Николай Векшин - Полёт шмеля (сборник)
Любопытный цыплёнок
Цыпленок тоненько пропищал:
– Мам, а я когда вырасту, то буду такой же большой, как ты?
– Да, мой малыш, – ласково ответила курица.
– И когда я буду большой, то тоже буду высиживать яйца и растить цыплят?
– М-м-м… Не совсем так, мой милый. Ты ведь петушок.
– Пе-ту-шок?
– Да, мой дорогой. Петушок это тот, кто никогда не станет курицей.
– Значит, я буду петухом?
– Между прочим, вон тот величественный разноцветный петух, окруженный хороводом кудахчущих дур, это твой папа.
– Между прочим?
– Ну да, папой он стал действительно между прочим.
– И я, когда вырасту петухом, как папа, то тоже буду звать всех к себе, если найду зернышко или червячка?
– Да, ты будешь такой же благородный и всеми любимый.
– Мамуль, а соседский утенок крякал, что вот сейчас мы едим червяков, а когда вырастем, состаримся и умрем, то они будут есть нас.
Курица на секунду замялась и сердито ответила:
– У него не совсем точные сведения. Родители мало занимаются его воспитанием. Вот он и мелет всякую чушь.
– Мамочка, а что же тогда будет?
Курица снова было немного помялась, но сказала с пафосом:
– Будет праздник!
– Праздник?
– Праздник это когда собирается много людей и они все дружно и весело садятся за праздничный стол.
– А мы?
– М-м-м… нас приносят на стол, – аккуратно подбирая слова, пояснила мама.
– Почему на стол?
– Потому что это самое почетное место. И все на нас смотрят и восхищаются.
– А потом?
Курица некоторое время молчала, но затем нашлась:
– Потом мы попадаем в курай.
– Ку-рай?
– Это куриный рай. Там много навоза и червячков.
– Ура! Значит, когда я стану петухом, то потом тоже обязательно попаду в курай! Мамочка, а почему ты плачешь?
А чтоб тебе!
Когда дочка была маленькая, она однажды напросилась со мной на охоту. Я пытался отговорить семилетнюю девицу, но она, надув губки и наморщив лобик, упрямо стояла на своём, напористо повторяя: «Папочка, я уже большая, большая, большая…!».
Железный аргумент. Пришлось взять.
Рано утром, еще затемно, пошли с ней к реке.
«Папуль! Так темно! Мне страшно!»
«А чтоб тебе!», – подумал я, а вслух сказал: «Ничего, доченька, скоро рассветет. Шагай быстрей, а то утки все улетят».
Она была сонная, и ноги у нее заплетались. «А чтоб тебе!», – подумал я и посадил дочку себе на шею, подвинув на спине увесистый рюкзак. Вес взят.
На берегу я ссадил ее и стал доставать из чехла ружье.
«Пап, мне холодно!», – поёжилась дочка.
«А чтоб тебе!», – подумал я, снял с себя куртку и стал укутывать девчушку поплотней. Да, холодок-то теперь почувствовался.
«Папик, я кушать хочу», – тут же заявила эта пигалица.
«А чтоб тебе!», – подумал я и стал вынимать из рюкзака бутерброды и термос.
В это время, слышу, над головой характерный свист. Стая уток пронеслась. «А чтоб тебе!», – подумал я и с тоской поглядел им вслед.
Дочка начала было жевать бутерброд, но уронила его. «А чтоб тебе!», – подумал я, поднял бутерброд, отряхнул от травы и дал ей.
«Он грязный!», – резонно заметила она.
«А чтоб тебе!», – подумал я, но, сохраняя терпение, вытащил из пакета кусок колбасы.
«Не хочу колбасу», – обиженно заявила эта вредина. «А чтоб тебе!», – подумал я и сунул ей яблоко.
Она начала хрустеть и чавкать.
В это время вижу – летят… Приготовился, вскинул ружье. И тут она дергает меня за рукав: «Пап, я писать хочу».
А чтоб тебе! Все равно стреляю. Бабах!.. Мимо! Вот невезуха!
И тут слышу тихоненькое поскуливание. Смотрю, малышка стоит, испуганно заткнув уши. Колготки мокрые. Это она так отреагировала, когда бабахнуло. А переодеть-то её не во что. Запасных колготок нет.
«А чтоб тебе!», – в сердцах чуть не воскликнул я вслух. Сложил ружье, засунул в чехол, собрал рюкзак и, мысленно чертыхаясь, потопал с дочкой домой, посадив её на себя и явственно ощущая при этом на шее противную мокроту, отнюдь не благоухающую…
Когда вернулись, она переоделась в сухие колготки и крепко меня обняла: «Папочка, я тебя так люблю!..».
И я почувствовал, что возьму её с собой снова.
Почта насекомых (фельетон)
В одном царстве-государстве насекомых жил да был Муравей. И захотелось ему отправить предпраздничный гостинец приятелю из другого, дальнего, муравейника. Пошел он на царскую насекомую почту. А там – перерыв, как раз с 13–00 до 14–00 – в то самое обеденное время Муравья, в которое он сумел отлучиться со своего рабочего места. «Ладно, приду-ка я после работы», – решил он.
Так и сделал. Пришел в 17–00. Видит: три окошка и у каждого – длинная очередь. «К которому окошку становиться?», – попытался было спросить Муравей у симпатичной Мухи из первого окошка. «Вы что, гражданин, лезете? Не видите, я занята: клиента обслуживаю!», – гордо ответила Муха, и Муравью показалось, что она стала менее симпатичной. Тут из второй очереди Божья Коровка посоветовала: «Занимайте за мной! Здесь очередь самая короткая». Муравей пристроился за советчицей и стал терпеливо ждать.
Через полчаса настал его час. Муравей радостно сунулся в окошко, но оно вдруг захлопнулось перед самыми его усиками. «Ай, откройте, пожалуйста!», – воскликнул удивленный Муравей. «Вы что – читать не умеете? – устало прожужжала тощая, замотанная, бледная Муха, – технический перерыв!». И действительно, около окошка висело объявление, что с 17–30 до 17–45, а также с 10–00 до 10–15, а также с 11–15 до 11–30, а также с 12–00 до 12–15, а также с 14–30 до 14–45, а также с 16–20 до 16–35 – технические перерывы.
Вздохнул Муравей и стал ждать. Ну, что такое какие-то там жалкие 15 минут, по сравнению с обеденным перерывом!
Вот открылось окошко. Муравей подал Мухе свой увесистый гостинец для приятеля. А Муха и говорит: «Я посылки тут не принимаю; только бандероли. Вам надо в другое окошко».
Огорчился наш неудачник, но встал в третью очередь. Долго-долго дожидался, но дождался. И опять окошко захлопнулось прямо перед усиками! Вот незадача! Оказывается, тут тоже – технические перерывы, но совсем в другое время, чем в первом и втором окошках. С ума сойти. «Интересно, а почему у них обед синхронный, а технические перерывы не синхронные?», – подумал Муравей, но не осмелился свой вопрос озвучить.
Наконец, окошко распахнулось. И оттуда сонная осенняя Муха лениво протянула: «В таком пакетике отправлять нельзя. Надо в коробке». «Конечно, давайте отправим в коробке», – радостно согласился Муравей. «А коробок нет», – отрезала Муха, сладко зевая. «Как это нет?! И почему?!», – удивился клиент. «Не привезли пока. На следующей неделе обещались», – разъяснила Муха. «Так что ж – целую неделю ничего отправить нельзя?!», – снова удивился Муравей. На что Муха терпеливо сказала: «Идите-идите, гражданин, не задерживайте очередь».
Унылый Муравей побрел было на выход. Но в углу почты, у выходной двери, узрел целую свалку пустых выкинутых коробок! Вот повезло-то! Схватил коробку нужного размера, положил туда гостинец, надписал адрес, встал в очередь. Дождался. А ему и говорят: «После 19–00 посылки не принимаются!» «Почему? Ведь почта-то по расписанию открыта до 20–00?». «А потому! Работы много», – веско возразила одна из приемщиц. «Изрядный аргумент», – признал мысленно клиент.
И пришел он назавтра (отпросился с трудом у царицы Муравьихи в рабочий период, в нужное время). Отстоял. Сунул коробку в окошко. «Погодите, у меня компьютер завис», – жалобно попросила едва живая вымотанная Муха с тёмными кругами под выразительными глазами.
Долго ли коротко ли ждала очередь, пока комп развиснет, но тут подошел Богомол, благостно перекрестил комп, и тот снова ожил. Очередь дружно воскликнула: «Спаси Бо!».
Муравей подал коробку. «Мы в таких не берём», – отказала приёмщица. «В каких – таких?», – не понял Муравей. «Бывших в употреблении. На них разные старые адреса написаны». «А если их стереть?». «Ну, идите домой и трите», – согласилась Муха. Тут Кузнечик, стоящий сзади, посоветовал Муравью: «Можно коробку снаружи в бумагу завернуть». Гениально! «Заверните мне, пожалуйста, в бумагу», – обрадовано попросил приемщицу клиент. «А бумаги, к сожалению, нет», – привычно протянула она.
Побрел Муравей домой. Нашел кусок бумаги поярче и завернул в него коробку. И назавтра снова отправился на почту. Разместился в очередь. Подождал. Подал. А Муха возмутилась: «Ох, господи! Что вы всё ходите-ходите, а коробку в нормальную бумагу завернуть не можете!?». «А в какую это – нормальную?», – поинтересовался Муравей. «Ну, не в цветную же! Яркая бумага отвлекает взор; да и адрес на ней плохо виден», – терпеливо пояснила приемщица. «А в какого цвета надо?» – «Как бы Вам объяснить… Цвет должен быть любимый мухами». – «Как цвет мёда?» – «Нет, мёд это скорее у пчёл. А мы предпочитаем… Ну, сами знаете…» «А!», – догадался, наконец, недогадливый клиент.
Побежал к ближайшей мусорной куче и нашел-таки бумагу нужного цвета. Завернул. Принес на почту. Отстоял. Отдал посылку. Зеленая лупоглазая Муха сосредоточенно повертела её в лапках и со вздохом вернула: «Марок у нас сейчас нет. На той неделе, может, будут». «Да что ж это такое! Ничего у вас нет!», – возмутился было Муравей. «А Вы, усатое насекомое, на нас не кричите! И не таких видали», – агрессивно прожужжала Муха. «А книга жалоб у Вас есть?», – набрался нахальства обиженный клиент. Приемщица смерила его оценивающим вытаращенным взглядом и ткнула пальцем в какое-то объявление около окошка: «Вот номер телефона отдела претензий. Звоните. Если дозвонитесь, конечно». Муравей схватил было у Мухи со стола телефонную трубку, но получил удар по лапке: «Эй, нельзя! Это почтовый телефон! Звоните со своего».
