живо
Устало солнца ждать
К дороге дерево клонится вопрошая
Машина как в дыру летит за горизонт
Все стены тянутся и сохнут на ветру
И прячет под мостом лицо тропа глухая
Когда чуть слышен лес
И ночь порхает с ветки
Средь мертвенной листвы где теплится дымок
Заката спящий глаз
Последний отблеск краткий
Стальная нить небес
Роняет крик касатки

Ложной улицы во сне ли
Мнимый вижу я разрез,
Иль волхвует на панели
Ангел, явленный с небес?
Сон? Не сон? Не труден выбор;
Глянув сверху наугад,
Я обман вскрываю, ибо
Ангел должен быть горбат.

Такова, по крайней мере,
Тень его на фоне двери.

Мыльная пена.
Брызги.
Грохот.
Ярость. Взбесившейся лошади хохот,
Лошади, убегающей от брадобрея…

Руки — настурции в пламени жарком,
Кровь голубицы, бледные лица
Мумий. Последний залп батареи.

И адмирал, на мостике стоя,
Медленно опускается, как занавес в театре,
И берег аплодирует, вдали чернея.

Там, где грязь и крапива вокруг,
Из засады выскочив вдруг,
Для цирка украла цыганка
Графского сына из замка.

В то время как скорбно и пылко,
Обезумев, звала его мать,
Под самым куполом цирка
Ребенок учился летать.

Взлететь может каждый, кто хочет,
Цирк — огромный бумажный змей,
И летают под куполом ночи
Циркачи, что крадут детей.

Эти воры имеют крылья,
Эти воры научат вмиг
Улететь за холмы, что скрыли
Материнский тоскующий крик.

«О дитя, мое сердце разбито!
О, вернись под родительский кров!»
Он не слышит. Он с аппетитом
Уплетает похлебку воров.

Сон подполз с воровской сноровкой,
Оглушил, словно горечь вина,
Голова рядом с миской похлебки
Катится в море сна.

Сон летать приучает его,
Он не видит во сне ничего,
Только статуи видит, что сами
Ввысь взлетают, взмахнув руками.

Актер в последний раз ногою бьет о пол,
Актер один. Напряжены все нервы.
Родятся в нем слова, и шлем на них Минервы,
Когда они должны покинуть горла ствол.

Актер скользит с небес. Из люка возникает.
Весь выпачкан актер: он кровь свою теряет,
Затем что каждый день он умирает вновь,
Теряя белую и золотую кровь.

Кровь белая течет из головы актера,
Кровь золотую надо зачерпнуть,
А красная ему прочерчивает путь,
В конце которого ждет смерть с ним разговора.

Актер кричит, в движенье приведен
Прикованным к нему тысячеглазым залом;
Когда актер пронзен лучом или кинжалом,
Богам бросает вызов он.

Сбежал бы прочь актер. Не смеет. Акт за актом
Идет за драмой он, иного нет пути:
Подмостки не дают спасенья обрести,
Чудовищным он связан с ними пактом.

Актер выходит кланяться. Ну что ж…
Партер потрескивает хворостом ладоней,
Покуда занавес, как гильотины нож,
Не срубит голову, склоненную в поклоне.

И вот уж царственная эта голова
Среди следов кровавых ищет тело;
Все рушится вокруг, и ни к чему слова:
Теперь уж машинист здесь примется за дело.

И публика спешит уйти. В ней нет любви,
Одно желание — спастись от катастрофы…
А завтра снова день. Вставай, актер, живи!
И сердце подготовь для завтрашней голгофы.

В морях без волн устав бродить бесцельно
В день без зари на корабле без рей
В порт Иоанн заходит Безземельный
И в дом без стен стучит и без дверей

Он на безногой узнает кровати
С беззубым гребнем женский силуэт
Рот без лица без шепота объятья
И без любви — грошовой страсти бред

Он узнает безносые буксиры
Галеры без единого весла
Без женщин тротуары без трактиров
Дворы и ночи напролет без сна

Но сестры вслед не вымолвят ни слова
И не прильнет бледнея мать к окну
Трава не дрогнет у крыльца родного
Что за страна в беспамятном плену?

Из родника он горсть воды сладимой
В сад бездыханный как благую весть
Печальной девушке несет от нестерпимой
Любви к нему повесившейся здесь

Что за бульвар без идолов витринных?
Без томных вздохов сумеречный свод?
Фонарь истлевший в лапах паутины?
Часы где время заживо гниет?

К чему все эти лихтеры тартаны[224]
Где жесть без олова загоны без скота
Мешки без риса танцы без гитаны
Без вкуса хлеб распятья без Христа?

Что значат эти шлюпки в мертвой спячке
Причал без сходней ящики горой
Без дна и эти доки без горячки?
Лишь море ходит в гавани пустой!

Какую же таят они угрозу
Бездымный порт бесследная земля?
Что за маяк безблагодатный?
Что за Скиталец без ветрил и без руля?