Борис Божнев - Элегия эллическая. Избранные стихотворения

Нет ничего в таинственном набеге,
Есть только он – таинственный набег…
За альфой альфа с пеною омеги
Безбрежностью заканчивает брег

И начинают вновь на нем безбрежность…
Соленую отчизну нежных бурь
Навеки покидает безмятежность…
Нет ничего и значит все – лазурь…

Страна, не знающая снега.
Нехристианская страна.
Сияющей суровой неги
Не все достойны племена.

Стихающий злобно сменяет того, что неистов
Так правит династия вселеденящих Ветров…
Но нет ей ни грома, душе моей бедной, ни свиста
Ей слышится эхо замерзшее пламенных слов…

Оглядываемся назад…
Зачем, зачем мы поглядели…
Двойной и гармоничный гад
Иль ангельские параллели…

Как дико, страшно… Вновь по первопутку
Такому… Что за древность он отверз…
Как ежели б… Отрепьев… в стыдь… малюткой…
Под звездами… во пеленах… замерз…

Червь солнечный подтачивает лед, –
Есть подземелья червь, есть – поднебесья.
И в диком холоде созревший плод
Гниет под пение Христос Воскресе…

Что снежных тел, легчайших тел есть мера –
Сад занесенный, крыша иль сугроб?..
Не ведаю… В ком не угасла вера,
Тот Воскресенья измеряет гроб…

В снегу стоит повозка золотая…
О, почему она в снегу стоит,
Таинственно и сладостно блистая,
О, почему в снегу она блестит…

Сперва — пейзаж… Затем в твоих руках
Он превратился в снежную фигуру…
Потом ее ты обращаешь в прах…
И вновь пейзаж… И вновь творишь Лауру…

Природы клавиши — как молчаливо —
Как глубоко — лежат у наших ног, —
Их можно сжать в гармонии комок
И бросить в грудь гармонии счастливой…

Помнишь то серебро, столь бесценное, столь без отдачи,
Что его уступал за пустырь занесенный овраг,
Для себя оставляя лишь тьму заколоченной дачи,
И летевший навстречу очами сверкающий мрак…

Лететь стрелой мимо Иглы –
Души смертельная веселость.
С грядущим через холод мглы
Уже делить медвежью полость…

На бедный полутемный петербургский двор
Нисходит медленно блистательный Снег I…
Вершина власти не вершина гордых гор.
А нищета, а эта банка от консервов…

О, анданте
Белых нот
Музыканту
На енот…

Идущий снег всегда восточней сердца…
Внемирен он как наземь упадет…
Пред взором мысленным единоверца
Сошествие ненарушимых нот…

Какой покой. Классическая нега…
Сверкает эхо… Тишина
Ничем ненарушаемого снега…
И лира звуков лишена…

Гуляю… Двадцать градусов мороза…
О, пламенность понять я не могу
Шипов холодных леденящей розы…
О нет, я понимаю, нет, я лгу…

Сложив в колчан Его скалы
Тугозамерзшие болота.
Зовет Диана к чаще мглы
Собачий холод нм охоту…

Здесь слышно – «в ухо дербалызни».
Там мочится в сиянье шкет…
О, скованной морозной жизни
Свободный страшный этикет…

Вотще леонтьевский мороз,
Что жандармерия нагрянет, —
Свобода отморозить нос –
Тереть — не может — снегом станет…

Смешалось все — и птица, и скотина,
Вот с перьями павлиньими ямщик,
Вот сани с шеей гордо-лебединой,
Вот птица важная — злой временщик.

Из санкт-трубы восходит санкт-дымок,
Санкт-голуби гуляют по санкт-крыше…
Снег выпал, как молчанья эпилог,
Но я уже пролог сверканья слышу…

Прибавился сияющий этажик
На всех лачугах и на всех домах,
А жизнь в них продолжается все та же:
Светло в природе, но темно в умах…

Перебирая вожжи, словно струны,
Чаруя лошадей,
В волшебной тишине, в сияньи лунном
Поет ямщик — Орфей…

Ночь лунная… Я вышел на крыльцо…
Мороз… Собачий лай, далекий, слабый…
Волшебный час… О дивное лицо
Сверкающей и юной снежной бабы…

Пустырь, сугробы… Дом… И снова пусто…
С заборами проломов длинный ряд…
Как выспренно, как дивно в захолустьи
Миры красот божественных блестят!..

Двудымного лебедя порозовевшая Леда
Свиваясь в лобзаниях стелится в полукольце…
Светлеющим сердцем вникая в запрет Архимеда,
Над снегом нетронутым варвар стоит на крыльце…

Религиозная зима
В трех лошадях, как Бог — в трех лицах…
Не дело нашего ума —
Благовествуя, тройка мчится…

Ничем незаметно оно, и птицы минуют напевом,
Листву некрасивую осень с небрежностью золотит,
Но грянет мороз — и, небес генеалогическим древом
Величественно сверкая, оно горделиво стоит…

…Уж вырублена прорубь для наяд…
Чем больше лед, чем шире вырубаешь,
Тем все мрачней леса вокруг стоят,
Вокруг того, что к жизни призываешь…

Христос родился. Мы срубили маленькую елку.
И сразу нужен стал – чтобы ее поставить – крест…
Темно… В твоей руке – топор, в моей руке – двухстволка…
Скорей, мой друг, скорей уйдем от этих страшных мест…

Кентавр в Россию забежал,
Гонимый злобными богами,
И разрыдался над снегами —
Он путь на родину держал…

Сиянье звездное заносит млечностью…
Все утолщается покров бесплотности…
Суров брюхатости пейзаж отеческий,
Растущий медленно из мимолетности…

«Христос Воскрес. Христос Воскрес», –
В церквах народ поет…
Все ожило — поля и лес,
Но умирает лед…

Чудо — над моим стихотвореньем
Три снежинки начали блестеть…
Не растают до конца творенья,
К людям не успеют долететь.

Лоб Клеопатры был твоим бесчестьем, —
Не Индия, где снег в цветах мечты, —
А дивный лоб — мерцающая вместе
Со смуглостью вся бледность красоты…

Снег шепчет – «нежность, нежность, нежность, нежность»…
Но нежность шепчет – «снег, быть может, снег»…
Она похолодеет неизбежно…
А он, увы, дождется вешних нег…

Когда замерзнут клавиши твои,
Наденет эхо теплые перчатки,
И будет вновь его мизинец сладкий
Нам повторять беспесенность любви…

Снежков златистых тайную прохладу
До сердца охладевшего добрось –
Друг в друга с чудною отрадой
Бросаем листьев полумертвых горсть.

Был ручеек и грязен, и невзрачен.
И неглубок, и узок, и речист,
А стал непроницаемо-прозрачен,
Зеркально-молчалив, хрустально-чист…

Ты, как Атлантида, провалишься ночью морозной
В подснежную бездну над хаосом крепким корней,
По пояс ушедший в Природу связующей розни
Меж телом и духом, и царством бесплотных теней…

«Смертию смерть поправ
И сущим»…
Лед загремел, прервав
Поющих…

В паденьи снега видит человек –
Век XVIII-ый пейзажа переходит
В XVII-ый, и далее идет в Природу –
В XVI-ый глубокоснежный век…

Шапки горят, в снегу,
И шубы…
Ворами нареку
Гекубы…

Уж мечут копыта последнюю дикую сдачу,
Крошится и прахом взвивается страшный мелок…
И синяя сетка становится сетью рыбачьей,
На запад летит не летевший на запад восток…

Зачарованье лунатичных троек
У края ночи, лунности концов…
Со звездами прощанье бубенцов…
Небесного начало неземное…

Как бы океан сказал – «Христос»,
То в тот же век он стал бы льдом и снегом…
Но с пеною венериной хаос
Молчит, увенчанный терновым брегом…

Среди моей коллекции полотен
Ни на одном нет снега Твоего…
А полотно само! А дух из плоти!
Основа белоснежная всего!..

Нет, — ветки нет первой, есть первая только игрушка –
Ведь первая нитка не знает последней иглы,
И целой не хватит ни черной, ни белой катушки,
Чтоб ветку украсить последней игрушкою мглы…

Душа стояла с бедным опахалом
Над снегом, как любимая раба…
Она ему блаженство навевала…
Предсмертный пот с ее струится лба…

Я весь изошел состраданием верным и нежным
К двум людям, к двум веткам, к двум сильным, к двум слабым сердцам…
Покровом нетронутым, ненарушаемо-снежным
Я только схожу на крыльцо, но не приближаюсь к крыльцам…

Плечо всегда немного одиноко, –
На нем лежит всегда незримый снег…
Не оттого, что так оно высоко,
А оттого, что низок человек…

России мертвенная бледность,
Ее недышащая грудь…
Впрягайся в сани, Всадник Медный…