Владимир Солоухин - Стихотворения
Сто раз я видел море на картинах,
А толку ни на грош.
Где запах моря?
Где бархатная ласковость его?
Где мощь его, когда волну прибоя,
Сто тысяч тонн дрожащей синевы,
Она поднимет кверху, как в ладонях,
И понесет,
И выплеснет на берег,
И с ног сшибет, и в пене погребет…
Где соль его?
Итак, долой картины!
Долой
На дождь гляденье из окна!
Жить надо всем.
Глазами жить — убого.
Жить надо кожей, ртом, и нервом каждым,
И каждой клеткой, что пока жива,
Пока способна слышать влагу моря.
Жить надо всем.
Уже дождя мне мало.
Я в сад бегу, и тонкие деревья —
Рябину,
Вишенье,
Цветущую сирень —
Стряхаю на себя, усиливая дождь.
Деревьев мало мне!
Пульсируя упруго,
То льющаяся в звонкое ведерко,
То ветром относимая капель
Мне рушится на голову и плечи.
Капель, даешь капель!
Она мне заливает
Глаза, и нос, и рот,
Глаза, и нос, и рот…
Но сквозь капель я все-таки хватаю,
Вдыхаю, как могу лишь, глубоко
Дождем промытый, пахнущий сиренью
И чуточку железом ржавой крыши
(Ведь все же с крыши падает капель)
Большой
Земного воздуха глоток.
1960
КАК ВЫПИТЬ СОЛНЦЕ
Профаны,
Прежде чем съесть гранат,
Режут его ножом.
Гранатовый сок по ножу течет,
На тарелке красная лужица.
Мы
Гранатовый сок бережем.
Обтянутый желтою кожурой,
Огромный,
Похожий на солнце плод
В ладонях медленно кружится,
Обсмотришь его со всех сторон:
Везде ль кожура цела.
А пальцы уж слышат сквозь кожуру
Зерна —
Нежные, крупные,
Нажмешь легонько
(Багряна мгла!),
Кровью брызнули три зерна
(Впрочем, брызгаться тесно там —
Глухо и сочно хрупнули).
Теперь осторожно мы мнем и мнем
Зерна за рядом ряд.
Струи толкутся под кожурой,
Ходят, переливаются.
Стал упругим,
Стал мягким жесткий гранат.
Все тише, все чутче ладони рук:
Надо следить, чтоб не лопнул вдруг —
Это с гранатом случается.
Терпенье и нежность — прежде всего!
Верхние зерна — что?!
Надо зерна
Суметь
Достать в глубине,
В середине размять их здорово…
И прокусить кожуру,
И ртом
Глотками сосущими пить потом,
В небо подняв драгоценный плод
И
Запрокинув голову!
1960
ПОЛЕТЫ
Летаем мы во сне. Я говорю
Про ощущенье сладкое полета.
Конечно, современный самолет
Поднимет вас на десять тысяч метров
И тотчас унесет куда-нибудь
В Ташкент, в Пекин, в Сахару, в Антарктиду…
Но это все — езда, а не полет.
Вы в мягком кресле. Лампочка над вами.
В руках журнал, к примеру, «Огонек».
Вам девушка приносит на подносе
Лимон и чай. И кучу леденцов
На случай, если вскорости начнутся
Воздушные ухабы. Все предметы,
Что окружают вас, вполне спокойны
И неподвижны…
Где же тут полет?
Я помню, в юности, когда я жил в деревне,
Ходили мы за вениками в лес.
Сейчас найдешь березу постройнее,
Повыше,
Поупружистей,
Погибче,
Чтобы вполне ладони обхватили
Ее, как тело, розоватый ствол.
Сначала сучьев нет. И по стволу,
Подошвами босыми упираясь,
С коры стирая белую пыльцу,
До онеменья натруждая руки,
Стремишься вверх, где жесткой нет опоры,
А только зыбкость,
Только синева,
Что медленно колышется вокруг.
Тогда опустишь ноги
И повиснешь,
Руками ухватившись за верхушку,
И длинная, упругая береза
Начнет сгибаться медленно к земле.
Там было ощущение полета!
Пусть десять метров, пусть одно мгновенье,
И вот уж я валяюсь на траве,
Березу все из рук не выпуская,
Лицо уткнувши в нежную листву.
Хочу и отпущу.
Она обратно
Стрельнет стремглав и гордо отряхнется,
Как если бы обидевшись чуть-чуть…
Что ж приближает нас всего полнее
К полету птицы?
Белый склон горы.
Сверкает снег. Кусты внизу по речке
Игрушечными кажутся отсюда.
Я чувствую,
Как много между мною
И ими, там стоящими внизу,
Морозного прозрачного пространства.
Как много просто воздуха меж нами,
Через который надо пролететь.
И я лечу.
Я ничего не помню,
Как было там, на середине склона,
Как было там, на самой крутизне.
Но ветер, пробивая толстый свитер,
По телу разливается прохладой,
Потом срывает шапку и бросает
Ее в сугроб. И слезы высекает
Из глаз, смотрящих ветру вопреки…
Стою внизу.
И вот уж нет полета,
Хотя еще дрожат слегка колени.
Что ж это было?
Что же это было?
Как сладко! Как протяжно! Как свободно!
Почти как птица. Или как во сне.
1960
В УЗЕЛ СВЯЗАНЫ НИТИ
Вы проходите мимо слона?
Подождите.
Рассмотрите вплотную это чудо, увиденное наяву.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… он берет траву,
Сочную (после дождя) или пыльную (лишь бы еда),
Свежей воды добавляет из близ текущей реки
(Впрочем, может из лужи браться слоном вода),
Все смешает потом
И спит себе в холодочке
С набитым травой и водой животом,
Там, где тропиков солнце леса пробивает вкось.
Это кажется только, что спит, а на самом-то деле
Из зеленой, мягкой травы
(Вы подумайте только — из мягкой травы)
Без особых усилий (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?
Где приборы?
Где задумчивость профессорской головы?)
Создает слоновую кость!
Вы-ра-ба-ты-вает слоновую кость,
Тяжелую, плотную, желтую, с глянцевым блеском
Из мягкой, совсем не похожей на кость травы!
Вы проходите мимо цветка?
Наклонитесь,
Поглядите на чудо,
Которое видеть вы раньше нигде не могли.
Он умеет такое, что никто на земле не умеет.
Например… Он берет крупинку мягкой черной земли.
Затем он берет дождя дождинку,
И воздуха голубой лоскуток,
И лучик, солнышком пролитой.
Все смешает потом (но где?!)
(Где пробирок, и колб, и спиртовок ряды?),
И вот из одной и той же черного цвета земли
Он то красный, то синий, то сиреневый, то золотой!
Мало этого! Семечко сделает он
Из земли, из воздуха и воды.
Такое, что взять-то никак не возьмешь.
Раскусишь, поищешь — ничего не найдешь.
А между тем все заранее спрятано там,
Что присуще живым цветущим цветам:
И корни, и стебель, и лепестки
(И краска припрятана для лепестков),
И способность вырасти именно возле реки
Или именно вдалеке от ее берегов!
Вы проходите мимо прохожих людей,
Их расталкивая на тротуаре?
Остановитесь!
Поглядите на чудо
Из всех возможных и сущих чудес.
Человек,
Он умеет такое, что никто на земле не умеет,
Например… он берет говяжьего мяса кусок,
И луку пучок
(Иль иное земное растенье),
И воду берет, и воздуха светлый глоток,
И рыбу, и дыню, и свеклу, и грецкий орех,
Бездумно берет, безотчетно берет, наудачу.
И вдруг
Из всего, что взял,
Что вдохнул, и выпил, и съел…
Слово человеческое создает!
И загадку,
И песню,
И смех (человеческий смех!),
И а-риф-ме-ти-ческую задачу!
Так разве же можно подойти и ударить его по голове?
Подойти и отнять кусок хлеба?
Не дать ему воздуха или воды?
Или солнца, солнца ему не дать?!
(Подозреваю, что именно из солнца
Сотворяется в человеке смех.)
Подумайте. Повремените.
В нем,
В одном человеке (если только он человек)
Прошедших туманных веков
И грядущих туманных веков
В узел связаны нити, —
Не оборвите!
1960
ГОЛОВА
В пыли, перед нашим домом,
Валяется птичья голова.
Совершенно ненужный предмет.
Я шел и почти наступил на нее,
Но с брезгливостью ногу отдернул
И палкой
Кровавый комочек
Отбросил поближе к помойке.
Ибо именно там ее место…
Именно там? Ты уверен?
Жара… Мозг, наверное, уж стал высыхать.
Сколько сот миллионов столетий
Вся природа,
Все лучшие,
Все кропотливые силы земли
